В советской историографии Советско-финская война была явлением малозаметным. И часто – вслед за поэтом Александром Твардовским – её именовали «незнаменитой». Дескать, совсем потерялась она на фоне более знаменитой войны – Великой Отечественной.
На Западе же ее и вовсе считали позорной - бездарные советские горе-стратеги положили кучу солдат в Карелии, не сумев победить маленьких гордых финнов. При этом историки как-то умалчивают о том, что первым такой взгляд высказали гитлеровские стратеги, оценивающие ход войны по глобусу – да чего там воевать?! Какие-то жалкие сотни километров эти русские ваньки не могли пройти…
Примерно как сейчас западные генералы судят о характере боев СВО по газетам и гугл-картам, не понимая, отчего это русская армия не спешит штурмовать Харьков и Одессу?
Нынешние историки с удовольствием повторяют гитлеровскую пропаганду, даже не обращая внимания на тот факт, что Советский союз выиграл эту войну, добившись от Финляндии выполнения всех требований.
И выиграл ее весьма ограниченными силами, не обладая необходимым – хотя бы трехкратным – перевесом в живой силе и технике. Против 140 тысяч солдат и офицеров финской армии Красная армия выставила всего 240-тысячную группировку.
У финнов было 400 орудий, 600 танков, 270 боевых самолетов. У РККА – 1915 орудий, 1130 танков, 967 боевых самолетов.
По всем правилам военной науки, с такими силами нельзя приступать к вторжению на хорошо укрепленную территорию врага.
Но Красная Армия пошла в наступление, и всего за три месяца боев финская армия была наголову разбита.
Именно победа в Зимней войне позволила отстоять не только Ленинград от фашистских захватчиков, но и нашу страну в годы Великой Отечественной войны.
* * *
Отношения России и Финляндии никогда не были простыми, но в межвоенные годы они приобрели характер настоящей паранойи.
Правившее бал в финской политике движение «лапуасцев» – ветеранов гражданской войны 1918 года, впервые собравшихся в курортном местечке Лапуа на северо-западном побережье Ботнического залива – выступало вообще против какого-либо сотрудничества с Советским Союзом. Лапуасцы твердо считали необходимым продолжать «освободительную войну» – до самого Петрограда и дальше.
Нарком иностранных дел Литвинов писал: «Ни в одной стране пресса не ведёт так систематически враждебной нам кампании, как в Финляндии. Ни в одной соседней стране не ведётся такая открытая пропаганда за нападение на СССР и отторжение его территории, как в Финляндии… Я уже не говорю о том, что военные лица отдалённой Японии сделали излюбленным местом “туризма” Финляндию».
Активно развивались контакты и с Третьим Рейхом. Так, с 1933 по 1939 годы в Германию было направлено 136 финских военных делегаций – то есть, по 20 делегаций ежегодно.
И Гитлер в личной беседе с немецким дипломатом Випертом фон Блюхером высоко оценивал готовность финнов к выполнению задач нацистов: «Балтийское море является как бы бутылкой, которую мы можем заткнуть». И Финляндия, по мнению фюрера, могла выполнить эту задачу.
Сложно сказать, насколько финский главнокомандующий маршал Маннергейм разделял нацистскую идеологию Третьего рейха, но ему точно нравились «методы» нацистов в борьбе против немецкого коммунистического движения. Он это не скрывал и даже публично подчеркивал, что «когда-нибудь нацистское правительство сменят, но, тем не менее, реальный результат сохранится, поскольку влияние коммунистов в Германии уже сломлено».
Отражением финско-германского сотрудничества стали закупки немецкого вооружения. Именно этим вопросом и занимался Маннергейм. который в декабре 1934 года совершил двухнедельную поездку в Германию ради знакомства с одним из приближенных к Гитлеру – будущим рейхсмаршалом Германом Герингом.
Конкретно Маннергейм лоббировал вопрос о приобретении Финляндией новейших немецких самолетов и немецких морских катеров.
Начальник разведывательного управления Красной армии комкор Семен Урицкий докладывал: «Имеются сведения, указывающие на то, что Финляндия будет использоваться в качестве базы для развертывания германского флота и воздушных сил против СССР».
