Продолжение. Часть первая, часть вторая, часть третья, часть четвертая, часть пятая
Из дневника священника Феофила Курилло
1 января 1915 года. Латинский новый год. Харчи сегодня дают получше и 2 раза в день кофе. День тёплый. Беру с собою 13 человек, не имеющих одежды, и иду с ними к фельдфебелю Новаку, заведующему магазином с одеждой. К радости неизречённой приведённых мною, все они получили по платью благодаря только хорошему настроению фельдфебеля.
Феофил Курилло. Фото: Государственная публичная историческая библиотека* * *
3 января. Врач (медик) уменьшил число порций бульона, выдаваемого по рецепту больным, до нескольких порций на весь барак.
* * *
4 января. 6-й барак изолирован, ибо в нём появились заразительные (эпидемические) болезни. Все с понятным трепетом проходят мимо 6-го барака и читают надпись «Заразительные болезни». Женщины молятся, подходя к кресту, и целуют его, некоторые же плачут.
О. Слецкий Александр, стоя у окошка кантины в хвосте (очереди) за молоком, в тот самый момент, когда дошла до него очередь получить часть стакана молока и уплатить за него, неожиданно покачнулся и упал, и подняли мы уже мертвеца. Эта мгновенная смерть, в связи с появившимися заразительными болезнями и большой смертностью, подействовала на нас крайне удручающе.
* * *
5 января. Состоялись похороны о. Слецкого при большом скоплении народа.
На сегодня, как мне известно, похоронено в Талергофе 250 человек. Шатры возле соснового леса уничтожены, и только кучи грязи, угля и соломы, пропитанной вшами, свидетельствуют, что там недавно жили и страдали тысячи людей.
Веду больных своего барака в амбулаторию и вижу, как несут из какого-то барака в лазарет тифозного больного. Караул из-за распространения заразных болезней удрал из шатров, которые стоят разваленные.
* * *
6 января. Канун Рождества Христова. Павел Святковский, войт (староста) села Мохначки, рано утром подрезал себе левую сторону горла ножом почти на 2 пальца вглубь, ибо ему снилось, что австрийцы хотят его расстрелять. О. Зацерковный исповедал его, не зная сначала, что такое с ним случилось.
* * *
7 января. Рождество. Власти прислали нашему бараку бельё для раздачи. На обед, ради праздника, раздают макароны с каким-то постным маслом. Священники совершили литию, после чего раздали вино, просфоры и кутью. О. Отто держит речь, все мы, без различия партии и народности, желаем друг другу всего наилучшего. Поём в радостном настроении коляды. На ужин получаем кофе, молочную белую булку и яблоки.
Комиссар Тымчак приказывает людям нашего барака обслуживать 1-й, 2-й и 6-й бараки, закрытые по причине карантина. Назначаем для обслуживания тифозных бараков поляков, немцев и чехов нашего барака, и то из-за того, что они не празднуют теперь.
* * *
10 января. Грязь. Вчера проводили мы заболевшего тифом Петра Домбровецкого в 20-й барак.
Полёты венгерских самолётов за решёткой совершаются постоянно. Некоторые из нас от безделья выходят из бараков и целыми часами следят за полётами аэропланов, высказывая свои взгляды на авиатехнику. Взлёты аэропланов неудачны, аэропланы падают, a летчики разбиваются.
От безделья один старый дьяк, собрав вокруг себя кучку людей, учит их петь какую-то коляду, размахивая при этом рукой и в такт моргая бровью.
О. Дикий задумчиво бродит между рядами соломы. Хоть телом он с нами, но всеми своими помыслами и душой он в родных местах. Костовецкий же моет ушат и поёт: «Христос родился, Бог воплотился» и «Дивная новина». Любомир Качмарчик от скуки и тоски не находит себе покоя.
* * *
13 января. Дни ветреные и холодные, люди торчат в бараках, ибо холодно. У многих из нас пальцы у рук и ног отморожены.
