По всей вероятности, чуму принесли солдаты, которые вернулись домой по окончании Русско-турецкой войны. Болезнь распространялась с ошеломляющей быстротой. Заградительные кордоны на дорогах не принесли ожидаемого результата. Чума просто их не замечала и вскоре «постучалась» в двери Москвы.
Первые случаи заболевания были зафиксированы в Генеральном сухопутном госпитале (сейчас – госпиталь имени Бурденко). Медицинское учреждение тут же закрыли и изолировали. Врачи принялись лечить 27 больных пациентов. Сейчас сложно сказать, какая именно методика оказалась эффективной, но выжить удалось пятерым. Для XVIII века результат просто фантастический.
Затем наступил период затишья. И поскольку новые случаи заражения чумой не фиксировались, медики сделали вывод, что с болезнью удалось справиться малой кровью. Как оказалось, такое мнение было преждевременным. Уже в начале 1771 года полиция выяснила, что работники Суконного двора умирали слишком часто. А чтобы не вызывать подозрений, трупы тайно закапывали по ночам. Стражи порядка провели следствие, а заодно подключили и медиков. Специальная медицинская комиссия постановила: «всего лишь» тиф, а не чума. Эта ошибка дорого обошлась москвичам. Когда лекари сообразили, что ошиблись, было уже поздно. «Чёрная смерть» захватила город.
Надо сказать, что в XVIII веке медицина весьма слабо представляла себе методы борьбы с чумой. Стандартный комплекс включал в себя сжигание вещей больного, обработку всех предметов, которых тот касался, а также окуривание самого пациента можжевеловым дымом. Если эпидемию сдержать не удавалось, то власти закрывали город, ставили заградительные кордоны, выделяли специальное место для захоронения и строго следили за тем, чтобы все товары, прибывшие из поражённой зоны, уничтожались.
В Москве эти меры не сработали, «чёрную смерть» обуздать не удалось. Понимая, что дело запахло жареным, губернатор Пётр Салтыков ушёл в отставку, а затем и вовсе сбежал из города. Ответственность за жизни москвичей легла на плечи генерала-поручика Петра Еропкина и главврача Сухопутного госпиталя Афанасия Шафонского.
С каждым днём ситуация становилась всё хуже. Почти все предприятия в Москве были закрыты, мероприятия, подразумевавшие большое скопление людей отменены, город накрыл колпак карантина. Но болезнь бушевала, народ всё сильнее возмущался. В XVIII веке люди не особо верили в медицину. Дело в том, что в то время любая масштабная болезнь воспринималась как божья кара за какие-то грехи. Горожане искренне верили, что сами виноваты в эпидемии. Соответственно, к лекарям относились настороженно, даже враждебно. Многие простолюдины считали их чуть ли не «слугами дьявола». И поэтому заражённые скрывали свою болезнь, контактировали с другими и… благополучно умирали. А родственники хоронили тела тайно, вещи не уничтожали. Те больные, которых всё-таки удавалось отловить и поместить в госпиталь, всеми правдами и неправдами старались оттуда сбежать. В общем, люди делали всё возможное для распространения «чёрной смерти».
В самый пик эпидемии в Москве за сутки умирало около тысячи человек. Город захлестнула паника. Не видя иного способа, народ массово хлынул к Боголюбской иконе Божьей Матери. Только в ней испуганные москвичи видели спасение.
Последняя надежда
Надо понимать, что менталитет людей XVIII века сильно отличается от современного. Их поступки не должны вызывать удивление или насмешки. Люди поступали вполне логично. Медицина ещё не завоевала себе хоть какого-то авторитета, поэтому единственной надеждой на спасение была вера в Бога. В критической ситуации по Москве распространился слух, будто бы Боголюбская икона является чудотворной. Люди из уст в уста передавали истории о том, как она спасла от «чёрной смерти» Владимир и Боголюбово, после чего её привезли в Москву и разместили в Китай-городе на стене Варварских ворот. Несмотря на запреты, люди массово пошли к иконе. Они служили молебны, целовали образ, оставляли пожертвования.
