К концу апреля 1944 года положение германских войск на южном участке фронта стало безнадёжным. К севастопольским оборонительным рубежам, занятым теперь частью 17-й армии вермахта, приближались две группировки советских войск. С Керченского полуострова шла Отдельная Приморская армия, из Северной Таврии – 4-й Украинский фронт. С целью координации и единого командования 18 апреля Приморская армия перестала быть Отдельной и вошла в состав 4-го Украинского фронта, которым командовал генерал Фёдор Иванович Толбухин.
Крымский мост военного времени
Ещё 10 апреля была освобождена Одесса, и в советском Генеральном штабе возникла группа молодых операторов («Операторы Генерального штаба» – это полковники, которые начинают первоначальную работу по планированию операций. – «Стол»), предлагавших не атаковать Крым, а блокировать его; двигаться дальше на Запад, к румынской нефти, тогда вермахт падёт сам, как переспевшая груша в саду. Но Сталин отверг подобные идеи, война была идеологической в том числе и необходимо было демонстрировать, не откладывая, успехи социализма любой ценой для воздействия на Турцию, Болгарию и Румынию. Между тем потери наступающих советских войск, особенно в Приморской армии, были чрезмерны. За время наступления по горному Крыму после захвата плацдармов глубокой осенью 1943 года на Керченском полуострове ряды армии не просто поредели – говоря по-штатски, люди, способные идти в атаку, заканчивались. Недовольный Сталин (Верховный неоднократно замечал, что способный к обороне командарм Иван Ефимович Петров, герой оборон Одессы и Севастополя, малопригоден для наступательных действий) сменил 7 февраля 1944 года Петрова на генерала Ерёменко, и у Андрея Ивановича появилась возможность, приняв командование Отдельной Приморской армией, объявить о её неготовности к немедленному наступлению. Поскольку Черноморский флот в трудных погодных условиях – а когда они на море были лёгкими? – не справлялся с доставкой через Керченский пролив пополнения и боеприпасов, надо было искать другие решения проблемы. И надо сказать, что удивления и восхищения достойно то, как они были решены. Сначала организовали канатную дорогу через пролив, сняв её снаряжение в каком-то курортном районе Северного Кавказа. Затем начальник дорожного отдела Отдельной Приморской армии инженер-подполковник Михаил Фёдорович Довгаль предложил построить железнодорожный мост (!!!) через Керченский пролив. И мост был построен! Через два дня после решающего наступления в Крыму Отдельной Приморской армии 11 апреля мост через пролив из Тамани в Крым заработал, что было весьма кстати для снабжения и пополнения армии. Забегая вперёд, скажу, что Крымский мост военного времени стоял до весеннего половодья 1945 года, когда льды, шторм и сильный ветер разрушили его.
Иван Петров. Фото: mil.ruКрым освобождали не только 4-й Украинский фронт и Отдельная Приморская армия, но и партизанские отряды. В воспоминаниях маршала Ерёменко отмечены 2, 6, 7-й и 11-й отряды партизан Крыма, освобождавшие Алушту и Ялту ещё до прихода регулярных войск. И я горжусь, что 2-м партизанским отрядом 4-й бригады Южного соединения крымских партизан командовал мой родной дядя Василий Степанович Ястремский, с которым при погибшем отце прошло моё детство… Крымские партизаны – это особая статья войны. После захвата немцами всего Крыма летом 1942 года советские партизаны были оттеснены в горы. При откровенно враждебном отношении значительной части татарского населения к советской власти партизаны потеряли базы снабжения, источники воды, которых на Крымском полуострове мало. В первую военную зиму крымские партизаны терпели невероятные лишения: холод, голод вплоть до людоедства. После падения Севастополя партизанские отряды пополнились испытанными бойцами, не успевшими эвакуироваться или бежавшими из плена, и частью русского населения, испытавшего на себе крайнюю жестокость татаро-мусульманских отрядов самообороны, которых немецкие оккупанты натравливали на русских. Наладилась и связь с Большой землёй. И в апреле 1944 года партизанское движение в горах Крыма представляло значительную силу…
Как считать потери