Комиссар издаёт почему-то запрещение читать газеты под строжайшей ответственностью.
В амбулаторию перестали принимать больных за отсутствием свободного места.
* * *
14 января. Русский Новый год и праздник Василия Великого. Даже начальство отнеслось к этому празднику с уважением, ибо дают нам на завтрак кофе и на ужин чай.
* * *
15 января. Состоялись похороны о. Иосифа Черкасского. На наш барак пришлось 34 датских одеяла, которые и розданы неимущим. Дезинфицируют наш барак известью.
* * *
16 января. Из нашего барака идут некоторые купаться. Один человек получил кровотечение; пошёл с народным учителем Богачиком искать медика и чуть-чуть не был проколот постовым, который не только не подпустил меня к воротам, но и отказался известить медика. Больной до того истёк кровью, что к вечеру скончался.
В бараке №1 страшно свирепствует тиф, уже 20 больных тифом перенесены в лазарет. По причине тифа закрыт и барак №3.
* * *
17 января. Ночью умерло 15 человек. Власти превратили в спешном порядке барак №12 в госпиталь, ибо не хватает мест в существующих лазаретах.
Ввиду того что почти во всех бараках нет здоровых, за исключением нашего, власти назначают людей на работу почти исключительно из нашего барака по 170 человек ежедневно. От врача получаем керосин, которым мажем себя, как предохранительным средством, против заразы.
В лагерь доставили два вагона соломы. Новый врач д-р Полляк заводит новые порядки касательно соломы, купанья и прочего, но все больные скептически относятся к его распоряжениям.
По распоряжению врача отправляемся в баню партиями купаться.
Власти загоняют людей прямо из бани на работу расчищать снег между бараками, несмотря на то что снег валит комьями и тотчас засыпает расчищенное место. Я обратил внимание постового, что эта работа, пока падает снег, не имеет смысла, на что получил ответ: «Приказ есть приказ».
В течение дня умерло 23 человека в лагере. Д-р Майер тоже умер.
* * *
18 января. Дует холодный ветер. Я всё время лежу на соломе под одеялом, ибо очень зябну.
Вечером вышла процессия с 12 гробами на кладбище «под сосны».
Кладбище «под соснами». Фото: Государственная публичная историческая библиотека* * *
19 января. Хотя постовым запрещено было держать газеты, всё-таки они ухитряются раздобывать эти газеты, ибо продают их нам по ценам, значительно превышающим стоимость газеты. Счастливый обладатель газеты позволяет только своим закадычным друзьям прочитывать эти газеты, но за плату от 5 до 20 геллеров. Одно чтение же газеты всем людям оплачивается иногда 4 кронами и совершается со всеми предосторожностями, дабы постовые не заметили этого, ибо могли бы подвергнуть строгому наказанию. Газета по прочтении уничтожается, чтобы её не нашли бы при обыске.
* * *
20 января. В лагере умерло 25 человек. Врач д-р Дорик заболел тифом.
Опасаюсь, что барак изолируют. В бараке пока только 4 больных. Состояние у всех подавленное.
* * *
24 января. Ввиду того что в нашем бараке констатировали появление пятнистого тифа, наш барак закрыли. И обнесли проволочным заграждением.
Солдаты за нашим бараком сделали сортир.
* * *
25 января. Первый день карантина проходит довольно весело, поскольку в таких обстоятельствах можно быть весёлым, ибо из нашего барака не гоняют людей на работу. Люди перед бараком курят люльки и папиросы.
Больные лежат без медицинской помощи. Здоровые же пишут красками на досках картинки, другие делают из дерева сахарницы, табакерки или чемоданчики.
Священник о. М. чистит платье о. Дионисию Мохнацкому, поражённому от сырости куриной слепотой.
