В ночь со 2 на 3 февраля 1945 года в бараке № 20 нацистского концлагеря Маутхаузен никто не спал: все 600 смертников ждали, когда уснут «капо» – служащие вспомогательной полиции концлагеря, которые спали в отдельной комнате рядом с бараком.
«Капошников» было четверо: три поляка и один голландец, физически крепкие и рослые, любившие избивать деревянными дубинками пленных советских офицеров.
Но теперь их ждало возмездие.
Один из чудом выживших узников Маутхаузена вспоминал, что, как только «капо» уснули, сотня узников набросились на «капошников». Одни держали их за руки и за ноги, другие яростно сжимали горло иссохшими слабыми ручонками.
Как только «капошники» затихли, сотни шатающихся от голода людей пошли на штурм пулемётных вышек и проволочных стен самого страшного концлагеря в мире.
* * *
Городок Маутхаузен расположен всего в двух десятках километрах от чудесного города Линц – несостоявшейся столицы Австрии. Местность тут самая живописная: кругом зелёные луга и тенистые дубравы, речки с кристально-прозрачной водой и деревушки с игрушечными домиками. А на вершине огромного холма романтично расположилась тяжёлая каменная стена, похожая на гигантские ворота какого-то средневекового замка. Но только это вовсе не замок. Это останки одного из самых больших концентрационных лагерей нацистов в Европе, название которого для миллионов людей прочно ассоциируется с настоящим адом на земле: Маутхаузен.
Соседство Линца и концлагеря не случайно: после аншлюса Австрии фюрер распорядился перенести столицу новой провинции Рейха из ненавистной ему космополитной Вены в тихий Линц, на месте которого должен был возникнуть образцовый город «прекрасной Великой Германии будущего».
Для грандиозного проекта имперского мегаполиса нужно было колоссальное количество гранита. Именно ради этой цели и было решено бросить заключённых на разработку гранитных карьеров возле Маутхазена. Интересно, что это был первый частный концлагерь в Германии: каменоломни были выкуплены частной компанией DEST, в составе акционеров которой были Дрезднер-Банк, Эскомпте-Бан из Праги, Инвестиционный фонд Рейнхарда (который занимался реализацией конфискованного у евреев имущества). Руководители DEST и заключили коммерческий договор с СС (организация, запрещённая на территории России), и в 1938 году в Маутхаузен из концлагеря Дахау прибыла первая партия заключённых для строительства нового грандиозного комплекса.
Кстати, первыми узниками Маутхаузена и Дахау были вовсе не евреи, а этнические немцы: коммунисты, политические неблагонадежные анархисты, баптисты, наконец, просто уголовники, признанные «неисправимыми». Лагерю была присвоена категория III класса. По правилам Третьего рейха, в таких лагерях содержались люди, признанные неспособными к исправлению, то есть смертники – расходный материал, который администрация лагеря могла использовать по своему устроению. Потом сюда пошли евреи, военнопленные европейских стран и, наконец, советские военнопленные: каменоломни требовали непрерывного притока новой рабочей силы.
Правда, к тому времени Маутхаузен из лагеря при каменоломне превратился в своего рода административный центр, которому подчинялись 49 филиалов при каменоломнях, разбросанных по всей округе. Здесь распределяли новых заключённых по филиалам, сюда же для уничтожения и возвращали людей, более не пригодных к работам из-за крайнего измождения или болезни.
* * *
Печальная «достопримечательность» Маутхаузена – это «Лестница смерти» из 186 ступеней, по которой узники носили тяжёлые каменные блоки весом более 50 килограммов.
Французский писатель Кристиан Бернадек, прошедший через ад в Маутхаузене, позже вспоминал: «Посещающие карьер Маутхаузена сегодня не видят той же самой картины, так как ступени были отреставрированы – реальная лестница не была зацементирована. Это были просто вырезанные в глине ступени, неравные по размерам, скользкие и практически не пригодные для подъёма, а уж тем более для спуска. Заключённых заставляли двигаться очень быстро, из-за чего многие падали и роняли свой груз, вызывая ужасающую цепную реакцию с падающими друг на друга заключёнными вниз по лестнице. Тяжёлые камни наносили непоправимые увечья, отчего люди погибали прямо на лестнице... В день необходимо было сделать 8–10 таких ходок без секундного отдыха.
Если заключённый выбирал слишком маленький камень (по оценке надсмотрщика), его попросту убивали. Происходило это на краю утёса под названием «Стена парашютистов», куда заключённых выстраивали в очередь. Под дулом пистолета у каждого заключённого было два варианта: либо быть застреленным, либо столкнуть с утёса стоящего перед ним узника и попытаться выжить. Некоторые заключённые не выдерживали и сами прыгали вниз с утёса...»