В 10 часов утра 5 мая с артиллерийской подготовки на северном направлении начался штурм Севастополя. В бой вступили воины 2-й гвардейской армии генерал-лейтенанта Георгия Фёдоровича Захарова, которые атаковали врага на вспомогательном направлении по линии реки Бельбек через станцию Мекензиевы Горы к северной бухте Севастополя. Немецкий командующий обороной генерал Альмендингер решил, что именно здесь начинается главный удар, поэтому резервы и большую часть артиллерии он перебросил в район станции Мекензиевы Горы… Но 7 мая войска Приморской и 51-й армий атаковали Сапун-гору в центре немецкой позиции, нанося главный удар по обороне противника. Всё немецкое внимание было приковано к событиям на севере, поэтому атака Сапун-горы была для них неприятной и решающей неожиданностью. Советские войска стремились к исходу дня выйти к окраинам города по кратчайшему пути. Сапун-гора была буквально перепахана советской тяжёлой артиллерией и авиацией, шесть дивизий атаковали её, и к концу суток 7 мая Сапун-гора – ключевая позиция противника – была в советских руках. Около 15 часов 9 мая подразделения 10-го и 63-го корпусов из состава 51-й армии вступили в Севастополь. Немцы не оказывали сопротивления на улицах города и поспешно отходили в юго-западном направлении – на мыс Херсонес…
Георгий Захаров. Фото: mil.ru«Пусть нас судят те, кто участвовал в сражениях», – говорили римские легионеры. Увы, в нашем случае это невозможно. Наших советских русских легионеров уже нет, да и мы не в суде… Проблема нашей полемологической науки состоит в отличении истории от идеологии. Вторая мировая война была войной идеологической, и именно эта её особенность мешает нам на пути к истине. Грешат историки с обеих сторон. Вот накануне освобождения города русской славы доктор исторических наук Михаил Мягков определяет потери Красной армии за период штурма Севастополя с 5 мая по 12 мая 1944 года в 13 тысяч убитыми и 60 тысяч ранеными. Вроде бы, и спорить не о чем… Но при этом применяется один и тот же приём: из Крымской стратегической операции вычленяются бои последнего этапа за Севастополь. При этом не учитываются потери наших войск при попытках взять Севастополь с ходу, которые не удались. А ведь только на пути к Севастополю Отдельная Приморская армия потеряла убитыми, ранеными и пропавшими без вести около 14 тысяч человек… С цифрами у нас традиционные нелады.
«Переправы на Кавказский берег не будет»
Несколько слов об эвакуациях войск в годы Второй мировой войны. Рекордсменами по числу подобных операций являются, конечно, англичане. Для Великобритании несколько эвакуаций были решающими в ходе всей войны. Не всегда удачными. Сравнительно легко небольшие британские контингенты войск были эвакуированы из районов Тронхейма и Нарвика в Норвегии. Если уход британской армии из Дюнкерка в мае 1940 года позволил сохранить основу для будущих армий, а эвакуация английского экспедиционного корпуса из Греции, хотя и с большими потерями, дала возможность организовать сопротивление Третьему Рейху в Северной Африке, то из Сингапура британские войска эвакуированы не были и с согласия Черчилля капитулировали в феврале 1942 года. В Сингапуре капитуляция отличалась особой торжественностью: английские солдаты и офицеры шли в японский плен стройными рядами во главе с генералами, которые несли знамёна своих частей. Можно вспомнить ещё американского генерала Дугласа Макартура, который бросил свои войска с надрывным криком: «Я вернусь!» – а войска эти после тяжёлых боёв попали в японский плен.
Дуглас Макартур. Фото: National ArchivesНаша задача – сравнить две эвакуации: советских войск после обороны Севастополя в конце июня – начале июля 1942 года и эвакуацию германских войск в мае 1944 года, когда на том же мысе Херсонес оказались остатки 17-й немецкой армии. При этом надо сразу сказать, что ни Ставка Верховного Главнокомандования, ни командование Северо-Кавказского фронта, в частности маршал Будённый, к эвакуации не готовились. Более того, Будённый директивой №00201/ОП от 28.05.1942 г. приказал предупредить весь личный состав Севастопольского оборонительного района, что «переправы на Кавказский берег не будет». Эта директива была получена в обороняющемся Севастополе уже после катастрофы Крымского фронта на Керченском полуострове, когда в стратегическом отношении положение Севастополя резко ухудшилось. Думаю, что отношение и Будённого, и Ставки, и подчинённого ей наркома ВМФ Кузнецова в тот период можно назвать «безумством храбрых». Катастрофа Крымского фронта принесла осаждавшей Севастополь 11-й армии Манштейна немало трофеев – например, более тридцати новеньких танков Т-34 были перекрашены немцами и с крестами на бортах участвовали в третьем штурме Севастополя. На город также падали бомбы, захваченные немцами на Керченском полуострове.
