17 апреля 1920 года маршал Пилсудский издал тайный приказ о Киевской наступательной операции.
Поход на Восток начался под громким лозунгом «За нашу и вашу свободу!». Пилсудский объявил, что война ведётся против «оккупантов, разбойников и грабителей» и за «освобождение» Украины. В наступлении участвовало около 65 тысяч поляков и 15 тысяч петлюровцев: на киевском направлении наступали семь пехотных и одна кавалерийская дивизии, на одесском направлении – три пехотные дивизии.
Советские войска сильно уступали силам вторжения: всего РККА на Украине насчитывала около 55 тысяч человек, при этом непосредственно на польском фронте было не более 15 тысяч солдат. Также Красная армия серьёзно уступала полякам и в количестве орудий, пулемётов и бронемашин. К тому же советские стратеги прозевали удар по Киеву: в Москве ждали польского удара со стороны Белоруссии, и именно на Западный фронт были направлены подкрепления из Сибири и Кавказа.
Поэтому нет ничего удивительного, что советско-польский фронт рухнул в первый же день. Советские войска, потерявшие связь и управление, бросились бежать, не оказывая практически никакого сопротивления. В плен попало более 10 тысяч красноармейцев – впрочем, многие части Красной армии, набранные из мобилизованных крестьян, сознательно переходили на сторону поляков
Так начался победный марш польской армии.
26 апреля поляки заняли Житомир, затем – Бердичев и Винницу, Бар и Жмеринку, вышли к Днепру у Припяти.
«Трудно описать энтузиазм войск, переступивших реку Случь в этот весенний день, – восторженно писал в своих мемуарах командующий 8-м Уланским полком Корнель Кшечунович. – Они маршировали на глазах своего Верховного главнокомандующего в глуби Украины к историческим окраинам былой Речи Посполитой, богатейшего, пышнейшего края, где текли молоко и мёд, пахнущего травой и цветами... Наше поколение, все офицеры – от командира эскадрона и ниже вплоть до последнего умеющего читать рядового, – было воспитано на чтении трилогии Сенкевича. И сейчас я на крыльях с удовольствием летел по степи, где мы должны были вернуться к традиционным конным сражениям на земле, покрытой доисторическими курганами и пропитанной кровью наших предков, которые как раз здесь исполняли свою роль бастиона христианства...»
6 мая 1920 года поляки заняли Белую Церковь, вышли к Киеву.
Командование 12-й армии РККА планировало дать бой за столицу Украины и дождаться подхода частей 1-й Конной армии с Северного Кавказа. Но поляки форсировали Днепр и захватили небольшой плацдарм на левом берегу, и этот манёвр имел огромное психологическое значение: деморализованные войска запаниковали и начали отход.
В итоге 7 мая большевики оставили Киев без боя.
Передовые польские части, сев на самые обыкновенные трамваи, вошли в центр Киева, посеяв большую панику среди населения города.
Уже 9 мая с подчёркнутой помпезностью Пилсудский провёл польский парад победы в Киеве, отметив захват всей Правобережной Украины. Разумеется, все договоренности с Петлюрой были отправлены в помойное ведро – отныне украинские земли полностью теряли и государственность, и политическую субъектность, и само название.
* * *
На Днепре польские войска остановились. Необходимо было закрепиться на захваченной территории, подтянуть тылы и коммуникации.
Также требовалось решить вопрос с союзниками по Антанте. Если французы негласно поддерживали наступление поляков на Украину, то британцы не на шутку переполошились усилением политического веса новых французских вассалов в Восточной Европе (и, как следствие, усилением «веса» самой Франции). Поэтому Британия вновь стала настойчиво проталкивать идею мирных переговоров с Советской Россией с установлением границы Польши по так называемой «линии Керзона».
Наконец, требовалось время, чтобы усмирить местное население, недовольное польской политикой возращения земель в помещичье землевладение.
* * *
Прекращение наступления поляков на Левобережье дало возможность Красной армии прийти в себя и подготовиться к реваншу.
Командующий Западным фронтом Владимир Гиттис был снят с должности, на его место назначен 27-летний Михаил Тухачевский – бывший белый офицер, ранее проявивший себя в ходе боёв против войск Колчака и Деникина. Также для лучшего управления войсками южная часть Западного фронта была преобразована в Юго-Западный фронт, командующим войсками которого был назначен Александр Егоров.