Дьяки играют в карты и поют. Один дьяк, однако, скрестив руки, понурил голову, его взор тупо устремлён вперёд. О чём он думает и думает ли вообще что-нибудь – один Бог ведает.
* * *
27 января. Дует сильный ветер и падает снег. Медик велел Хивранову, Юречку и Михаилу Руссиняку перейти в тифозный госпиталь. Но медик оказался непутёвым, ибо у Руссиняка была опухоль селезёнки. Зная свою болезнь и опасаясь заразиться тифом, он тотчас же удрал из госпиталя. Не прошло и часа, как он был уже в нашем бараке (позже солдаты его вернули в тифозный барак. – Авт.).
Бог один ведает, сколько мнимо больных тифом эти горе-эскулапы поместили в тифозный госпиталь, чтобы здоровые люди заразились тифом.
* * *
29 января. На наш барак предназначено только 8 порций молока для больных, но больные – это почти все.
Повар ввиду того что больные тифом не могут есть общей пищи, присылает в наш барак увеличенные порции капусты, полбы и фасоли, сдобренной воловьим или овечьим мясом.
В бараке холодно и сыро, ибо власти выдают весьма мало топлива. Живущие в бараке берут, где только возможно, доски или другое дерево и топят ими в печках.
* * *
30 января. Сегодня очень холодно. Большая часть людей лежит на соломе, прикрывая себя всем, что только у каждого ещё есть. Велю топить печку досками, ибо стужа нестерпима. Некоторые из нас имеют только подобие одеял, ибо эти одеяла вследствие дезинфекции паром пришли в негодность.
* * *
1 февраля. Михаил Руссиняк, народный учитель из Горлицкого уезда, умер в госпитале.
Комендант лагеря, полковник, получив чин генерала, вышел в отставку. Мы свободно вздохнули, ибо надеемся, что уж хуже не будет. Вчера капитан, произведённый в майоры, призвал всех комендантов бараков и обнадёжил нас, что к 1 марта мы все будем дома.
Вследствие недостатка движения у большинства наступили такие запоры, что только значительные дозы каломели или глауберовой соли могут очистить желудок.
* * *
2 февраля. Д-р Роман Дорик скончался в тифозном госпитале. В нашем бараке служат панихиду. Утром состоялись его похороны, четверо людей понесли его гроб; остальных умерших везли на санках.
Отец учителя Емельяна Гривны умер тоже от тифа. Несмотря на закрытие нашего барака как тифозного, врач всё же разрешил постовым солдатам брать на работы по 20 человек ежедневно. По причине участившихся смертельных случаев все ходим как убитые.
* * *
4 февраля. Служащие бани доставили нашим крестьянам полушубки, которые у них были отобраны перед купанием в бане для дезинфекции. Доставленные полушубки сильно попорчены паром и дезинфекционным аппаратом, так что почти крошатся в руках. Крестьяне, осматривая их, не находят своих полушубков и берут любые попавшиеся под руку, но кто поручится за то, что среди этих полушубков нет полушубков скончавшихся от тифа, которыми заменили полушубки хорошие, взятые у крестьян?
Видел на главной площади процессию – 30 тощих, изнурённых и исхудалых людей силятся тянуть воз со съестными припасами к кухне лагеря, подгоняемые солдатом, держащим в правой руке палку, которой он бил по спине ленивых.
* * *
6 февраля. День тёплый. Вечером настал мороз. Распространился слух, что выдадут нам списки людей, предназначенных к отправке в арестный барак. Этот слух вызвал среди нас панику, ибо, к стыду нашему нужно признаться, что, вероятно, среди нас есть единицы, доносящие на нас властям, но оправдаться невозможно.
* * *
10 февраля. Даже болтать с людьми нет ни сил, ни охоты. Замечаю, что даже доселе не курившие втянулись в курение папирос и курят их одну за другой.
Врач велел передать один из бараков в госпиталь, ибо больных тифом прибывает всё больше и больше.
