На каналах Музея истории ГУЛАГа появился пост о том, что музей с 14 ноября временно приостанавливает свою работу.
«В результате осмотра музея специалистами Центра экспертиз, исследований и испытаний в строительстве были выявлены нарушения пожарной безопасности. Согласно заключению, они создают угрозу для безопасности и комфортного пребывания посетителей музея и должны быть устранены», – говорится в новости.
Что это? Не постановление от МЧС с закрытием на 90 дней, а заключение Центра экспертиз, которое предполагает устранение конструктивных особенностей. Нужно перестраивать здание? За чей счёт? Что делать с экспозицией?
Официальных заявлений от руководства музея не было, да и не стоит на них рассчитывать: какие тут могут быть заявления помимо официальной версии. СМИ отработали повестку, опубликовав полярные мнения «специалистов». В тени остался вопрос, кому это нужно. Да, собственно, никому, кроме тех, кто видит угрозу в этой исторической линии, кто имеет отношение к тем преступлениям, но каяться не планирует, так как это «противоречит государственным интересам».
Мы публикуем слова тех людей, кто пришёл на «Молитву памяти» 30 октября – накануне закрытия музея. Для чего это нужно? Да просто память делает человека самим собой, даже если помнить что-то тяжело и неприятно.
Акция «Молитва памяти», приуроченная к дню памяти жертв политических репрессий у здания Музея истории ГУЛАГа. Фото: Виталий Смольников / КоммерсантъПротоиерей Алексий Кузнецов
Мы сотворены для вечности, а время – это просто начальный этап нашей вечности. Вечная память заключается в нашей жизни временной. Не только в том, что мы помним наших родителей, бабушек, дедушек, может, прадедушек…
Но сегодня мы вспоминаем имена тех, кто отстоят от нас достаточно далеко.
…В чём наша память заключается? В изменении нашей жизни в связи с осмыслением тех событий и поведения тех людей, которых мы будем поминать.
Фото: Зыков Кирилл / Агентство «Москва»Люди разные: и высокого положения, и низкого… Но всех их объединяет одно: по ним прошёлся молох репрессий, который был направлен на светлое будущее. Это очень соблазнительный момент. Этим светлым будущим прикрывались, прикрываются и будут прикрываться, наверное, все «благоустроители» человеческого общества, которые выбросили самое главное – первую заповедь: «возлюби Бога всем сердцам, всей душою, всей крепостью своею». Если на этом основании строить светлое будущее, то оно имеет шанс быть. Хотя, мы знаем, история человеческая приведёт к воцарению антихриста, а Христос придёт потом, будет всеобщее воскресение и окончательный суд над всеми, Суд Божий, Суд милосердный, Суд справедливый в самом высоком значении этого слова.
А наша память в том, что мы входим в эту вечность уже сейчас в нашей жизни. И, конечно, мы хотим, чтобы эта вечность была вечностью Жизни, а не вечностью смерти.
Поэтому хоть капельку душевного тепла, сострадания мы должны проявить к тем, кого мы будем вспоминать, не разбираясь в их заслугах, грехах….
[Из соседнего дома – громкая музыка. Собравшиеся говорят: «Продолжайте, батюшка»…]
Фото: Зыков Кирилл / Агентство «Москва»Олег Щербачёв
Каждый делает что может, но вопрос не в том, что нужно делать нам, а в том, что нужно делать всем. Пока не будет такой «Молитвы памяти» в каждом городе, пока не будут установлены мемориалы или хотя бы просто памятные кресты во всех местах массовых захоронений, пока не будет памятников не просто в каждом городе, а буквально в каждом селе тем репрессированным, раскулаченным односельчанам, горожанам, подобно мемориалам Великой Отечественной войны, мы всё время будем находиться в этом состоянии духовного паралича.
Сейчас очень мало доступно документов по красному террору. Плохо известно о тех, кто погиб в самом начале – в 1917–1918 гг. Но документы ещё будут находиться. Важна общая позиция государства со своим народом, этого критически недостаёт.
Наталья Самовер
То, что происходит сегодня, – это символическая клятва общества в том, что мы ничего не забыли. Но помимо символических действий должны быть и повседневные практические дела. Нужно ещё много и мемориальных знаков, и экскурсий, и публикаций.
Очень приятно видеть, что здесь стоят люди, не психически травмированные. То есть для них эта память не что-то болезненное, а что-то такое, на чём они основывают свою человечность. По-моему, это самая главная функция подобного поминовения: в том, чтобы человек укрепился в своей человечности, чтобы он отстранил себя от зла. Ничто не может заменить такие акции и любое другое воспоминание.
Непахарева О.
У меня в семье никто не пострадал в репрессиях. Только благодаря соответствующим книгам я смогла узнать о том, что было с нами совсем недавно.
В этом плане «Молитвы памяти» не достаточно, потому что на неё приходят те же люди, у которых горе, чьи семьи пострадали. Для них это момент единения. А что же остальные?
Однажды моя мама спросила у бабушки о репрессиях. А моя бабушка 1913 года рождения, москвичка, но она была простой женщиной, из простой семьи, она сказала ровно то, что читала в газетах и слушала по радио: «Ой, Валюша, такое было жуткое время. Вокруг было столько вредителей!».
Фото: Зыков Кирилл / Агентство «Москва»Русудан
Я год как волонтёр Музея история ГУЛАГа. С тех пор как я узнала историю своего прадедушки несколько лет назад, я стала изучать эту тему, и вот я здесь.
Эту память нельзя ни стереть, ни забыть.
Степан
Я впервые тут. Все эти годы я воздерживался потому, что мне нечего ответить тем, кто критикует такое положение вещей. Мне кажется, что национальная (в широком смысле) память чудовищно унижена. Так что это такая скромная, маленькая часть исторической политики, это продолжение всего того, что происходило, и это совершенно неприемлемое положение вещей. Это выглядит как праздник для проигравших: раз в году собраться, вспомнить – и всё.
Розанов Михаил Николаевич
В семье отец не говорил об этом. Меня удивляет, что мы знаем так мало родственников. Возможно, из-за этого, потому что мы из церковных семей с двух сторон. Но почему-то у нас нет такой традиции, что мы храним память о каком-то дедушке. Кажется, теперь я понимаю, почему.