Для отражения польской агрессии большевики объявили на западных землях Белоруссии всеобщую мобилизацию. На работу принимали только подростков, все мужчины, способные держать оружие, отправлялись на фронт.
Пропаганда работала на полную мощь.
«Через труп белой Польши лежит путь к мировому пожару!» – кричали все советские газеты.
«На штыках понесём счастье и мир трудящемуся человечеству! На Вильно, Минск, Варшаву – вперёд, товарищи!».
В середине мая исполком Коминтерна в обращении к рабочим всех стран призвал их к мировой революции.
Конечно, все эти призывы были не больше, чем обычной пропагандой: ведь уже тогда было ясно, что никакой мировой революции в Европе не будет.
Так, Баварская советская республика, провозглашённая в Мюнхене, ещё в мае 1919 года была потоплена в крови. Жертвами палачей из «фрайкора» (так именовали себя первые отряды штурмовиков, из которых выросли СА и СС) стали и тридцать сотрудников католического общества святого Иосифа, обсуждавших в пивной планы предстоящей театральной постановки. Их схватили и без суда и следствия расстреляли как «опасных красных». Такая же судьба постигла сотни невинных людей.
Весной 1919 года была уничтожена и Бременская советская республика. В Бремен вошли правительственные войска, устроившие показательные массовые казни.
А вот в Страсбурге, где немецкие коммунисты провозгласили создание Эльзасской республики, революционеров вешали французы, которых сами немцы просили поскорее занять город и защитить восставших от карателей. Французский генерал Анри Гуро внял призыву, но затем признал Совет Эльзасской республики бунтовщиками. Все коммунисты были арестованы и казнены; ничто не могло помешать приезду президента республики Пуанкаре и массовым празднествам по поводу воссоединения Страсбурга с Францией.
Так что к середине 1920 года от коммунистических настроений в Германии не осталось и следа. И только фантазия советских пропагандистов могла бы предположить, что Красная армия способна принести на своих штыках революцию в жаждущую военного реванша Германию.
* * *
26 мая 1920 года войска Юго-Западного фронта, получив пополнение, начали контрнаступление против поляков, попытавшись форсировать Днепр к северу от Киева. В то же время с юга Киев попыталась взять в клещи 14-я армия РККА.
Поляки поначалу легко отразили все атаки большевиков, но тут под Умань была полностью переброшена 1-я Конная армия силой в 16 тысяч сабель. Появление такого мощного соединения изменило ход войны. Кроме 1-й Конной на польский фронт направлялась элита Красной армии: лучшая 25-я Чапаевская дивизия (13 тысяч сабель и штыков, более 500 пулемётов, 52 орудия); 45-я стрелковая дивизия Ионы Якира, состоящая из китайцев; кавалерийская дивизия «Адского атамана» Георгия Котовского; Башкирская кавалерийская бригада.
5 июня 1920 года части 1-й Конной прорвали польскую оборону в районе Сквиры под Киевом. Густой туман и дождь позволили коннице Будённого незаметно зайти к полякам в тыл и мощным ударом быстро подавить всякое сопротивление. Также большевики смогли взять Житомир и Бердичев, благодаря чему с Киевом было перерезано всё железнодорожное сообщение. И 3-я польская армия, дислоцированная в Киеве, не успев толком познакомиться с городом, оказалась под угрозой полного окружения и истребления.
Не дожидаясь разгрома, поляки спешно бежали из Киева, едва на Днепре появились первые корабли советской Днепровской флотилии, обстрелявшие город утром 9 июня.
14 июня части 14-й советской армии разгромили и вторую – вернее, 6-ю армию Войска польского, которая, потерпев сокрушительное поражение под Жмеринкой, побежала к польской границе, увлекая за собой и остатки армии Петлюры.
* * *
28 июня 1920 года началась новая грандиозная операция Красной армии – Ровенская, которая затянулась на две недели. Удар 1-й Конной (к этому времени армия Будённого выросла до 24 тысяч сабель и штыков при 94 орудиях и 700 пулемётах) опрокинул порядки 2-й Польской армии, в которой насчитывалось 20 тысяч солдат и офицеров. Далее в прорыв были направлены китайцы 45-й дивизии Якира, наводившие лютый ужас на поляков.
В итоге фронт был смят, и большевики одним броском захватили Ровно. Для поляков это был культовый город, исторический центр сопротивления Речи Посполитой против разделов республики.