* * *
12 февраля. В госпитале умер от тифа о. Нестор Полянский. Он окончил курс богословия в Риме и посещал философский факультет во Львове, играл при этом превосходно на музыкальных инструментах. Похоронили его утром без ведома и участия родных.
Сегодня умерло ещё 12 человек.
Один рабочий, который ещё вчера работал, шёл к врачу просить касторки и, не дойдя до порога барака, упал мёртвым на пороге врача. И врач, и сопровождавшие его растерялись, не зная, по причине какой болезни он скончался, ибо считали его здоровым. Эта внезапная смерть подействовала на всех особенно угнетающе. Говорят, что это была холера.
* * *
13 февраля. Получаем впервые на весь барак 7 кусков мыла, которое считалось у нас роскошью.
Дезинфекция бараков. Фото: Государственная публичная историческая библиотека* * *
15 февраля. Темно, зажгли ночную керосиновую лампу. Я не могу уснуть и вижу при тусклом свете, как многие сквозь сон то молятся, вытягивая исхудалые руки вперёд, то встают, ещё сонные, и выходят из барака, чтобы тотчас же вернуться и снова лечь на солому. Слышу стоны, вздохи и плач. Один старик срывается с постели с крупными каплями пота на лбу и, открывая глаза и протягивая руки вперёд, что-то кричит, a потом, вытирая пот с лица, снова ложится спать.
В бараке часто возникают ссоры из-за того, что выходящие ночью в сортир мешают другим спать, то наступая на ноги спящим, то толкая их; при возвращении в барак эти ночные пешеходы, чтоб отыскать в темноте своё ложе и одеяло, невольно шарят по земле руками, залезая часто соседу пальцами в открытый рот, нос и глаза; достаётся при этом и рукам, и бокам товарищей, ибо идущий ничего не видит.
* * *
18 февраля. Казенный врач д-р Полляк пал жертвой тифа и умер, как солдат на посту.
* * *
22 февраля. Конференция всего медицинского персонала лагеря под председательством главного врача. Врач нашего барака после конференции заявил нам, что произведёт дезинфекцию нашего барака №5. Мы собрали всю солому нашего барака и вымели её со всеми паразитами, в ней находящимися, за барак, и, сложив в одну кучу, сожгли.
В бараке №1 находятся нары и на них положены сенники – матрасы, набитые сеном. Увидев эти нары, мы немедля воспользовались ими, чтобы узнать разницу удобства лежания на них в сравнении с лежанием на соломе, положенной на голой земле.
* * *
23 февраля. Пользуясь разрешением врача, гуляем весь день, ибо завтра наш новый барак №1 закрывают. Из бывшего нашего барака №5 власти выбрасывают всё, что только в нём находилось, приготовляя его к дезинфекции.
Польского ксендза Замойского власти отпускают на свободу, ибо врач нашёл, что у него нет тифа и что он здоров.
* * *
25 февраля. В бараке холодно, ибо живущие не прикрывают плотно дверей, и, кроме того, потому, что между нарами и землёй находится пустое пространство, по которому свободно гуляет сквозняк и снизу поддувает спящих. Многие уже разочаровались в нарах и жалеют о том времени, когда спали на голой земле, покрытой лишь соломой.
* * *
1 марта. Два транспорта освобождённых уехали в Грац. Второй барак намереваются власти переделать в барак исключительно для детей.
* * *
2 марта. Матерям и детям второго барака врач велел выдать одежду и сапоги накануне прибытия контролирующей комиссии.
* * *
3 марта. Действительно приехала комиссия. Третий барак подвергают дезинфекции. В первых бараках выбрасывают всю солому со вшами и миллиардом болезнетворных бактерий, пропитанную потом и кровью пленных. Люди нехотя собирают её руками, принуждённые к этому солдатами, которые не позволяют брать лопаты для этой цели.
