Мало кто задумывался, что Кровавое воскресенье стало следствием близких отношений и полного доверия народа к царской власти. И священник Георгий Гапон, и руководители «Собрания фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга», и более 150 тысяч рабочих были уверены, что стоит им дойти до Зимнего дворца и вызвать государя на откровенный разговор, как самодержец тотчас откликнется на их просьбу.
Именно по этой глубинной связи и было решено нанести удар.
Народовольцы считали, что нужно убить царя, чтобы разрушить его сакральную силу в сознании русского народа – дескать, мужики увидят, что русский монарх такой же смертный, как все прочие, и перестанут боготворить власть. Поэтому они так исступленно охотились за государем Александром Освободителем.
Те, кто пришли за народовольцами, решили, что для разрушения власти требуется убить сам народ. Не весь, конечно, но от имени царя.
Всё началось с того, что сразу же после Нового 1905 года на Путиловском заводе была объявлена забастовка – рабочие требовали введения 8-часового рабочего дня. Самое обычное дело по тем временам, которое вовсе не требовало внимания высшей власти. Более того, у рабочих был пример разрешения подобных споров: в 1904 году волна забастовок в Закавказье привела к тому, что многие работодатели в Баку стали подписывать с профсоюзами коллективные договоры, защищающие права рабочих.
Но раз дело было в столице, то надо было идти к царю – так по крайней мере рассудил о. Георгий Гапон, священник храма Милующей Божьей Матери, что в Галерной Гавани. Кстати, настоятелем этого храма был сам Владимир Саблер – заместитель обер-прокурора Святейшего Синода Константина Победоносцева.
* * *
Один из видных оппозиционеров того времени писал о Гапоне: «Человек он совершенно необразованный, невежественный, не разбирающийся в вопросах партийной жизни. Говорит с сильным малорусским акцентом и плохо излагает свои мысли, испытывает большое затруднение при столкновении с иностранными словами… О программах партий и о прочих теоретических вопросах Гапон имел довольно-таки смутное и поверхностное представление. Он не только ничего этого не знал, но в глубине души совершенно не интересовался этими вопросами, которые казались ему лишними и ненужными для революции».
Священник Георгией Гапон. Фото: из автобиографии Гапона «The Story of my Life» / Charman & HallЗато рабочие вдруг увидели в этом странном батюшке, который без году неделя приехал из Полтавы покорять столицу, своего вождя и кумира.
Писатель и журналист Семен Ан-ский с удивлением писал: «Гапон имел огромное неотразимое влияние на рабочих. За ним шли слепо, без рассуждения; по первому его слову тысячи и десятки тысяч рабочих готовы были идти на смерть.
Он это хорошо знал, принимал как должное и требовал такого же отношения к себе и со стороны интеллигенции. И поразительно то, что некоторые интеллигенты, старые эмигранты, опытные революционеры, люди, совершенно не склонные к увлечениям, всецело подпадали под его влияние».
Наверное, секрет популярности Гапона прост: большинство рабочих в Петербурге были вчерашним крестьянами, а в деревенской жизни священники играли первостепенную роль: без благословения батюшки даже коровы не телились. Поэтому рабочие, привыкшие всюду полагаться на авторитет церкви, с удовольствием пошли вслед за священником, обладавшим настоящим природным магнетическим взглядом. Его глаза «точно заглядывали в душу, в самую глубину души, будили совесть человеческую». А как он говорил! С жаром, просто и доступно. Его проповеди собирали множество людей, и нередко церковь не вмещала в себя всех его слушателей.
Поэтому, наверное, нет ничего удивительного в том, что осенью 1902 года его церковные покровители поручили Гапону возглавить организацию «Собрание фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга» по духовному окормлению столичных пролетариев.
Надо сказать, что первое время дело «Собрания» продвигалось туго, и до весны 1904 года численность организации не превышала нескольких сот человек. И вот, стремясь расширить свою организацию, Гапон стал стремительно радикализоваться, выступая уже не с церковных, но с социал-демократических позиций, занимаясь уже не духовными, но политическими вопросами.
И это желание понравиться самым радикальным пролетариям сгубило все миссионерские потуги.