В это время успешно проходило и советское контрнаступление в Белоруссии: 14 июля войсками Западного фронта был захвачен Вильно. К концу июля Белорусская операция закончилась взятием Красной армией Гродно и Пинска.
Троцкий в мемуарах вспоминал: «Поляки откатывались с такой быстротой, на которую я не рассчитывал, так как не допускал такой степени легкомыслия, какая лежала в основе похода Пилсудского. Но и на нашей стороне, вместе с первыми крупными успехами, обнаружилась переоценка открывающихся перед нами возможностей. Стало складываться и крепчать настроение в пользу того, чтоб войну, которая началась как оборонительная, превратить в наступательную революционную войну... У Ленина сложился твёрдый план: довести дело до конца, то есть вступить в Варшаву, чтобы помочь польским рабочим массам опрокинуть правительство Пилсудского и захватить власть...».
И войскам был отдан приказ: «Закончить разгром противника в трёхнедельный срок».
* * *
22 июля направление главного удара Красной армии перемещается с Волыни в Галичину, а захват Львова становится главной целью для 1-й Конной армии. Город тогда обороняли остатки 3-й и 6-й польских армий – около 50 тысяч солдат, уставших и деморализованных, но всё ещё представляющих опасную силу.
Однако командующий Западным фронтом Тухачевский потребовал перехода основных армий Буденного для нанесения главного удара по Варшаве. Это был чисто политический вопрос: предвкушая скорую победу над Польшей, командующие фронтами РККА стали делить основные заслуги. И если командующий Юго-Западным фронтом Егоров ориентировался на тандем Ленина и Сталина, то Тухачевский был ставленником наркома Троцкого. И, понятно, он желал показать, что приказы Троцкого главнее, чем каких-то там партийных секретаришек из гражданских.
Командиры 1-й Конной были с таким поворотом дел, естественно, не согласны, в итоге и родился план двух ударов – на Варшаву и на Львов. Но известно, что бывает, если погнаться за двумя зайцами сразу.
* * *
Когда Красная армия вступила на территорию Польши, в стране ещё оставалось немало социалистов, выступавших за союз с большевиками. Но вскоре от социалистических настроений поляков не осталось и следа. И виноваты в этом были сами красноармейцы, которые принялись мстить местному населению за все обиды украинцам, чинимые польскими солдатами.
О том, как большевики шли по Польше, красноречиво рассказал в своей «Конармии» Исаак Бабель, бывший сотрудник Реввоенсовета 1-й Конной, который вполне буднично описывал, как конармейцы убивали военнопленных поляков и мирных жителей: «Прямо перед моими окнами несколько казаков расстреливали за шпионаж старого еврея с серебряной бородой. Старик взвизгивал и вырывался. Тогда Кудря из пулемётной команды взял его голову и спрятал её у себя под мышкой. Еврей затих и расставил ноги. Кудря правой рукой вытащил кинжал и осторожно зарезал старика, не забрызгавшись. Потом он стукнул в закрытую раму.
– Если кто интересуется, – сказал он, – нехай приберёт. Это свободно...»
Дневники, которые Бабель вёл во время похода на Польшу, были намного откровеннее: «Я не смотрел на лица, прикалывали, пристреливали, трупы покрыты телами, одного раздевают, другого пристреливают, стоны, крики, хрипы, атаку произвёл наш эскадрон».
Делая записи о грабежах, он даже укорял себя:
– Ничего не взял, хотя и мог, плохой из меня будённовец...
А вот как он описывал вступление в польский город: «Лавчонки все открыты, мел и смола, солдаты рыщут, ругают жидов, шляются без толку, заходят в квартиры, залезают под стойки, жадные глаза, дрожащие руки, необыкновенная армия...»
Собственно, проблемы в Конармии признавали и сами отцы-командиры – Будённый и Ворошилов. В одной из сводок Реввоенсовета армии прямо говорилось о том, что грабежи местного населения вызваны тем, что солдат бросили в наступление без какого бы то ни было снабжения; что командование РККА, увеличив численность Конармии, ничего не сделало для развития службы тыла и снабжения. «Снаборганы не работают, красноармейцы по двое суток не получают хлеба; что заставляет бойцов самоснабжаться. Последнее является главной причиной грубого произвола и бандитизма частей».
