Расовая теория и практика

27 января 1945 года Красная армия освободила узников нацистского концентрационного лагеря «Освенцим». Во всём мире годовщина этого события отмечается как День памяти жертв Холокоста. Сейчас трудно найти человека, который не знает о практике массового уничтожения людей в немецких концлагерях. Но можем ли мы сказать, что этот страшный опыт осознан нами на самом деле?

Узники Освенцима приветствуют своих освободителей. Фото: United States Holocaust Memorial Museum / Belarussian State Archive of Documentary Film and Photography

Узники Освенцима приветствуют своих освободителей. Фото: United States Holocaust Memorial Museum / Belarussian State Archive of Documentary Film and Photography

Как известно, идеологией Третьего рейха была нацистская расовая теория. Она утверждала, если выражаться простым языком, что из всех народов мира немецкий – самый лучший. Хотя расовая теория и выдавалась за научную, для тоталитарного общества она, разумеется, стала фанатической верой. Главный акцент в ней был поставлен на биологические характеристики того или иного народа. Для Маркса в человеке всё определялось экономикой, для Гитлера – строением черепа. Выберите самостоятельно, что омерзительнее. 

Сначала немцам предстояла борьба за биологически безупречную природу своего народа. С 1939 года по секретной программе эвтаназии «Т-4» сотни тысяч граждан Рейха, имевших психические или наследственные болезни, были вначале насильно стерилизованы, а после – умерщвлены. Так поступали не только со взрослыми, но и с младенцами. Тела сжигались в крематориях. На официальном уровне все умерщвлённые считались погибшими от того или иного недуга. То же самое сообщали родителям о смерти их ребёнка, которого на самом деле отравили газом или просто вкололи яд. 

После начала Второй мировой войны нацистское правительство поставило себе задачу совершить аналогичную операцию над теперь уже не больными в медицинском смысле людьми, а над «больной» расой – семитами. Логика была простая: раса низшая, а проживает в Европе, прямо под носом. К тому же Версальский мир, ставший германским национальным позором, был, по мнению нацистов, заключён под влиянием еврейских банкиров. Да ведь среди коммунистов евреев много! Значит, решено: евреи – вредные насекомые, с которыми надо бороться до уничтожения

Евреи-мужчины ждут отбора на рампе в Освенцим-Биркенау. Фото: Bernhardt Walter / Ernst Hofmann / United States Holocaust Memorial Museum /  Yad Vashem
Евреи-мужчины ждут отбора на рампе в Освенцим-Биркенау. Фото: Bernhardt Walter / Ernst Hofmann / United States Holocaust Memorial Museum /  Yad Vashem

Из самой Германии евреи были к моменту начала Второй мировой уже выселены, другое дело – Польша, Украина, Белоруссия. На их территории к 1940 году проживала половина всех евреев мира. Так в умах нацистских идеологов родилось роковое словосочетание: «окончательное решение еврейского вопроса». Вопрос надо было разрешить так, чтобы он больше не поднимался. В документах Рейха ни разу не упомянуто стремление «истребить», «уничтожить» еврейский народ. Нет, только «окончательно решить еврейский вопрос» – Endlösung der Judenfrage. 

Вместе с наступлением Германии на Польшу, а после и на Советский Союз, в большинстве крупных городов создавались еврейские гетто. Один из городских кварталов окружали стенами, внутрь заселяли всех евреев города. Кормили так плохо, что за год в гетто могло умереть 20–30% населения. Фильм «Пианист», снятый по воспоминаниям польско-еврейского музыканта Владислава Шпильмана, прекрасно иллюстрирует страшные условия, в которых жили узники. Зачем были нужны гетто? Изолировать евреев? Нет. Изолировать и дать умереть с голоду? Ближе, но нет. Гетто были прямо в городе, отделённые невысокими стенами. Не сможет ведь вся Варшава жить в смраде от останков полумиллиона человеческих тел. Зато польская деревня Треблинка, как и городок Аушвиц, смогут.

Были построены концлагеря. Из 6 миллионов жертв Холокоста (72% еврейского населения оккупированных Германией территорий) около 3 миллионов – это жертвы всего четырёх лагерей: Освенцима, Треблинки, Белжеца и Майданека. 

Два лагеря, Треблинка и Белжец, создавались исключительно для уничтожения людей, поэтому их называют не концлагерями, а лагерями смерти. В живых там оставляли только тех евреев, которым физические силы позволяли хоронить своих соплеменников в братских могилах. Потом уничтожались и они.

В отличие от Треблинки и Белжеца, Освенцим и Майданек были не только лагерями смерти, но и трудовыми концлагерями: часть заключённых работала на немецкие компании. 

Еврейские женщины и дети, отобранные для смерти, идут строем к газовым камерам, Освенцим. Фото: Bernhardt Walter / Ernst Hofmann / United States Holocaust Memorial Museum / Yad Vashem
Еврейские женщины и дети, отобранные для смерти, идут строем к газовым камерам, Освенцим. Фото: Bernhardt Walter / Ernst Hofmann / United States Holocaust Memorial Museum / Yad Vashem

В эти четыре лагеря в 1941–1944 годах немцы свезли практически всё население польских гетто. Каждый день немцы забирали из оцеплённых еврейских районов по несколько тысяч человек, набивали ими товарные вагоны и везли в концлагерь. Если в Освенциме и Майданеке у прибывших узников был хоть какой-то шанс выжить и быть отправленными на работы (примерно 10%), то в Треблинке и Белжеце это было невозможным: прямо с платформы заключённых отправляли в газовую камеру.