В Наркомате иностранных дел были согласны с такой оценкой и не раз указывали, что «после Японии, Германии и Польши Финляндия является... по своим замыслам наиболее агрессивной страной».
Стоит ли удивляться, что в СССР возникло желание сдвинуть границы – в те годы граница северного соседа проходила в 32 километрах от Ленинграда. А это не просто мало – к 1939 году и в СССР, и в Германии появились артиллерийские орудия, способные прицельно бить на таком расстоянии.
* * *
К концу лета 1939 года финны закончили строительство оборонительной линии Маннергейма - мощного укрепрайона на советско-финской границе (в принципе, решение о строительстве «линии» было принято в 1918 году, строительные работы начались лишь в середине 20-х голов, а вот основная часть бетонных дотов была возведена уже в конце 30-х годов).
По иронии, именно 23 августа 1939 года в Москве был заключен Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом, более известный как «пакт Молотова – Риббентропа».
Секретный протокол к пакту отнес Финляндию в «зону влияния СССР» – то есть, грубо говоря, гитлеровские дипломаты сдали своих сателлитов Советскому союзу.
Правда, Сталин, имея перед глазами опыт двух военных кампаний двадцатых годов, вовсе не спешил направлять в Финляндию экспедиционные части Красной Армии. Вместо этого он начал долгие и изнурительные переговоры, надеясь уговорить руководство Финляндии немного подвинуть советско-финскую границу на запад, предлагая взамен любые экономические контракты и вожделенные территории в восточной Карелии.
Также СССР потребовал сдать в аренду полуостров Ханко под советскую военно-морскую базу и документально гарантировать невступление Финляндии во враждебные СССР коалиции.
* * *
Переговоры шли мучительно долго и казались в Москве абсолютно бесплодными.
Не так давно в Финляндии были рассекречены стенограммы долгих переговоров между товарищем Сталиным и специальным посланником МИД Финляндии Юхо Кусти Паасикиви.
«Сталин: Мы просим 2700 квадратных километров и предлагаем взамен более 5500 квадратных километров. Какое государство поступало таким образом? Такого государства нет.
Паасикиви: Это никак не согласуется с нашей политикой нейтралитета. А мы желаем оставаться нейтральными, продолжать жить в мире, оставаясь в стороне от всех конфликтов.
Сталин: Это уже невозможно. При нынешнем раскладе сил как Англия, так и Германия могут послать крупные военно-морские силы в Финский залив. Я сомневаюсь, сможете ли вы противостоять нападению. Англия сейчас оказывает нажим на Швецию, чтобы та предоставила ей базы. Германия делает то же самое. Когда война между этими двумя странами закончится, флот страны-победителя войдет в залив...»
Проблема в том, что финский дипломат Паасикиви, начинавший свою политическую карьеру еще во времена Российской империи, вел с большевиками переговоры по старому финскому правилу торгов с царскими наместниками: чем больше завышать ставки, тем больше уступок в итоге можно выторговывать. И Сталина он считал продолжателем политики Российской империи, не понимая, что это вовсе не так. Большевики только учились дипломатии, причем, сам Сталин воспринимал все слова финских дипломатов о том, что дескать получить одобрение парламента на аренду острова Ханко будет невозможно, как глупую и пустую отговорку – ведь он сам мог протащить через Верховный Совет СССР любое решение.
Тем не менее, долгие часы споров неизбежно приближали разумный компромисс.
Как вспоминал финский дипломат Вяйнё Таннера, в конце концов необходимое решение было найдено.
«Премьер-министр Аймо Кайяндер полагал, что, если мы удовлетворим разумные оборонные требования правительства СССР, как это сделали другие, война не вспыхнет. Маршал Маннергейм заметил, что если Россия удовлетворится границей в семидесяти километрах от Ленинграда, то военные смогут разработать контрпредложения...»
Также Маннергейм был намерен предложить Сталину приобрести крепость Ино, которая так же важна, как и Ханко.
Сталин вновь отверг это предложение, заявив, что Финляндия предлагает слишком мало. Одновременно он выразил желание продолжить обсуждение этого вопроса – по сути, это было неприкрытое предложение к торгу.