Архиепископ московский Амвросий был вне себя от злости. Он понимал, что массовые скопления людей, к тому же не соблюдающих правила гигиены, можгут привести к ещё более печальным последствиям. И тогда Амвросий решился на радикальные меры: 15 сентября 1771 года он приказал убрать икону, а ящик для пожертвований опечатать. Вряд ли он тогда мог предположить, что за этот поступок ему придётся расплатиться собственной жизнью.
Люди взбунтовались. А что может быть страшнее народного гнева, сурового и беспощадного? Надо сказать, что Амвросия и так не любили. Он являлся священнослужителем иного, непривычного формата. Архиепископ был молдаванином, получившим фантастическое по тем временам образование. Он отучился в трёх академиях: Киевской духовной, Львовской иезуитской и Славяно-греко-латинской. Человек блестящего ума, Амвросий много времени уделял научной работе и являлся противником архаичной церкви. Последнее особенно испортило репутацию архиепископа, поскольку его не любил не только простой народ, но и представители духовенства.
Обезумевшая толпа принялась ломать и крушить всё вокруг. Сильно пострадали Донской и Чудов монастыри, сам Кремль. Добравшись до Амвросия, бунтовщики забили его до смерти. Властям пришлось вмешаться самым жестоким образом. Началось подавление восстания.
Следствие и казни
Бунт удалось подавить быстро и эффективно. Около 300 человек были арестованы, примерно сотня недовольных погибла в столкновении с солдатами. Затем из Петербурга прибыл граф Орлов, который провёл ряд успешных действий против распространения заболевания. И вскоре «чёрная смерть» отступила. В ноябре 1772 года карантин в Москве был отменён.
Но впереди была ещё масштабная работа по устранению последствий. Первым делом начали разбираться с бунтовщиками. Если бы не гибель архиепископа – возможно, власть закрыла бы глаза на беспорядки, но Амвросий был мёртв, требовалось наказать виновных.
Восстание, вошедшее в историю как «Чумной бунт», уникально тем, что у него не было явных лидеров. Несмотря на поиски, стражи порядка только развели руками. События носили спонтанный характер, подстрекателей и зачинщиков не существовало. Тем не менее суды и показательные казни нужно было провести. Из трёх сотен арестованных большую часть составляли простолюдины, остальные являлись солдатами, купцами и священниками. В общую кучу затесался и один дворянин. Генерал-прокурор Всеволод Всеволжский, возглавивший специальную комиссию, лично устанавливал вину каждого. Удалось выяснить имена людей, виновных в гибели Амвросия. Двоих казнили, третий отправился на каторгу. Также к повешению были приговорены ещё два человека. Более 140 арестованных были отпущены, а остальные получили либо тюремные сроки, либо каторгу, либо избиение кнутом на площади.
Чумной бунт послужил толчком к отмене негласного моратория на смертную казнь, который ввела ещё Елизавета Петровна. У Екатерины II, по факту, не было выбора. Дать слабину нельзя было по политическим соображениям. Бунт есть бунт плюс гибель архиепископа – за такое отвечать нужно по всей строгости закона.
Что же касается самой эпидемии, то за время её «царствования» погибло несколько десятков тысяч человек. Григорий Орлов, отчитываясь в Государственном совете, озвучил цифру в 50 тысяч. Московский врач Александр Судаков, лечивший людей, упоминал о почти 57 тысячах. Но точное количество узнать не получилось из-за того, что в начале эпидемии люди тайно хоронили умерших родственников и знакомых.
После эпидемии власти начали издавать законы. Один из них запрещал хоронить людей при церквях. Теперь под эти цели были выделены специальные места за городом. Так появились Ваганьковское, Пятницкое, Введенское, Миусское и другие кладбища. Другое важное событие - появление первого в Москве водопровода. Указ о его создании был подписан Екатериной II в конце июня 1779 года.