Барон Пётр Николаевич Врангель принадлежал к древнему немецкому дворянскому роду. Этот род был очень хорошо известен в Российской империи. Его предки участвовали в Бородинском сражении, но и до, и после него эта фамилия часто встречалась на российской службе. Кроме того, его родственник – выдающийся учёный Фердинанд Врангель – был крупнейшим исследователем Русского Севера, он составил лучшие карты Восточно-Сибирского моря. Его родной брат Николай Николаевич Врангель был широко известен как искусствовед, сподвижник Грабаря, с которым тот работал над знаменитой «Историей искусства». В целом Врангель принадлежал к семье, которая могла бы по праву гордиться тем, что их фамилия уже заняла в истории России достойное место.
Сам Пётр Николаевич проделал яркую и в своём роде уникальную карьеру. Немецкая аристократия, к которой он принадлежал, была в России особой кастой, входившей в высший свет. Он служил в лейб-гвардии Конном полку – одном из самых привилегированных полков, близких к Романовым, где служило больше всего великих князей. Академия Генерального штаба и кавалерийское училище – это достаточно стандартная для представителей такого круга карьера. Но он получил ещё и прекрасное гражданское образование. Горный институт – один из лучших институтов в Российской империи того времени: там был собран практически весь свет технической профессуры. Последнее время многие специалисты по истории Гражданской войны, касаясь биографии Врангеля, по-разному оценивают его успехи как студента Горного института. Но нам известно, что программа была очень сложной, а Врангель был одним из первых студентов этого института по успеваемости. Это сильно выделяло его среди блистательной петербургской светской молодёжи. И всё же ей он тоже был не чужд. Время учёбы он проводил как светский повеса, участвуя в дуэлях и других проказах, которыми баловались молодые гвардейцы.
«Новый снаряд прогудел в воздухе и, ударившись где-то вблизи, разорвался. Один осколок, громко жужжа, упал около стола так, что я, не вставая со стула, мог, нагнувшись, его взять. Я поднял осколок и, повернувшись к ближайшему полку, крикнул солдатам: „Бери, ребята, горяченький, к чаю на закускуˮ, – и бросил осколок ближайшему солдату. В одну минуту лица посветлели, послышался смех, от недавней тревоги не осталось и следа» (из воспоминаний П.Н. Врангеля).
Уже в Первую мировую войну, где он стал кавалером Георгиевского креста, проявилось его умение воодушевлять людей. В воспоминаниях людей, которые его знали (как, например, его друг генерал П.Н. Шатилов), он описан как человек, обладающий какой-то наследственной рыцарской немецкой храбростью. Это помогало ему впоследствии и самому поддерживать людей, которые оказывались с ним рядом. Он был великолепный начальник, офицер и отец своим солдатам. Все, кто вспоминают его в военное время, говорят, что он никогда не уходил на отдых, пока не был убеждён, что все подчинённые обеспечены: есть место для постоя, есть всё необходимое для отдыха солдат, есть фураж. Эта черта была не показной: таким его вспоминают во все периоды. И этим он заслужил уважение и любовь, которые остались с ним на протяжении всей его недолгой жизни.
Пётр Николаевич Врангель. Смотр Казачьего полка в Севастополе, 1920 годТо, что заставляет помнить имя этого человека до сих пор, – самая большая загадка жизни барона Врангеля. Он – прекрасный военный, однако лишённый особенного политического честолюбия человек – начинает свою службу в Белой армии достаточно поздно и вовсе не как её лидер, а лишь как скромный командир конной дивизии. Личными заслугами делает себе карьеру, но вскоре из-за разногласий с главнокомандующим генералом А.И. Деникиным оказывается в отставке. Почему именно этого человека в самый критический момент практически единогласно выбирают на роль нового главнокомандующего? Почему он сам согласился принять командование армией, дела которой, как уже понимали и большевики, и сами добровольцы, и бывшие союзники по Антанте, проиграны? Да и сам Врангель – человек, очень тонко знающий людей и прекрасно понимающий обстановку – оценил ситуацию сразу: дальнейшая борьба и сопротивление обречены на провал. С этого поворотного момента, когда он принимает на себя ответственность за стольких людей, Врангель-главнокомандующий воюет не против красных, а за своих.