«Простите нас!»
Почему ни Ставка, ни командование Северо-Кавказским фронтом не готовились к эвакуации из Севастополя? Ведь задача разного рода штабов состоит ещё и в том, составлять планы на ситуации, которые могут возникнуть в ходе военных действий. Ответить на этот вопрос крайне нелегко. Думаю, что суть дела прежде всего в летних катастрофах 1942 года – не до Севастополя было. Но дело, конечно, не только в этом. Обратимся к фундаментальной книге вице-адмирала Владимира Михайловича Фёдорова «Военно-морская разведка: история и современность», вышедшей в издательстве «Оружие и технологии» в 2008 году: «Разведка штаба флота (Черноморского. – В.П.) накануне и в начале войны оказалась одним из самых слабых мест. В её работе было много предвзятости и некритичной оценки некоторых явно недостоверных сведений. Слабая работа разведки отрицательно отразилась на всей боевой деятельности флота. Отдельные донесения разведки, в частности, сообщения об усилении противником воздушной разведки, о сосредоточении большого количества транспортных средств в юго-западной и западной части Чёрного моря, сведения о якобы обнаруженных подводных лодках, заставляли командование флотом приходить к выводу, что противник готовит десантную операцию. Всё это приводило к проведению конкретных ошибочных мероприятий флота, распылению сил – отрыву их от крайне необходимых действий флота. Опасение высадки десанта на побережье Кавказа явилось одной из причин, побудивших флотское командование передислоцировать в первых числах июля корабли флота в порты Кавказа. Весь флот, в том числе и разведка, был в основном нацелен на обнаружение выхода транспортов противника в море, усиление дозорной службы, производство минных постановок в предполагаемых районах высадки десанта, на подготовку сил флота к отражению десанта. Таким образом, основные силы флота решали задачу, возникшую в результате преувеличения данных о силах и возможностях противника на море, а точнее, неудовлетворительной оценки противника, сделанной разведкой флота, которая никакими достоверными данными и расчётами не подкреплялась. Угрожаемое направление было определено неправильно, время упущено… Не в этом ли причина и того, что Манштейну и 11-й немецкой армии с такой лёгкостью удалось ворваться в Крым осенью 1941 года? Как пишет генерал Батов: “Мы тогда обороняли Крым по всему периметру и ожидали десантов противника”. Между тем Черноморский флот был тогда доминирующей силой на Черном море, но командование флотом не осознавало этого». В 60-е годы я несколько раз встречался с адмиралом Николаем Герасимовичем Кузнецовым, мы готовились к телевизионной программе из цикла «Встречи с интересными людьми», но не успели её сделать – Николай Герасимович умер. От адмирала я узнал, что командующий Черноморским флотом вице-адмирал Филипп Сергеевич Октябрьский несколько раз присылал донесения о возможном походе итальянского флота в Чёрное море, об обнаружении немецких подводных лодок, что, по его мнению, вынуждало Черноморский флот обороняться. Между тем ЧФ обладал абсолютным преимуществом в силах и, подготовившись как следует к эвакуации, смог бы её осуществить летом 1942 года. Потери, конечно, в этом походе были бы главным образом от авиации противника, но, как показал опыт Таллинского перехода, сосредоточенная ПВО эскадры вполне может обороняться от воздушных налётов. Если только представить себе, что закалённую в боях Приморскую армию удалось бы эвакуировать из Севастополя, скажем, в район немецких переправ через Дон, то, возможно, летняя кампания 1942 года для Советского Союза не была бы столь катастрофической. Но теперь это только предположения и иллюзии.