* * *
5 марта. Фельдфебель берёт, несмотря на карантин нашего барака, по 30 человек ежедневно на работу. На жалобу по этому поводу нашего коменданта врачу получен ответ от д-ра Келлера: что раз фельдфебель требует людей, то надо их ему дать, но карантин, несмотря на это, снят быть не может.
* * *
6 марта. Умер от тифа Шулик. Говорят, что он был богатый человек в Галичине. На телеграмму своей жены с запросом, живы ли её три шурина, не ответил, ибо к тому времени все они умерли от тифа.
* * *
7 марта. Арестованы четверо комендантов тифозных бараков (комендантами были заключённые лагеря. – Авт.) за то, что издевались над больными и крали у них деньги и ценные вещи. Произведённая у них ревизия дала, как говорят в лагере, поразительные результаты. У них нашли деньги, золотые часы, кольца, цепочки и даже золотую зубную пломбу, a y одного из них даже целый зуб, покрытый золотой пломбой.
* * *
8 марта. Мы получили платье и 17 пар венгерских сапог. Получил впервые рубашку и прочее белье. Сбросил своё старое бельё, которого уже и не стоило стирать, до того оно было изношено. Теперь я чувствую себя словно обновлённым и уже не боюсь, что заболею.
* * *
13 марта. Ночью прибыло в Талергоф 200 пленных русских солдат привезённых из Венгрии. Немцы построили деревянные ворота перед лагерем с надписью «Лагерь интернированных».
* * *
14 марта. Хромого портного за то, что удрал из-под карантина в 1-й барак, капитан приказал посадить под арест. На площади читают громким голосом, по списку, фамилии освобождённых.
* * *
17 марта. Уже второй день повара не дают нам на ужин чаю, a только тощий и жидкий пшённый суп. О. Александр Полянский скончался в 8 часов вечера под карантином. Всё своё имущество, которое имел при себе, он передал на руки о. Генриху Полянскому.
* * *
18 марта. Отменён карантин нашего барака. На обед получили мы впервые жиденький суп из кукурузы.
* * *
21 марта. Похороны гимназиста Льва Куцля из Старого Самбора. Русским из Буковины власти запрещают петь песни вне барака.
На завтрак и на ужин дают нам суп врод лемковской «киселицы», но очень жидкой. Многие не кушают этого супа, до того он противен. После дают чёрный кофе с сахарином. Кислый суп, в связи с кофе и сахарином, у многих вызвал боли желудка.
В бараке так холодно, что наши люди принуждены даже ночью топить печки досками.
* * *
24 марта.Четверо наказаны одиночным арестом за то, что высказали своё мнение о занятии русскими войсками Перемышля.
Вдова Пелагея Сандович (жена расстрелянного священника Максима Сандовича. – Авт.) прибыла с новорождённым ребёнком из Граца в лагерь.
* * *
28 марта. Получили все задержанные властями письма от родных. О. Макар Григорий получил письмо, помеченное 1914 годом.
* * *
29 марта. Власти лагеря наказали двухдневным арестом Дм. Собина, Карела Андрея и Ядловского Ивана (лемков) за то, что передали письма своим родственникам в Америку с просьбой о материальной поддержке.
* * *
4 апреля. Сегодня первый день Пасхи. Уже 8 месяцев томлюсь в неволе. При разделе яичек высказываем пасхальная пожелания.
Православная часовня. Фото: Государственная публичная историческая библиотека* * *
7 апреля. О. Обушкевич из Соед. Штатов Америки прислал 300 крон о. Михаилу Дубику для раздачи нуждающимся лемкам. Также эмигранты из Америки прислали на руки Андрея Карела 250 крон для раздачи нуждающимся лосьянам. На руки Кузьяка из Богуши (Грибовскаго уезда) пришло 300 крон для лемков.
* * *
8 апреля. Цены выросли изрядно. Маленький хлебец стоит 52 геллера, булок же вовсе не получаем. Головка чесноку стоит 24–26 гелл., a литр топлёного молока – 40 гел.