* * *
Летом 1944 года в Маутхаузене появился блок № 20 для содержания советских военнопленных офицеров, которые были склонны к неповиновению лагерной администрации и большевистской пропаганде среди заключённых. В сопроводительных документах каждого из них стояла буква «К», означавшая, что заключённый подлежит ликвидации в самые короткие сроки. Поэтому прибывших в 20-й блок даже не клеймили, поскольку срок жизни заключённого здесь не превышал нескольких недель.
Это был своего рода лагерь в лагере, отделённый от общей территории забором высотой 2,5 метра, по верху которого шла колючая проволока, находящаяся под током. Внутри – один барак: 50 метров в длину, 7 в ширину. Здесь размещалось 1 800 человек: в бараке не было нар, люди спали на полу друг на друге в три-четыре слоя...
По периметру стояли три вышки с пулемётами. Очень скоро 20-й блок получил мрачную славу «Блока смерти».
Испанский заключённый Франсуа Буа рассказывал на Нюрнбергском процессе: «Это был как бы внутренний лагерь. В нём находились русские, которые получали менее одной четвёртой того рациона пищи, который получали мы. У них не было ни ложек, ни тарелок. Из котлов им выбрасывали испорченную пищу прямо на снег и выжидали, когда она начинала леденеть. Тогда русским приказывали бросаться на пищу...»
Скудость рациона объяснялась просто: «смертников» не выгоняли на работу в каменоломню. В «блоке № 20» была открыта эсэсовская школа для надзирателей: надзиратели из других лагерей приезжали сюда для «повышения квалификации». Военнопленные в этой школе зверств выполняли роль живых манекенов, на которых садисты отрабатывали все виды пыток и убийств.
Например, на крючьях, вбитых в стену, узников подвешивали на ремнях, чтобы посчитать, сколько продержатся без воздуха.
Несчастных били током, травили газом и обливали на морозе ледяной водой.
Остальные в это время целый день занимались «физическими упражнениями» – безостановочно бегали вокруг блока или ползали. Отстающих эсэсовцы забивали дубинками насмерть.
Всего за 10 месяцев существования блока «смертников» было уничтожено не менее 6 тысяч человек. Но именно эти «живые мертвецы» совершили то, что больше не удалось никому в кровавой истории Маутхаузена.
* * *
Организатором заговора стал подполковник Николай Власов – герой Советского Союза, лётчик, который был сбит и взят в плен в 1943 году. На его счету было три попытки побега из лагеря, пока его не отправили в «блок № 20».
Но и здесь он встретил единомышленников. Сегодня нам известно только несколько имён. Ему помогали командир 306-й Краснознамённой штурмовой авиационной дивизии подполковник Александр Исупов, за голову которого в люфтваффе была назначена награда; полковник Кирилл Чубченков, о лётных подвигах ходили легенды; лётчик-штурмовик капитан Иван Битюков, совершивший таран, в бессознательном состоянии попавший в плен и совершивший четыре попытки побега; лейтенант Виктор Украинцев – артиллерист, бронебойщик, несколько попыток побега; старший лейтенант Михаил Рябчинский, попавший в плен ещё весной 1942 года (в «блок № 20» он попал из обычного лагеря для военнопленных по доносу одного их офицеров Русской Освободительной Армии (РОА) после того, как публично раскритиковал власовцев).
Офицеры понимали: ждать было нельзя. Красная Армия уже вступила в Польшу и Венгрию, американцы скоро могли подойти к Линцу. Обитателей блока смерти эсэсовцы должны были ликвидировать первыми.
О побеге они совещались во время игры в «печку»: после издевательств на морозе охранники разрешали узникам погреться. Кто-то один кричал: «Ко мне!». Товарищи его плотно обступали, согревая друг друга. Через несколько минут другой кричал: «Ко мне!» «Печка» собиралась снова.
Штаб поделил барак на шесть групп, в каждую назначил старшего.
Первым делом восставшие планировали с помощью смоченных одеял и предметов одежды устроить короткое замыкание на колючей проволоке. Затем в ход пойдут штурмовые группы, вооружённые двумя огнетушителями. Их задача – пробиться к эсэсовцам, стоявшим на наблюдательных вышках, и направить в лицо пенную струю, чтобы затем завладеть их оружием – винтовкой и пулемётом. Оружием остальных стали выкопанные камни, куски угля и деревянные колодки-кандалы для наказания узников.
Немаловажную роль в подготовке побега сыграл Михаил Рябчинский.
– Я лежал у окна, и мне было поручено изучить поведение часовых: кто, как и во что одет, когда приходит и когда уходит, когда стоит, а когда спит, – вспоминал Рябчинский. – По общему поведению охраны была понятна их уверенность в том, что находящиеся в блоке «живые мертвецы» никуда не побегут.