Наверное, внутренне Сталин ликовал: неприступная финская красавица перестала наконец строить из себя эдакую Снежную Королеву и согласилась-таки пойти погулять с кавказским абреком-соблазнителем. Конечно, просит красавица слишком много за свои ласки, предлагая взамен слишком мало, но главное ведь не это. Главное, что принципиальное согласие получено, а запросы всегда можно подкорректировать!
Закулисный торг продолжался всю осень 1939 года – вплоть до роковых выстрелов в деревне Майнила.
* * *
В то время в деревне Майнила, расположенной у реки Сестра, по которой тогда проходила граница двух стран, находилась советская погранзастава, а в окрестностях были размещены подразделения 68-го стрелкового полка 70-й стрелковой дивизии, прикрывавшие границу.
Служба в Майниле считалась нервной и опасной – по селу то и дело из-за речки открывали огонь бравые финские пограничники, которые в пьяном виде любили попугать «этих русских». Интересно, что последний инцидент произошел буквально за месяц до войны – 15 октября 1939 года у Майнилы с финской стороны была обстреляна из пулемёта легковая машина. Причем, пьяные финские вояки не сразу сообразили, что они стреляли по автомобилю финской правительственной делегации, возвращавшейся с очередного раунда переговоров в Москве. Инцидент, естественно, замяли.
Но то, что случилось 26 ноября 1939 года замять было невозможно. В 15 часов 45 минут из-за речки раздалось семь артиллерийских выстрелов. Снаряды легли кучно – прямо в центр села. На месте погибло трое рядовых и один младший командир, ранено десять человек. «Советские войска, имея строгое приказание не поддаваться провокации, воздержались от ответного обстрела», – говорилось в донесении начальник первого отдела Штаба округа Тихомирова, посланного разбираться в случившемся.
* * *
Пограничник Владимир Ставский вспоминал:
«21 ноября, за пятидневку до провокации у Майнилы, я был на границе у моста через реку Сестру, на Выборгском шоссе. Там, за мостом, виднелись столбы и колья проволочных заграждений. Хмуро чернели на той стороне высокие ели, раскачивались под ветром кроны двух гигантских сосен. Словно мрачное воронье, торчали на сучьях сосен финские наблюдатели.
С товарищами мы прошли вдоль границы по-над берегом Сестры десяток-другой километров. И всюду дозорные сообщали о приготовлениях врага. На той стороне каждую ночь рубят деревья – стучат топоры, с шумом падают сосны и ели. Белофинны все больше выставляют станковых пулеметов, противотанковых пушек.
Враг готовился, затевал провокации. Население финских деревушек было выселено. Ни одного огонька.
А на нашей стороне – жизнь радостная, яркая. Приветливо светятся окна в домах сел и деревенек…
Так шли дни, вплоть до 26 ноября.
Это был обычный наш день на границе. К утру выпал легкий снежок. И воздух был особенно свеж.
В поле, в лесу шли обычные красноармейские занятия. Группа лыжников мчалась по равнине, стремительно спускалась с бугров и косогоров, взлетала на высотки.
И вдруг оттуда, с угрюмой финской стороны, резко гукнула пушка. Еще и еще.
По воздуху с нарастающим воем пронеслись снаряды. Они разорвались на нашей, советской стороне. И на свежий снег брызнула кровь.
Так же внезапно, как и открыли огонь, замолкли на финской стороне пушки.
Лежали на снегу убитые наши товарищи. На лицах у них как будто навеки застыла печать недоумения…»
* * *
Вечером того же дня нарком иностранных дел В. М. Молотов вручил финскому послу Ирие Коскинен ноту Правительства СССР по поводу провокационного обстрела советских войск: «Всего было произведено семь выстрелов, в результате чего убито три рядовых и один младший командир, ранено семь рядовых и двое из командного состава. Советские войска, имея строгое приказание не поддаваться на провокации, воздержались от ответного обстрела… Советское правительство не намерено раздувать этот возмутительный акт нападения со стороны частей финляндской армии, может быть плохо управляемых финляндским командованием. Но оно хотело бы, чтобы такие возмутительные факты впредь не имели места…»
Однако на советское предложение финны дали откровенно издевательский ответ: дескать, в итоге проведенного расследования выяснилось, что это Красная армия сама себя обстреляла, потому что выстрелы с советской стороны слышали финские пограничники. И вообще, писали финские дипломаты, у нас на границе стоят только пограничные войска и нет никаких орудий, тем более дальнобойных.