Не лучшим было и положение дел в других частях РККА, которых отправили воевать в Польшу за свой счёт: что солдат мог отобрать у местного населения, то и было его обедом.
Так что неудивительно, что вскоре против орды с Востока восстали все поляки, а разбитые в пух и прах на Украине армии не успевали принимать пополнение. За считанные дни поляки смогли увеличить свою армию на 60 тысяч человек, доведя её до 110 тысяч штыков и сабель.
* * *
Ещё одной проблемой Конармии было тотальное недоверие к военным специалистам – бывшим офицерам Русской императорской армии, согласившимся сотрудничать с большевиками. В Конармии военспецов, мягко говоря, не жаловали и при каждом удобном случае отправляли их под трибунал. Отчасти это объяснялось пролетарскими комплексами луганского слесаря Ворошилова, недолюбливавшего офицерскую «белую кость», отчасти тем, что в Конармии бывали случаи, когда военспецы с целыми полками переходили на сторону белых. Так что Конармия воевала как придётся – лихим наскоком в лобовую атаку с шашкой наголо!
Но против большевиков сейчас сражались не деморализованные белые, которым старые понятия о чести мешали по-настоящему воевать с собственным народом, а настоящие профессионалы войны. План обороны Варшавы составил французский генерал-майор Макс Вейган – блестящий выпускник Военной академии Сен-Сир, ближайший помощник маршала Фоша и основатель офицерских курсов для польских кавалеристов.
Наконец, самым главным фактором успеха стала польская разведка – вернее, подразделение польских математиков, профессоров Варшавского и Львовского университетов, призванных на работу в Главный штаб Войска Польского, которые взломали шифры РККА. И вскоре разведка положила на стол генерала Вейгана подробный план наступления, разработанный в штабе Тухачевского.
* * *
Собственно, это был старый план русской армии по подавлению польского восстания 1831 года: форсировать Вислу в нижнем течении, зайти полякам со спины и ударить по Варшаве не с востока, а с запада. Что ж, генерал Вейган решил усилить оборону Варшавы именно с западного направления и сковать силы большевиков в районе Львова, чтобы не дать РККА перебросить подкрепления под Варшаву.
План блестяще сработал. Когда Красная армия смела польские силы в предместьях Варшавы, красноармейцев ждала вторая линия обороны.
Затем последовал точный контрудар: части уланского полка захватили штаб 4-й армии РККА со всеми документами. Так что, когда в штаб 4-й армии поступил приказ Тухачевского начать наступление, польская разведка стала передавать из захваченного штаба библейские тексты. В результате работа советской радиосвязи была полностью парализована.
Наконец, 16 августа генерал Вейган нанёс третий и главный удар – у Люблина, где поляки достигли двойного перевеса над красноармейцами (47,5 тысячи поляков против 21 тысячи красноармейцев). В итоге польские армии взяли в огромный «котёл» части шести советских армий.
* * *
В это время Красная армия силами 1-й Конной и 14-й армий безуспешно пыталась овладеть Львовом. После нескольких дней упорных боёв под городом поляки замкнули окружение. И 1-я Конная армия, измотанная в боях, была вынуждена перейти к обороне, пытаясь вырваться из огненного кольца и одновременно взять город.
Тщетно Тухачевский взывал о помощи: люди Сталина, не принимая во внимание указаний главкома РККА, приказали будённовцам во что бы то ни стало штурмовать Львов. Впрочем, некоторые части 1-й Конной армии успели повернуть на Варшаву, но на пути их встала крепость Замостье, которую будённовцы смогли взять лишь к 25 августу – уже после того, как разбитые под Варшавой армии Западного фронта РККА начали паническое отступление на Восток.
В итоге и конармейцы, увидев риск полного окружения, решили оставить город и отступать.
* * *
Впрочем, Михаил Тухачевский не терял надежды на реванш. Он приказал 1-й Конной повернуть на север, чтобы атаковать правый фланг наступающих польских сил. По замыслу командарма, это дало бы ему возможность остановить бегущие войска и начать новое наступление на Варшаву. Но в битве при Комарове самые боеспособные соединения конармейцев были разбиты соединёнными силами двух кавалерийских армий.
Уже 12 сентября польские войска, непрерывно преследующие остатки Конармии, подошли к Ровно, откуда красные и начали наступление на Варшаву. Сил у красных оборонять город больше уже не было.