Николай Кузнецов. Фото: mil.ruИтак, эвакуация из Севастополя не планировалась. Эвакуация случилась и была неуправляемой, хаотичной и панической. В последние годы вышло уже немало книг о событиях последних дней обороны Севастополя, начиная с книги Игоря Степановича Маношина «Героическая трагедия». Прочитав её, понимаешь, что надпись на скромном памятнике на мысе Херсонес «Простите нас!» является самой правдивой и точной формулой событий лета 1942 года: «В конце июня 1942 года Ставка Верховного Главнокомандования решила временно оставить Севастополь. Последним отходил из города штаб СОРа (Севастопольского оборонительного района. – «Стол»)». Эту лукавую формулировку можно прочесть в книге ныне действующего адмирала, напечатанной в 2008 году! Всё, здесь сказанное, неправда: и Ставка не решала, и штаб (то есть командование), увы, уходил не последним, а первым, оставляя ещё сражающиеся войска на произвол судьбы и врага. Понятно, что в последние дни обороны Севастополя уже было поздно планировать эвакуацию, потому что на плечах обороняющихся и с тяжёлыми боями медленно отступающих советских войск уже висели пехотные дивизии немецкой 11-й армии, но очевидно, что после катастрофы Крымского фронта задуматься об эвакуации было необходимо – так считал и неоднократно говорил об этом адмирал Кузнецов.
30 июня 1942 года в 5 часов 40 минут вице-адмирал Октябрьский, командующий Севастопольским оборонительным районом и Черноморским флотом, и дивизионный комиссар Кулаков отправили телеграмму маршалу Будённому о положении в Севастополе, а в 9 часов 50 минут направили Кузнецову и Будённому просьбу об эвакуации ночью 200-250 командиров на Кавказ. Кузнецов ответил согласием Ставки. В 19.30 уходящие с фронта ознакомили остающихся с положением… Утром 1 июля ещё сражающиеся войска обнаружили отсутствие в своих рядах старших офицеров, которые ушли в надежде на эвакуацию на береговую батарею №35. Этой же ночью началась частичная эвакуация. Ночью транспортные самолёты вывозят 222 человек, в том числе штаб флота во главе с вице-адмиралом Октябрьским, который закамуфлировался в длинный плащ, но был узнан стоящей толпой обречённых на гибель и плен людей и под нелестные крики прошествовал в самолёт. 30 неисправных самолётов были уничтожены на Херсонесском аэродроме, а 2072 человека из обслуживающего персонала и лётчиков пополнили ряды обороняющихся на мысе Херсонес. Этой же ночью подводные лодки Щ-209 и Л-29 эвакуировали 180 человек во главе с генералом Петровым, которого при переходе на субмарину обстреливали автоматными очередями свои же солдаты и матросы. Эту эвакуацию можно назвать позорной и частичной. Следует добавить,что старшие офицеры, бросившие по приказу свои войска, эвакуированы не были. Они погибли в последующих нерегулярных боях, попали в плен или покончили жизнь самоубийством. О приказе отозвать старших офицеров командир 109-й стрелковой дивизии генерал-майор Пётр Георгиевич Новиков в плену сказал так: «Можно было бы ещё держаться, отходить постепенно, а в это время организовать эвакуацию. Что значит отозвать командиров частей? Это развалить оборону, посеять панику, что и произошло. А немец, крадучись, шёл за нами до самой 35-й батареи».
Николай Иванович Крылов, будущий маршал Советского Союза, в те дни начальник штаба Приморской армии, вспоминал: «Не знаю, был ли в моей службе другой приказ, которому я подчинился с таким тяжёлым чувством, не понимал, почему должен уйти в числе первых. Мысль, что это, может быть, избавит меня от гибели, как-то не приносила облегчения. Да и, честно говоря, не хотелось лезть в подводную лодку, не было никакой уверенности, что она дойдёт. А если погибать, так лучше уж на суше, на родной земле…» Большинство участников этой «частичной эвакуации» испытывали моральные переживания после войны – это бесспорно.