В лагере находятся следующие лавки: молочная с хлебом и булками, которых обыкновенно не бывает, колбасная, табачная и для «карантина», продавщицей которой состоит немка (швабка). Говорят, что за 4 месяца она заработала только на одном хлебе и чае 30 тысяч крон. В лагерь прибыла в поношенном и порванном платье, теперь же обросла в перья и задирает нос вверх.
В молочной продавщицей состоит панна Зося с прислуживающей ей девкой; в булочной – поляки, в табачной – судья Гиссовский, a в колбасной – русский из-за кордона, у которого получаем яблоки и другие съестные продукты.
Получаем письмо от о. Мих. Вербицкого, который чуть ли не первый подал о себе весточку после освобождения. Другие освобождённые, хотя и обещали писать нам, но своего слова не сдержали.
* * *
11 апреля. Врач Пистингер велит составить список людей нашего барака с целью прививки оспы. Спустя два часа прибыл он с Полляком (чехом) и заставил всех поддаться этой операции прививки оспы, хотя нам следовало бы привить противотифозную, a не оспенную сыворотку.
* * *
13 апреля. Постовых солдат заменили другими молодыми, ибо старых солдат берут на фронт. Даже славный «цва унд цва» повар Ганс Фашинг, который прославился среди нас жестоким обращением и побоями разливной ложкой за малейшую, по его мнению, провинность, должен отправиться на фронт. Многие из нас облегчённо вздохнули.
* * *
19 апреля. Почту разносит молоденький ефрейтор. Новый лейтенант призывает всех комендантов бараков к рапорту. Этот же лейтенант, придя неожиданно для нас в барак, увидел священников, играющих в шахматы. Почему-то разозлился, схватил шахматную доску и так сильно ударил ею о стол, что стол раскололся.
Среди нас набирают охотников на военную службу. Наш барак огородили решёткой от мастерских.
* * *
27 апреля. Накануне предстоящей ревизии приводятся бараки в порядок. Прибывшему генералу рассказываем о нашем житье-бытье... Он говорит по-польски. И довольно милостиво разговаривает с делегатами бараков, позволяя им высказывать свои желания.
На обед дают нам жёлтую варёную репу.
Для чистки картофеля наш барак обязан высылать двух или трёх человек. Таких людей мы всегда снабжаем самыми широкими шароварами с весьма глубокими карманами. Эти люди, чистя картофель, крадут его потихоньку и прячут в свои шаровары и потом продают его нам.
* * *
1 мая. Суббота. Переходим в шестой барак. Опять является комиссия во главе с генералом, который внимательно расспрашивает делегатов бараков. Ватылин просит об улучшении пищи, так как ежедневно дают на обед варёную репу и ничего больше. Власти вербуют «добровольцев» на фронт.
* * *
От редакции: наступательная операция австро-германских войск в мае-июне 1915 года, так называемый Горлицкий прорыв, потребовала нового «пушечного мяса» в обескровленную австрийскую армию. И австрийцы были вынуждены начать рекрутский набор среди узников Талергофа. Началось всё хорошо, и благодаря возможности уйти в армию многие молодые люди избежали заключения в концлагере. Тем не менее темпы вербовки не устроили австрийцев, и вскоре они свернули «благожелательный» (по их мнению) режим на более жёсткий. Уже летом 1915 года в Талергофе начался голод, для безденежных – смертельный. К тому же в лагерь стали присылать новых интернированных – жителей Галиции – из районов, которые вынужденно оставила при отступлении русская армия. Их начали уже планомерно убивать голодом.
* * *
13 мая. Вечером разговариваем с Шуминским, Романом Макаром и одним крестьянином, который передал нам факт преднамеренного убийства постовым одного крестьянина.