Гражданская война развращает. Говорили, что Белое движение начиналось святыми, а заканчивалось людьми, уже далёкими от каких-либо идей, убеждений и принципов. Крым 1920 года – это территория, которая целиком блокирована большевиками. Кроме того, это полуостров, поэтому ни о какой возможности отступления и ни о каких рокировках не могло быть и речи. Тяжелейшие условия, отсутствие какой-либо организации, упавшие духом солдаты – вот что досталось Врангелю от прошлого главнокомандующего. Но ничего нет хуже разложения армии изнутри: люди в отчаянном положении, с оружием в руках, но потерявшие смысл борьбы; люди, которые развращены тыловой жизнью, которым уже совершенно неинтересно сопротивление, которые в наступившем хаосе бросаются на поиски своих личных выгод.
В этой тяжелейшей обстановке остаётся один человек, мужеством которого вновь собирается единый организм общего дела. Врангель собирает все силы и таланты людей, которые его окружают: его пример вселяет в них надежду. За 6–7 месяцев ему удаётся восстановить дееспособность армии и максимально организовать тыл. Никакая война не может без тыла: тыл – это гражданское население, производство, крестьяне, продовольствие и прочее – одним словом, это небольшое самодостаточное государство. Он воодушевляет людей создать хотя бы на маленьком острове в бушующем море революции мирную Россию, о политическом строе которой до сих пор спорят многие историки. Здесь начинается раскрываться его талант не только как военного, но и как замечательно организатора. Сейчас историками по-разному оценивается значение этого дела, но среди прочих мнений существует одно достаточно обоснованное: если бы Врангель с его талантами смог встать во главе Белой армии раньше, то весь ход событий мог бы пойти совсем по-другому сценарию.
В Первой мировой войне Врангель тяжело переболел тифом, и здесь, в условиях постоянного стресса и больших нагрузок, это сильно сказывалось на его здоровье. И тем не менее никогда он не появлялся на людях иначе, чем его представляют по оставшимся фотографиям: всегда подтянутый, с высоко поднятой головой. Несмотря на тяжелейшие условия, в которых Врангелю приходилось трудиться в Крыму 1920 года, находясь между ненадёжными союзниками и очень разрозненными штабами, он продолжал оставаться ярким примером самоотверженности и для всего своего окружения, и для солдат. К 1920 году у него в характере наиболее сильно проявилось умение собирать совершенно разных людей, подчас идеологически враждующих или в силу других причин не совместимых между собой. Под его началом оказались серьёзные управленцы и сформировавшиеся политики, такие как Кривошеин и Струве, которые обладали собственной харизмой и амбициями. Тем не менее под руководством Врангеля они смогли хотя бы на один год вместе поставить и решить общую практически не выполнимую для тех условий задачу: воодушевить армию и на полгода обеспечить её продовольствием, позволив ей набираться сил для последнего боя.
Последний бой как таковой не состоялся. После советско-польского перемирия 1920 года большевики бросили все силы с польского лагеря военных действий на Крым, и Врангель понял, что положение безнадёжное. Приходилось реализовывать последний из предполагаемых план – эвакуацию.
И Врангель предложил возможность эвакуации всем: не только своей армии, но и всему мирному населению Крыма, кто видел в этом надежду на спасение. Желающих нашлось больше, чем было судов. Эвакуация одной только армии – дело нелегкое, тем более тогда, когда ни с одной стороны не приходится рассчитывать на поддержку. Союзники до последнего момента тянули, и лишь в самый последний момент французы практически на драконьих условиях согласились предоставить дополнительные суда для эвакуации, платой за что оказалось фактически всё имущество Русской армии. Тогда вместе с Врангелем Россию покинули более 150 тысяч человек. В тех условиях это, конечно, была его личная заслуга. До сих пор именно за это его память чтут очень многие эмигранты и потомки людей, жизни которых он тогда спас. Это событие больше всего обсуждается и сейчас, когда вспоминается его имя.