Георгий Аполлонович сам исключил возможность встречи в государем, когда накануне анонсированного Крестного хода к Зимнему дворцу опубликовал в печати откровенно хамское воззвание к императору: «Государь, боюсь, что Твои министры не сказали Тебе всей правды о настоящем положении вещей в столице. Знай, что рабочие и жители г. Петербурга, веря в Тебя, бесповоротно решили явиться завтра в 2 часа пополудни к Зимнему дворцу, чтобы представить Тебе свои нужды и нужды всего русского народа. Если Ты, колеблясь душой, не покажешься народу и если прольётся неповинная кровь, то порвётся та нравственная связь, которая до сих пор ещё существует между Тобой и Твоим народом. Доверие, которое он питает к Тебе, навсегда исчезнет. Явись же завтра с мужественным сердцем пред Твоим народом и прими с открытой душой нашу смиренную петицию. Я, представитель рабочих, и мои мужественные товарищи ценой своей собственной жизни гарантируем неприкосновенность Твоей особы».
То есть какой-то невесть что возомнивший о себе провинциальный «гуру» вздумал не только панибратски тыкать российскому государю, но и хамски угрожать императору, одновременно обещая ему безопасность в центре имперской столицы... Понятно, что после таких слов дальнейшие переговоры были невозможны, более того, государь демонстративно уехал в Царское Село, лишая демонстрацию всякого смысла.
Но Гапон решил пойти на принцип.
* * *
На невозможности встречи рабочих с государем настаивали и спецслужбы, которые вели «Собрание фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга» с самого начала.
Священник Георгий Гапон и градоначальник Иван Фуллон на Собрании русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга, осень 1904 года. Фото: Карл Булла / WikipediaКак свидетельствуют полицейские доклады и газеты того времени, в город уже накануне шествия «Собрания» были завезены листовки и оружие, купленное на японские деньги: японцы хотели всеми силами устроить кровавую заварушку в центре страны, чтобы наиболее боеспособные части армии были бы переброшены с восточной границы. И поэтому, пока демонстранты шли к Зимнему дворцу, в других районах города уже возводились баррикады и шли погромы.
И делали это те, кто к «Союзу рабочих…» Георгия Гапона не имел никакого отношения.
Но, видимо, в Зимнем дворце никому и в голову не могло прийти, что нити заговора тянутся на самый верх – к премьер-министру Сергею Витте, который в те годы активно вынашивал планы убийства государя императора Николая II и замены монарха на более покладистого Михаила – собственно, этот сценарий впоследствии и лёг в основу военного переворота в феврале 1917 года.
Отец Сергея Витте – чиновник средней руки – получил потомственное дворянство лишь в середине XIX века. Блестяще воспитанный, Витте окончил Новороссийский университет и даже написал диссертацию по математике. Но из-за отсутствия средств был вынужден бросить науку и устроиться билетным кассиром на железную дорогу. Впрочем, вскоре талантливого служащего, проявившего незаурядный дар в организации работы касс, заметили наверху, и уже через 15 лет он стал топ-менеджером – управляющим всей Юго-Западной дорогой.
Дороги в то время, как правило, строились на концессионной основе: государство разрешало инвесторам построить дорогу и некоторое время получать доход от её эксплуатации, после чего компания переходила в собственность государства.
Юго-Западные железные дороги, где делал карьеру Витте, были в тот момент частным предприятием. Здесь он прославился не только как талантливый управленец, но и как нечистый на руку делец. Он разорял конкурентов, заключал картельные договоры о тарифах, раздавал и получал взятки и даже успел побывать под судом.
* * *
Тем не менее никакой компромат не помешал его переходу на государственную службу. Произошло это после крушения царского поезда в Борках: Витте был единственным из руководителей дорог, который, несмотря на давление со стороны чиновников, всегда запрещал царскому поезду превышать установленную скорость. И после крушения император Александр III решил назначить Витте начальником департамента железных дорог Министерства финансов.
Вскоре Витте становится министром путей сообщения, а затем возглавляет Министерство финансов. На этом посту он ввёл государственную монополию на производство водки, что укрепило курс рубля.
Но, несмотря на славу финансового гения, Витте всё равно был чужим для касты высшего дворянства: выскочка, в нарушение всех правил получивший звание действительного статского советника, либерал с подмоченной репутацией, но самое главное – чужак, не прошедший всей школы аппаратной выучки.
Наконец, Витте был противником российского вторжения в Китай и Корею – страны, которые Япония рассматривала как зону своих интересов, что тоже раздражало высших сановников, которые инвестировали в китайские проекты личные средства.
И уже к 1904 году перед Витте нарисовалась пугающая перспектива: либо он сломает царскую машину власти, либо эта машина сломает его самого. И Витте решил побороться.
Министр финансов Сергей Витте. Фото: Государственная публичная историческая библиотека
* * *
Разумеется, Витте действовал не один. Прежде всего он нашёл союзников деловых кругов Англии, готовых вместе с Японией изгнать Россию с Дальнего Востока.