Наконец, самая важная часть плана: как быть с остальными? Всем было ясно: если убежит часть узников, остальных тут же расстреляют. Но в побеге согласились участвовать все узники. Даже те узники, которые уже не могли ходить, со слезами поддержали товарищей, решив отдать свою одежду беглецам: только выберитесь отсюда!
Первоначально восстание назначили в ночь на 29 января 1945 года, но кто-то из узников оповестил фашистов о планах Власова.
Накануне ночью в барак ворвались эсэсовцы. Они увели с собой 25 человек. Позже станет известно, что узников после жестоких пыток заживо сожгли в крематории. Но они так никого и не выдали.
И тогда восстание не отменили, но перенесли – на ночь со 2 на 3 февраля.
Нападение стало неожиданностью для эсэсовцев. И хотя пулемётчики на вышках успели расстрелять более сотни узников, карабкавшихся на стену концлагеря, оставшиеся в живых смертники буквально растерзали пулемётчиков.
Всего же из 600 узников «барака № 20» в побег ушло 419 человек.
* * *
Не прошло и получаса с момента побега, как комендант Маутхаузена штандартенфюрер СС Франц Цирайс организовал преследование смертников. Также он передал руководству местной жандармерии приказ: «Схваченных беглецов привозить обратно в лагерь только мёртвыми».
Бургомистры окрестных населённых пунктов собрали на сход всё местное население и объявили бежавших опасными преступниками и «вооружёнными маньяками», которых нельзя брать живыми, а нужно уничтожать на месте. На поиски смертников были мобилизованы народное ополчение «фольксштурм», добровольцы из местного гитлерюгенда и обычные охотники, которые дали своей охоте на людей издевательское название «Охота на зайцев в округе Мюльфиртель».
О том, как всё происходило, сохранился рассказ жандарма Йохана Кохоута:
– Люди были в таком азарте, как на охоте. Стреляли во всё, что двигалось. Везде, где находили беглецов, – в домах, телегах, скотных дворах, стогах сена и подвалах – их убивали на месте. Снежный покров на улицах окрасился кровью. Три недели продолжалась «Охота на зайцев». Для подсчёта количества жертв трупы свезли в деревню Рид ин дер Ридмаркт в четырёх километрах севернее Маутхаузена и свалили на заднем дворе местной школы. Выяснилось, что, несмотря на все усилия, девятерым беглецам каким-то чудом удалость вырваться из кольца охотников.
* * *
Среди тех, кому повезло выжить, были Михаил Рябчинский и Николай Цемкало, которые спрятались на ферме у семейства Лангталер. Этот дом выбрал Михаил Рябчинский по одной-единственной причине: в доме Лангталеров, в отличие от большинства австрийских домов, не было портрета фюрера.
– Мы даже не пытались спрятаться в домах, на самом видном месте в которых висели портреты Гитлера, мы заглядывали в окошки и потом просто обходили такие дома стороной, – рассказывал Михаил Рябчинский. – А в этом доме портрета не было, вот мы и забрались на сеновал.
Хозяева – Мария и Иоганн Лангталеры – сразу догадались, с кем имеют дело, ведь Михаил и Николай носили прическу «гитлерштрассе»: выбритую полосу от затылка до лба.
– Давай поможем этим людям! – предложила мужу Мария, набожная католичка, проводившая на Восточный фронт четырёх своих сыновей.
– Ты что, Мария! – испугался Иоганн. – Соседи и друзья донесут на нас!
– Если мы им поможем, то, быть может, тогда Бог сжалится и поможет нам. И оставит в живых наших сыновей!
В итоге долгих 3 месяца сбежавшие узники скрывались у них дома на хуторе Винден. Со временем беглецы стали помогать семье Лангталеров по хозяйству: убирать коровник, ремонтировать разные механизмы.
Семья Лангталеров и спасённые ими офицеры. Мария и Иоганн – в нижнем ряду слева направо. Николай Цемкало – верхний ряд, второй слева; Михаил Рябчинский – верхний ряд, крайний справа; также на фото два сына и две дочери Лангталеров. Фото: из архива семьи ЛангталеровИ – что удивительно – после войны все четверо сыновей Марии Лангталер, попавшие в советский плен, целыми и невредимыми вернулись домой.
А вот Цемкало и Рябчинского ждала судьба миллионов советских военных, попавших в немецкий плен: после освобождения они были направлены в один из проверочно-фильтрационных лагерей НКВД, Лишь после того как семья Лангталеров подтвердила его историю побега, Михаил был восстановлен в звании и праве ношения медали «За боевые заслуги».