Как выяснилось через несколько дней, это было откровенное вранье: как раз через речку напротив Майнилы обнаружилась финская артиллерийская батарея.
Ответная нота СССР гласила: «Отрицание со стороны правительства Финляндии факта возмутительного артиллерийского обстрела финскими войсками советских войск, повлекшего за собой жертвы, не может быть объяснено иначе, как желанием ввести в заблуждение общественное мнение и поиздеваться над жертвами обстрела… Отказ правительства Финляндии отвести войска, совершившие злодейский обстрел советских войск, и требование об одновременном отводе финских и советских войск, исходящие формально из принципа равенства сторон, изобличают враждебное желание правительства Финляндии держать Ленинград под угрозой».
Было отклонено и предложение о совместном отводе войск от границы: в таком случае пограничников пришлось бы размещать на улицах Ленинграда.
* * *
Тем временем в Кремль полетели шифровки Разведупра РККА: как раз в это время на границу направляется мощная группировка финской армии – для занятий позиций в уже готовых бункерах «Линии Маннергейма»!
Еще шифровка: в правящих кругах Финляндии произошел переворот: военные и националисты-”лапуасцы” при поддержке германской дипломатии вынудили тихого социалиста Аймо Кайяндера оставить пост премьер-министра. Новым главой правительства стал воинственный националист Ристо Рюти, один из лидеров Национальной Прогрессистской партии.
Третья шифровка: новое правительство Финляндии готовится к присоединению к Антикоминтерновскому пакту, что означает военный союз с Третьим Рейхом.
И еще одна: в Финляндии объявлена военная мобилизация. Все финские резервисты призваны на военные сборы.
И Сталин понял, что финны специально затягивали переговоры, стараясь всеми силами выиграть время, чтобы закончить строительство своей «линии Маннергейма», под прикрытием которой вермахт мог бы молниеносным броском занять Ленинград.
Или же просто сравнять город с землей огнем дальнобойных гаубиц.
И Сталин решил пойти на крайние меры и выиграть время перед началом неизбежной войны – то есть, нанести упреждающий удар.
Как там говорится? Если драка неизбежна – бей первым.
* * *
Вечером 29 ноября посол Финляндии в Москве Аарно Юрьё-Коскинен был вызван в Народный комиссариат иностранных дел, где ему вручили ноту о разрыве дипломатических отношений: ввиду сложившегося положения, ответственность за которое ложится на правительство Финляндии, правительство СССР признало необходимым немедленно отозвать из Финляндии своих политических и хозяйственных представителей.
Уже на следующий день – 30 ноября 1939 года – советские бомбардировщики произвели первый налёт на Хельсинки, а войска Ленинградского военного округа перешли границу Финляндии.
Летчик Михаил Борисов вспоминал:
«В ночь с 29 на 30 ноября был получен приказ командующего о переходе границы. Все были в приподнятом настроении…
Наступило 30 ноября 1939 года. Было еще темно, но люди были в полной боевой готовности. Техники еще и еще раз осматривали самолеты, летчики проверяли вооружение. Стрелка часов подходила к восьми. Как только она стала на цифру восемь, весь горизонт сразу побагровел от вспышек орудийных выстрелов. Раздался залп многих сотен орудий. За первым залпом последовала непрерывная канонада.
Рассвело. По небу плыли низкие густые облака. Вылетать в такую погоду нельзя. А все так рвались сразиться с противником! Ждали весь день, но так и не пришлось вылететь.
Утром 1 декабря все поднялись в хорошем настроении. Погода явно улучшалась. Сидим в самолетах, ждем приказа о вылете.
Вдруг из землянки, где помещался штаб эскадрильи, выбегает командир... “Запускай моторы!” – раздалась команда. Летчики и техники только этого и ждали. Вмиг заревели моторы. Не прошло и нескольких минут, как эскадрилья была в воздухе и взяла курс на Выборг.
Подлетая к границе, мы увидели сплошное зарево. Дым от пожарищ поднимался высоко. Еле пробились через него.
Наконец, линия фронта осталась позади, мы – над территорией противника. Молчит земля, как бы притаившись и выжидая, на ней не видно ни одного живого существа, как будто все вымерло…»
Продолжение следует.