Одно из мест, где проходила в этом году 30 октября традиционная Молитва памяти, было на новом кладбище Донского монастыря, рядом с зданием колумбария и храмом преподобного Серафима Саровского, который тоже имеет сложную судьбу.
Серафимовский храм был освящён в 1914 году, но так и не достроен. После революции его перестроили в крематорий, который здесь действовал с 1927 по 1980-е годы. В 1990-х годах здание было передано церкви и восстановлено как храм. В этот единственный тогда в Москве крематорий, начиная с 1936 года привозили тела расстрелянных из Лефортовской и Лубянской тюрем. Есть сведения, что и на самом монастырском кладбище производились расстрелы, есть и массовые захоронения, но большая часть тел была сожжена в крематории. Всего около 4500 человек, имена которых мы и читаем ежегодно на Молитве памяти. Имена захороненных здесь сотрудников НКВД мы не поминаем – не находим на это сил и дерзновения.
В начале каждого часа мы служили поминальную литию с молитвами о России из сборника «Восстань на помощь нам», где есть прошения, чтобы Россия стала «светом миру и солью земли», чтобы все народы увидели в ней «пример доброй христианской жизни». Просили, чтобы Господь дал «России пройти путь покаяния и осознания себя в смирении» ради её преображения и возрождения.
Фото: СТОЛКаждый год на Молитву памяти приходят какие-нибудь удивительные люди, но сегодняшняя встреча была особенной. Хотя само место в будний день не предполагало большого количества народа, и большая часть пришедших посетить родственников на кладбище проходили, не останавливаясь. И среди подошедших к нам назвать имена своих родных погибших и пострадавших от репрессий и даже прочитать имена из нашего помянника решались немногие. Одна девушка, Надежда, взяла бумажку с именами, но сказала, что прочтет её дома. Оказалось, что у неё на Донском покоится дедушка Александр Никишин, на момент расстрела он работал директором Губкинского института. Был человек, который прочитал стихи своей матери, написанные в заключении. Ближе к концу к микрофону подошла женщина, которая помянула своего отца, расстрелянного в 1940-м году на Алтае. После молитвы мы с ней разговорились.
Инне Борисовне Никитиной – 90 лет. Большую часть жизни она проработала в Институте геологии рудных месторождений РАН, работу свою очень любила. На кладбище она пришла посетить могилу мужа. Слушая имена погубленных репрессиями, Инна Борисовна вспоминает, что у него хранилась книга о репрессированных геологах, которую муж тщательно прятал даже от неё. В книге описаны дела коллег, которых репрессировали, например, потому что они не могли точно определить толщину и размер месторождений, что и сейчас очень трудно сделать, несмотря на новейшее оборудование.
Муж всегда убеждал написать воспоминания о своей репрессированной семье. «Я всё время отмахивалась, – вспоминает наша новая знакомая. – А теперь вижу, что наша дочь и внуки не хотят ничего слышать о репрессиях».
Отца Инны Борисовны расстреляли, когда ей было 6 лет, он был простым бухгалтером. Тяжелее всего она переживает, что она не знает, где он похоронен. «В 70-х годах я пыталась что-то о нём узнать, ходила на Лубянку, обращалась в архивы, но ничего не смогла отыскать. И вот сегодня я “случайно” попала на вашу молитву». Во время литии, было видно, что каждое звучащее здесь слово в ней отзывается физически.
Фото: Ника Артуньянц«…мы просим Тебя простить и помиловать нас, ибо в сердцах и умах многих из нас возобладали и не проходят разрушительный страх, злоба и зависть, ложь и ненависть, предательство и желание братоубийства».
Уже после окончания Молитвы памяти Инна Борисовна плакала и горячо нас благодарила. Говорила, что никогда не забудет этот день, что она ощущает радость и очищение. Спрашивала, очень по-детски заглядывая в глаза: «Откуда вы взялись такие хорошие? Какое удивительное дело вы делаете. Кто вы такие? Вы здесь работаете? И когда будет следующая Молитва памяти, через неделю? Через месяц?». Только с третьего раза услышала, что 30 октября – через год. Наверное, трудно расслышать такой срок, когда тебе самой 90 и ты помнишь о любимом отце каждый день.
Но мы договорились встретиться и пообщаться, тогда и писать воспоминания будет легче. Она благодарила нас, а мы её за то, что она сегодня стала для нас олицетворением Молитвы памяти, её действия в человеке, ради которого она и звучит в надежде, что через каждого такого человека, сердечно откликнувшегося на поминовение своих пострадавших и погибших соотечественников, через наши общие прошения и слёзы, может произойти наше очищение от советской скверны, возвращение правды и красоты, гостеприимства и отзывчивости, доверия друг к другу.