Эвакуация врангелевской армии из Крыма, 1920 годНо для него основное дело жизни не закончилось эвакуацией. Со стороны принимающих государств поддержка эмигрантов за границей была очень небольшая. Русским, в общем-то, никто не был рад ни в Турции, ни во Франции, ни тем более в Англии. Выполнив свою миссию как последний глава Русской армии и лидер Белого движения, перевезя своих людей в Европу, он мог бы умыть руки. Но для Врангеля тяжелейшие условия и борьба за выживание Русской армии продолжались и там. Мало в мировой истории примеров того, чтобы верховный главнокомандующий, потеряв родину, вместе со своей армией уходит в изгнание и тем не менее продолжает заботиться о ней. Почти невозможно найти примеры, чтобы один человек ощущал как свою личную ответственность заботу о всех своих соотечественниках, оказавшихся без крова за границей.
Две звезды Врангеля загораются над Босфором: здесь он не только великолепный военный, но и прекрасный дипломат. Он очень много сил и времени тратил на поддержание духа солдат – бедных людей, которые жили в невыносимых условиях в лагерях. Он с женой постоянно посещает их. В Стамбуле он был на положении почётного пленника, и тем не менее выискивал возможности появляться перед людьми, которым он был необходим. Его пример энергии, энтузиазма, общительности заражал, вселял в людей надежду. Даже те, кто не относился к нему с симпатией, сходились на том, что Врангель обладал удивительной харизмой и силой влияния на окружающих. Под это обаяние попадали и военные французы, и дипломаты, что позволяло ему добиваться дипломатических решений в пользу своих бывших солдат. Благодаря его ходатайству перед Александром, королем Болгарии, многие русские смогли найти себе работу и разместиться в Белграде. Флотом и оружием он расплатился за возможность наибольшему количеству русских беженцев обосноваться во Франции. Сам же, не имея возможности оставаться рядом со своей армией (Франция так или иначе отказывает ему в этом), он выбирает в качестве постоянного места пребывания Брюссель – один из самых недорогих городов Европы. И оттуда продолжает наносить визиты в те места, где рассредоточены бывшие полки. Каждый приезд его, по свидетельствам многочисленных воспоминаний, встречался с неподдельной радостью.
В биографиях таких выдающихся личностей, каким был Врангель, семье обычно отводится вторичное место. Так чуть было не случилось и в нашем рассказе. Ещё в молодые годы Врангель встречается с Ольгой Михайловной Иваненко. Фрейлина двух императриц, дочь камергера и супруга барона с 1908 года, она оставалась для Врангеля всю жизнь самым близким другом. Уже позже, в эмиграции, всё окружение барона, кто разделил с ним всю тяжесть Крымской эпопеи, последних боёв Белой армии и уход из Крыма, с не меньшим уважением относятся и к его супруге. Она разделила с ним на равных и продолжила главное дело его жизни – заботу и поддержку большого количества людей, которые ушли вместе с бароном в эмиграцию и оказались там в плачевных условиях, потерянные и никому не нужные.
С момента, как Врангели оказались в Белграде, а потом в Брюсселе, она постоянно продолжала заниматься организацией лазаретов и госпиталей, где лечились особенно часто встречавшиеся тогда туберкулёзные больные. Несмотря на то что у Врангелей было четверо детей и баронессе приходилось заниматься семьёй и хозяйством, она всегда находила силы и время на заботу тех, о ком болело сердце у её мужа. Средства были очень скудны, но на дело благотворительности она своим обаянием собирала очень разных людей и так находила меценатов. Делом её влияния было то, что, например, Юсупов – известный в широких кругах эмиграции, но никогда не замеченный ранее в какой-либо благотворительной деятельности и филантропии – выделил значительные суммы из своего капитала для устроения госпиталей и туберкулёзных больниц. Все, кто вспоминают барона, вспоминают и его супругу, пережившую его на 40 лет.
Баронесса Врангель с детьми в ТурцииВрангель понимал, что для его бывших солдат, людей военных, лишённых всего – Родины и семей, – боевой дух армейского братства просто необходим. Тогда Врангель принимает единственно верное для тех условий решение – создать организацию, которая была бы не напрямую военной. Так возник Русский общевойсковой союз. Создание этого союза служило, возможно, уже единственным напоминанием о едином духе Русской армии, которым жили её рассеявшиеся по всему миру части. Эта организация была чуть ли не самой уважаемой и самой долгоживущей организацией Русского Зарубежья. Она просуществовала до 60-х годов. И продолжала вселять надежду в людей, которые не имели уже больше ничего общего с изгнавшей их родиной, кроме неё.