И снова, разгромив красные армии, польские войска заняли Западную Волынь. Вновь, как чёртик из табакерки, выпрыгнул пронырливый бухгалтер Петлюра, ожидающий новых подачек от поляков.
Но на сей раз Петлюру с Пилсудским, которые уже панировали вновь двинуться на захват Киева, остановили не большевики, но польский Сейм, депутаты которого всерьёз боялись нового разгрома польских армий на дикой Украине. Депутаты категорически запретили Пилсудскому продолжать войну и посоветовали Петлюре самостоятельно разбить красных.
В итоге в начале октября 1920 года перемирие на фронте было ратифицировано обеими сторонами, а польские и советские войска отведены за демаркационную линию.
* * *
Польша дорого продала мир. За «участие Польши в экономической жизни Российской империи» Варшава получила 30 миллионов рублей золотом, 2 тысячи паровозов.
И большевикам пришлось заплатить, ведь в заложниках у поляков оставалось около ста тысяч пленных красноармейцев.
Ни о каком выполнении решений Женевской или Гаагской конвенций не было и речи. Польские военные вообще предпочитали ими не заниматься. Их грабили, снимая с них всё, вплоть до исподнего, их расстреливали, забивали камнями. Свидетель этих событий, еврей-коммунист, писал, что, как только красноармейцы попали в плен, поляки зарубили всех евреев (он чудом остался жив), а потом пешком перегнали всех в Люблин, и путь этот больше напоминал Голгофу.
В конце концов всех пленных распределили по концентрационным лагерям. Самый большой лагерь в Стшалкове был рассчитан на 25 тысяч заключённых (из них погибло более 8 тысяч человек). Крупные лагеря действовали в Бресте, Белостоке, Вадовице и Домбе. Как настоящий «конвейер смерти» печально прославился лагерь в Тухоли, где пленных размещали в землянках, а подчас и на сырой земле. Ситуация усугублялась эпидемиями тифа, дизентерии, «испанки», холеры, оспы, малярии и туберкулёза, бушевавшими в лагерях военнопленных.
Сохранился отчёт о посещении одного из лагерей под Брест-Литовском делегацией Международного комитета Красного Креста: «От бывших конюшен, в которых размещены военнопленные, исходит тошнотворный запах. Пленные зябко жмутся вокруг импровизированной печки, где горят несколько поленьев, – единственный способ обогрева. Ночью, укрываясь от первых холодов, они тесными рядами укладываются группами по 300 человек в плохо освещённых и плохо проветриваемых бараках, на досках, без матрасов и одеял. Пленные большей частью одеты в лохмотья... Две сильнейшие эпидемии опустошили этот лагерь в августе и сентябре – дизентерия и сыпной тиф... Из-за скученности помещений, не пригодных для жилья, совместного тесного проживания здоровых военнопленных и заразных больных, многие из которых тут же и умирали, недостаточности питания, о чём свидетельствуют многочисленные случаи истощения, лагерь в Брест-Литовске представлял собой настоящий некрополь...»
Вот отрывок о лагере в Белостоке из докладной записки начальника санитарного департамента Министерства военных дел Польши: «В лагере на каждом шагу грязь, неопрятность, которые невозможно описать, запущенность и человеческая нужда, взывающие к небесам о возмездии. Перед дверями бараков кучи человеческих испражнений, больные до такой степени ослаблены, что не могут дойти до отхожих мест... Сами бараки переполнены, среди „здоровых” полно больных. По моему мнению, среди 1 400 пленных здоровых просто нет. Прикрытые только тряпьём, они жмутся друг к другу, согреваясь взаимно. Смрад от дизентерийных больных и поражённых гангреной опухших от голода ног. В бараке, который должны были как раз освободить, лежали среди других больных двое особенно тяжелобольных в собственном кале, сочащемся через верхние портки: у них уже не было сил, чтобы подняться, чтобы перелечь на сухое место на нарах...»
Только в феврале 1921 года между Польшей и РСФСР было подписано соглашение о репатриации пленных, а через год поляки действительно стали отпускать полуживых людей в Россию: согласно официальным документам мобилизационного управления штаба РККА, домой из польского плена вернулись 75 699 красноармейцев. Число погибших в плену остаётся неизвестным до сих пор. По данным российских источников, в концлагерях умерло 18–20 тысяч красноармейцев (то есть 12–15 % от общей численности попавших в плен), польские источники называют цифру в 16–17 тысяч человек.