Лагерь Треблинка, к примеру, был по размеру как обычная московская школа. Газовая камера и крематорий. А что ещё нужно? Его персонал – 30 человек. Евреям говорили, что они должны раздеться  и пойти в душ,  после чего будут отправлены на работы. Люди сами оставляли одежду, заходили в камеру и в течение 15 минут погибали от подаваемого в помещение газа. После этого их тела сжигались заключёнными евреями. Прах и останки выбрасывались в близлежащие реки и пруды. Эта система действительно напоминала фабричный конвейер. Таким способом в лагере Треблинка, состоящем из двух зданий, за полтора года было уничтожено 900 тысяч человек – число, сравнимое с населением современной Эстонии. Прямо у лагерного забора начинались польские хозяйства, владельцы которых, работая в поле, каждый день видели происходящее внутри лагеря. Первое время крематориев не было, поэтому смрад вокруг лагеря стоял на несколько километров вокруг.

Памятник в лагере смерти Треблинка. Фото: Adrian Grycuk / Wikipedia
Памятник в лагере смерти Треблинка. Фото: Adrian Grycuk / Wikipedia

Потом Треблинку сравняли с землёй, засеяли территорию цветами и создали там домашнее хозяйство, отдав землю одному из бывших охранников.

Мы отмечаем дату освобождения Освенцима, потому что он являлся самым большим лагерем  – и по «пропускной способности», как конвейер смерти, и как огромная по площади территория, где работало множество заключённых. К моменту освобождения Освенцима советскими войсками союзникам было уже давно о нём известно. В лагере ещё оставалось несколько тысяч заключённых, они были спасены. 

В интернете можно найти множество живых свидетельств о Холокосте. В главном фильме по этому вопросу, «Шоа», о лагерях вспоминают в основном заключённые, которые делали вместо нацистов «грязную» работу. Страшнее фильма автор этой статьи не видел. Он не только не помогает осознать, но окончательно заводит размышления в тупик. Есть и знаменитая биография Рудольфа Хесса, коменданта Освенцима, написанная им в заключении. В ней он старается (вполне искренне) рассуждать о своём жизненном пути. Жизнь Рудольфа Хесса, как известно, закончилась не только казнью, но и покаянием. Образ его личности может поразить любого. В молодости он собирался стать священником, но, как отмечает в своей замечательной книге отец Манфред Дезелерс, в детстве ему говорилось слишком много слов про Бога, но не было любви. Он не был жестоким человеком, осуждал насилие. В своей биографии он признаётся, что при виде газовых камер он боялся представить в них свою семью. И тем не менее он верил, что так надо, что именно уничтожение евреев  – это борьба за будущее счастье немецкого народа. Он служил этой идее с религиозной энергией, подавив в себе мягкость и сострадание. Служил не Богу, а идолу. И этим служением заполнял в своём сердце пустоту голод по любви к Богу и к человеку.

 

Холокост – это откровение о человеке. Люди, которые сотворили на земле такое зло, родились такими, как и мы, обычными людьми. Они стали такими. Значит, любой человек мог бы таким стать. Узнаем ли мы в себе потенцию смотреть на человеческую жизнь так, как смотрел на неё охранник концлагеря? Конечно, не узнаем. Но история концлагерей учит нас, что человеческая душа так может

И, наверное, концлагерь – это самое логичное, к чему может прийти окончательно забывший Бога и любовь человек. Здесь мы встречаемся с той самой бездной, неизвестностью зла внутри себя. И не дай нам Бог «прощупать» в себе глубину этой неизвестности. 

Концлагерь, как пишет о нём Ханна Арендт в своей книге «Эйхман в Иерусалиме», – это манифестация банальности зла. Он строится на принципах элементарной, упрощённой жизни. В нём торжествует борьба как идея человеческого существования: борьба классов, борьба верхов и низов, борьба народов. Немецкий концлагерь – это и манифестация смерти, и поклонение самой банальной в мире человеческой идее конкуренции в её апогее – уничтожении людей. Ведь сама смерть и есть олицетворение банальности – пустоты, лишённой всякого смысла. 

Книга «Банальность Зла. Эйхман в Иерусалиме». Фото: Издательство «Свобода»
Книга «Банальность Зла. Эйхман в Иерусалиме». Фото: Издательство «Свобода»

Концлагерь для человечества – это мистический опыт тьмы, который, как и всякую тайну, нельзя осознать, но необходимо постигать. Это откровение о том, как выглядит жизнь на земле без Бога. 

«Я пытался молиться, но мои молитвы превращались в испуганный лепет, потому что я все их давно забыл. Я не мог найти путь к Богу. Я верил, что Бог не хочет мне помочь, потому что я сам оставил Его».

Рудольф Хесс, комендант концлагеря Освенцим


 

Читайте также