В это время в Петрограде семья его дяди была полностью уничтожена, а самого дядю большевики на глазах у его детей закололи штыками в петроградской квартире. Врангель обо всём этом знал. Он знал, как были изуверски замучены его кузены, родственники его жены. И несмотря на всё это, даже в личных разговорах о большевиках в его словах никогда не проскальзывало никакой приватной ненависти – в этом сказывалась, вероятно, его рыцарская натура. Он мог очень воодушевлённо говорить о людях, которых он любит, о Русской армии, о многочисленном своём окружении. Но о враге он говорил сдержанно. Он говорил: враг – большевизм, и от него нужно избавить Россию, это задача номер один.
Отдельно стоило бы сказать о бескорыстии и честности барона. Врангель, покидая Россию (в отличие от многих из его окружения, кто вывозил с собой большие средства), уехал, в общем-то, без ничего. Люди, знающего его, говорили, что он как рыцарем жил, так рыцарем и умер. И так же по-рыцарски он был абсолютно честен и по-рыцарски беден. В Стамбуле он жил на яхте, которую выделило ему бывшее посольство Российской империи. И однажды, аккурат в то место, где находились личные каюты его семьи, врезалось судно под итальянским флагом. Никто не сомневался, что это покушение, организованное большевиками. К счастью, барон остался жив. Но так они с женой потеряли последние сбережения, небольшое количество личных украшений Ольги Михайловны и практически все боевые ордена барона, кроме Владимирского креста.
Потом в Брюсселе, когда самые тяжёлые работы по организации размещения войск более-менее были устроены, он возвращается к своей гражданской профессии. Он, главнокомандующий Русской армии, человек, спасший десятки тысяч жизней, лицо Белой армии, ходил каждый день на работу как гражданский служащий, вспомнив свою профессию горного инженера. Так он кормил свою семью. Даже когда созданный им Русский общевойсковой союз предложил ему пенсию, которая по праву полагалась ему как его основателю, он отказался. Несмотря на стеснённые обстоятельства, он счёл невозможным брать деньги для себя из скудной казны Союза, из которой деньги тратились в первую очередь на поддержание инвалидов и людей, находящихся в отчаянном положении, которых было очень много среди русских военных.
Он умер, не дожив нескольких месяцев до своего пятидесятилетия, и, конечно, его смерть до сих пор вызывает очень много споров. Основная версия состоит в том, что он был отравлен так называемым братом своего денщика. Всё это вызывает множество вопросов, но важно совсем другое. Врангель до последнего момента пишет свои мемуары. Его записки – это, наверное, один из самых интересных источников по Гражданской войне и по Белому движению. Он стал писать их с момента, когда он покинул Россию, и продолжал редактировать до последних дней своей жизни. В них содержится, например, очень интересная оценка Деникина. Многие близкие Врангелю люди говорили, что даже само происхождение Деникина, вышедшего из крестьянской среды и дослужившегося своими талантами до генерала, было несопоставимо с блестящим аристократическим происхождением барона. В этом ли была причина, но им действительно трудно было найти общий язык. И тем не менее Врангель в конце последних дней своей жизни убирает из этих воспоминаний критическую оценку Деникина как личности, всячески подчёркивая уважение к этому человеку. Над этим записками он продолжает работать уже в очень тяжёлом состоянии, до самой смерти.
25 апреля 1928 года у Врангеля наступает агония, температура под 40, его последние слова: «Я слышу благовест… Боже, спаси армию». Профессор И.П. Алексинский констатирует его смерть. Рассылаются телеграммы по всем отделениям Русского общевойскового союза.
Смерть Врангеля произвела огромное впечатление на уже совершенно разрозненную к тому времени эмиграцию. Телеграмма о его смерти ввергла в отчаяние большое количество военных бывшей Русской армии. Были известны случаи, что люди, узнавая о том, что барон Пётр Николаевич Врангель умер (это были передовые казаки, офицеры, простые военные), стрелялись. В записках некоторых из них было написано: «Нет барона Врангеля, я не вижу смысла дальше жить». Белград, где были устроены его официальные похороны, в те дни был полон русскими эмигрантами из военных. Были случаи, что люди продавали последнее, чтобы попасть в Белград на похороны своего главнокомандующего. В такой ситуации даже недоброжелатели вынуждены были признать его вклад и значение в жизни многих людей за границей.