Николай Крылов. Фото: mgri.ruEvakuierung
Весной 1944 года на южном фланге советско-германского фронта возникла почти зеркальная ситуация. Теперь в Крыму оказалась заперта 17-я немецкая армия. 28 марта 1944 года был освобождён Николаев, 10 апреля – Одесса, 15 апреля Красная армия форсировала Днестр. Расстояние между занятым немцами Севастополем и румынским портом Констанца было вполне сопоставимо с морскими милями между Севастополем и Новороссийском в 1942 году. Пришла пора для 17-й немецкой армии составлять планы эвакуации из Крыма. Поначалу у её командующего генерала пехоты Йенеке эвакуация пошла успешно. По плану «Рудербот», а затем «Адлер» она началась 12 апреля 1944 года. До 20 апреля эвакуировали в Констанцу 67 тысяч человек. Напомню, что 15 и 16 апреля 4-й Украинский фронт и Отдельная Приморская армия вышли на подступы к Севастополю, но взять его с ходу не удалось. Удивительно другое: германцы в этот период господствовали на море! Весь апрель советский Черноморский флот не смог нанести ни одного значительного удара по немецким конвоям. Операции его подводных лодок были нерезультативными, в них никогда не участвовало более 5–8 субмарин одновременно, что не позволяло достичь успеха вследствие действий немецких противолодочных сил. Советские торпедные катера атаковали только ночью и не добивались успеха. Главные силы флота продолжали стоять на якорях. Немцы использовали прекрасно оборудованный ими порт Севастополь с максимальной нагрузкой. Действительно, когда знакомишься с победными отчётами советских черноморских подводников за апрель 1944 года, то этим отчётам не находится подтверждения в потерях противника.
24 апреля Гитлер категорически запретил эвакуацию войск из Севастополя, эвакуация была прекращена по политическим и экономическим соображениям: румынская нефть и турецкий хром были необходимы Третьему Рейху для продолжения войны. Более того, в Севастополь из Констанцы морем были переброшены для подкрепления 6000 солдат и офицеров. Но готовиться к эвакуации немцам никто не запрещал. И когда ситуация резко ухудшилась, 8 мая 1944 года Гитлер дал разрешение на эвакуацию войск из Севастополя. 9 мая Севастополь был освобождён. Началась немецкая агония на мысе Херсонес. Вечером 9 мая немцы запустили слух, что между СССР и Германией заключено перемирие. Началось братание войск, стреляли в воздух, артиллеристы расстреляли почти весь боекомплект. СМЕРШ потом долго искал распространителей провокационного слуха.
Освобождение Севастополя от немецко-фашистских захватчиков. Бои у Графской пристани. Фото: Алексей Межуев/РИА НовостиПиши побольше
10 мая на мысе Херсонес оборонялись около 40 тысяч человек. В их эвакуации участвовало 190 немецких и румынских кораблей и судов. В целом подготовленный для эвакуации тоннаж судов позволял эвакуировать до 87 тысяч человек. В ночь на 11 мая разразился шторм. Малые суда вернулись в Констанцу, но крупные транспорты «Тотила» и «Тейя» подошли к побережью к вечеру 9 мая. Они расположились в двух с половиной милях от мыса Херсонес, на них москитный немецкий флот перегружал эвакуируемых солдат. На следующий день около 8 часов утра «Тотила» с 4 тысячами солдат и офицеров на борту, а около 15 часов и «Тейя» с 5 тысячами были потоплены ударами советских самолётов-торпедоносцев. Только около 400 человек были подобраны москитным флотом в море. Ещё около 8 тысяч солдат и офицеров погибли в море. Примерно 60 плавсредств в эти дни прибыли в порт Констанца с немецкими солдатами и офицерами, эвакуировав около 12 тысяч человек. Последний конвой вышел от мыса Херсонес в 2 часа 30 минут 12 мая. В 13.00 этого дня германские солдаты и офицеры на мысе Херсонес во главе с генералом Хартманом (у него не было одной руки и одной ноги – их заменяли протезы) начали сдаваться в плен. Совинформбюро сообщило о взятии 24 361 пленного. Другие авторы пишут о 18 тысячах и о 12 тысячах. Черноморский флот отчитался о 191 потопленном немецком и румынском судах с 8 апреля по 12 мая 1944 года. Не будем спорить, с цифрами по Второй мировой войне вообще беда, здесь не просто победоносный суворовский принцип: «Сколько убито турок? А чего их жалеть? Пиши побольше!» Там было головокружение от побед, в XX же веке манипуляция цифрами применялась для сокрытия чаще всего собственных просчётов, и метод этот лежал десятилетиями в основе исторических «научных» трудов. Поэтому надпись на памятнике на мысе Херсонес «Простите нас!» ещё долго будет самым честным исследованием событий Второй мировой войны.