Рассказчик стоял поодаль от поста и видел, как к постовому солдату подошёл другой солдат и посоветовал ему зажечь папиросу и бросить перед проходящим той дорогой интернированным крестьянином. Крестьянин, увидев лежащую на земле зажжённую папиросу, поднял её и, несмотря на тo что курить было запрещено, конечно, начал её курить. Этого только и ожидал солдат. Подбежав к нему, он проколол его штыком в нескольких местах!
* * *
14 мая. Душная жара. Мы все только в рубахах и штанах. Утром, во время завтрака, можно видеть целую толпу голодных людей, молящих о предоставлении им остатков супа! Получившие его хлебают с жадностью чисто звериной. Некоторые покупают этот сильно разбавленный суп по 4–10 гел. за кружку.
* * *
15 мая. Стал свидетелем бесчеловечного обращения старшего надзирателя арестного барака с одним русским интернированным. Неизвестно, за что, но бил его палкой по спине и рукам. После длительного истязания посадил его снова под арест.
Комиссия рассматривает дело устройства часовни и спрашивает священников, какой они веры, ибо немцам не было ничего известно об униатах и они их принимали до сих пор за православных.
* * *
16 мая. Хлеб пекут в Талергофе, но он уже не тот, ибо к муке подмешаны отруби и обрезки картофеля. Понятно, что многие из нас сильно болеют после принятия такой неудобоваримой пищи. Даже солдаты отказались брать свой паёк в виде этого хлеба.
* * *
17 мая. Дают одну булку непропечённого хлеба на 5 человек. Хлебный голод господствует во всём лагере.
* * *
18 мая. Постовой солдат побил до крови одного старика, три сына которого служили в австрийской армии и сражались на фронте.
* * *
19 мая. Одна булка хлеба приходится на 4 человека. Вообще затруднения в получении хлеба непреодолимы. Только сегодня прибивают на дверях бараков инструкцию о многих обязанностях и никаких правах для интернированных.
Узнаём, что Италия присоединяется к коалиции, враждебной Австрии. Говорят, что завтра будут допрошены 400 человек.
* * *
21 мая. На обед гнилая рыба. Много бараков возвращает её обратно.
* * *
23 мая. Первый день праздника св. Троицы. Бараки украшаем зеленью. По всем баракам священники правят утреню.
* * *
25 мая. Следственные власти допрашивают некоторых. Получаем сегодня на обед картофельный суп и рис. В лагере мало хлеба, мы его не только не получили, но даже не можем за деньги достать.
Одного человека, который сошёл с ума вследствие долгого одиночного заключения, отправили к врачу в Грац.
* * *
28 мая. Получаем хлеб, представляющий смесь муки, древесных опилок, пыли, всяких других неудобоваримых примесей. Этот хлеб вызывает у нас боли в желудке и головную боль.
Штирия объявлена на военном положении.
* * *
30 мая. Утром прибыла новая партия интернированных числом 500 человек из разных городов. Среди них православный священник Гудима из Вейнберга и несколько крестьян из грибовского и других уездов.
Получаем лишь прескверный суп, от которого у многих появился понос.
* * *
1 июня. Я изучал законы, но прихожу к заключению, что изучать их не стоит, ибо здесь, в лагере, нет законов, лишь своеволие властей и сплошное беззаконие.
* * *
3 июня. Прибыло 300 человек, интернированных в Талергоф. Из Сандецкого узда прибыл лишь один крестьянин и несколько женщин из Ростоки; из Горлицкого уезда тоже несколько крестьян. В транспорте этом много женщин.
Вечером приходит пьяный взводный (капрал) и велит вскопать грядку перед нашим бараком, чтобы высадить там фасоль, которая бы оплела стены барака. На моё заявление, что у нас нет ни лопаты, ни другого подобного орудия для этой работы, получил ответ, что Адам и Ева не имели подобных орудий, но всё ж таки сумели взрыхлить землю.
(По материалам «Талергофского альманаха»)
Продолжение следует