Большая часть олигархов того времени – банкиры-нувориши, промышленники, хозяева пароходов и железных дорог – были заинтересованы в ослаблении центральной власти.
Один из основателей первой российской политической партии «Союз 17 октября» Павел Рябушинский, совладелец мануфактур, Московского банка и типографии, был выходцем из купеческой семьи староверов. Занять положение в светском обществе Рябушинскому с его родословной было невозможно. Такая же проблема стояла и перед известным меценатом партии большевиков фабрикантом Саввой Морозовым. По закону, его могли публично высечь плетьми или заковать в кандалы – оскорбление, совершенно немыслимое в отношении дворянина, пусть и обедневшего до состояния нищего попрошайки. Разве это справедливо?
Представители феодальной аристократии, от которых и зависело принятие законов, в принципе не желали слышать о каких-либо реформах, и потому олигархи решили силой заставить императора принять их «во власть», инвестируя в революцию.
Интересная деталь: в июле 1904 года министр внутренних дел Плеве собрался поставить вопрос об аресте Витте ребром: у министра были улики о связи премьер-министра с террористами. Но по странному совпадению в тот момент, когда Плеве ехал на высочайший доклад по этому поводу, он был убит эсерами-террористами.
* * *
Именно Витте уговорил государя уехать из Санкт-Петербурга, чтобы не встречаться с делегацией «Собрания фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга». И именно он отдал приказ полиции и командиру Семёновского полка стрелять по шествию.
Расчет был дьявольски точен: стрельба по крестному ходу у Зимнего дворца разрушила все монархические идеалы.
Среди тех, кто оказался под обстрелом семёновцев, был и Михаил Фрунзе – будущий первый нарком обороны СССР. Он был легко ранен в руку, но ареста избежал – сумел убежать от полиции. После этого он утратил всякий интерес к учёбе и организовал боевую дружину. Мягкий и чувствительный юноша, прежде хотевший стать кабинетным учёным, Фрунзе превратился в боевика, готового стрелять в людей.
Практически религиозным фанатизмом отличались и другие террористы, которые, казалось, совершенно не боялись смерти.
Один из полицейских чинов потрясённо писал: «Как эти люди умирали... Ни вздоха, ни сожаления, никаких просьб, никаких признаков слабости... С улыбкой на устах они шли на смерть».
В Тамбове эсеры убили вице-губернатора Николая Богдановича, затем губернатора Владимира фон дер Лауница. Усмирять тамбовских эсеров прибыл советник губернского управления Гавриил Луженовский. Он вышел из поезда в Борисоглебске в окружении казаков и полиции. Но охрана не обратила внимания на юную девушку: это была гимназистка седьмого класса дворянка Мария Спиридонова, член эсеровской боевой дружины, в будущем лидер партии эсеров.
«После первого выстрела, – вспоминала потом Спиридонова, – Луженовский присел на корточки, схватился за живот и начал метаться по направлению от меня по платформе. Я в это время сбежала с площадки вагона на платформу и быстро раз за разом, меняя ежесекундно цель, выпустила ещё три пули».
Охрана её схватила, казаки хотели было зарубить террористку, но потом пожалели.
Спиридонову приговорили к смертной казни через повешение, но заменили бессрочной каторгой. Когда террористку везли на каторгу, на одной станции монахиня поднесла ей букет цветов с запиской: «Мученице».
Мария Спиридонова. Фото: Nerchinsk katorg Russia archive* * *
17 октября 1905 года император подписал знаменитый Октябрьский манифест, в котором согласился на созыв Думы с законодательными полномочиями, расширение избирательного права и предоставление гражданских свобод.
И с террористами, которые после Октябрьского манифеста стали только мешать своим покровителям, расправились буквально в три щелчка.
Во-первых, им разом перестали давать деньги.
Во-вторых, приняли закон о военно-полевых судах. Судили упрощённым порядком – без прокуроров, защитников и вызова свидетелей. Приговор выносился в течение 48 часов и приводился в исполнение немедленно. Прошение о помиловании не рассматривалось.
Военно-полевые суды вынесли 1102 смертных приговора, военно-окружные суды за два года – 4232 смертных приговора. Вешали не только террористов, которые убивали губернаторов, министров и полицейских, но и мужиков, пустивших красного петуха на помещичьи усадьбы.
В-третьих, в газетах были опубликованы имена 2500 агентов Охранного отделения, действовавших в революционных кружках. Среди них, кстати, были и имена «настоящих» бомбистов, которые в действительности никогда не сотрудничали со спецслужбами.
В том же году император избавился и от Витте, отправив его в отставку. Но было уже поздно: не пройдёт и 12 лет, как семена террора дадут свои кровавые плоды.
