Публикация подготовлена по материалам дискуссии в рамках цикла «Столетние юбилеи: Исторические беседы», организованной Свято-Филаретовским православно-христианским институтом и Культурно-просветительским центром «Покровский остров».
Юлия Балакшина:
– Непосредственной причиной начала Антоновского восстания в советской и российской истории объявлена политика продразверстки. Какие еще причины этого восстания можно было бы назвать?
Владимир Безгин, доктор исторических наук, профессор кафедры истории и философии Тамбовского государственного технического университета:
– Это крестьянское восстание, конечно, было спровоцировано большевистской властью, а точнее – массовыми изъятиями зерна (и не только зерна, но и скота, картофеля). Летом 1920 года на Тамбовский уезд была наложена картофельная развёрстка в размере полутора тысяч пудов картофеля. Борисоглебский уезд должен был сдать 1 200, 900 пудов – Херсановский. То есть фактически крестьян в засушливый 1920 год лишали второго хлеба. Крестьянские семьи были доведены до отчаянья. И всё это усугублялось тем произволом и насилием, которое чинили продотряды. Их действовало на территории Тамбовской губернии порядка двухсот пятидесяти.
Присутствовал и церковный фактор. Существенной причиной, которая побудила тамбовских крестьян взяться за оружие, были богоборческие действия власти в 1918–1919 годах по закрытию монастырей и по физическому истреблению духовенства. В Тамбовской губернии хранились мощи Питирима (Тамбовского) и Тихона (Задонского), которые были осквернены во время кампании 1919 года по вскрытию святых мощей. Кроме этого, негативную реакцию вызвал запрет преподавания Закона Божьего в школах и последующее изъятие церковных ценностей.
Портрет Епископа Тамбовского и Козловского Питирима. Мощи святителя Питирима, изъятые после революции, возвращены Церкви в 1988 году и теперь почивают в кафедральном соборе Тамбова. Источник: Wikimedia CommonsМы знаем, что среди участников партизанского отряда, безусловно, были священники. Об этом есть свидетельства красных командиров, оставшиеся после захвата одного их лагерей партизан. Там наряду с оружием была обнаружена камышовая церковь. Это говорит о том, что даже в таких экстремальных условиях тамбовские крестьяне находили возможность удовлетворять свои религиозные потребности. Но есть множество других примеров, которые говорят о том, что симпатии крестьян, участников повстанческого движения, явно были на стороне православной веры. И их движение было вызвано в том числе и кощунством, которые осуществляли большевики.
Юлия Балакшина:
– Когда мы говорим об идеологии этого восстания, можно ли говорить об идеологии интеллигенции, которая была транслирована народу, или всё же идеи этого восстания были сформулированы внутри самих народных масс?
Владимир Безгин:
– Идеологическая основа движения была изложена в программе Союза трудового крестьянства, которая известна в нескольких вариантах из разных архивов. Содержание программы Союза трудового крестьянства убеждает нас в том, что идейной основой восставших тамбовских крестьян была борьба за социализм. В этом, наверное, выражался парадокс гражданского противостояния, что и та, и другая сторона сражались под знаменем одного цвета. И, с этой точки зрения, восстание не носило антисоветского характера. Да и сами Советы образца 1918–1919 годов действовали под контролем местных сельских общин. А вот такие формы, как изъятие произведенной продукции, конечно, не вписывались в представление крестьян. Хотя, я ещё раз подчёркиваю, никакого требования частной собственности на землю не содержалось. Они – напротив – выступали за социализацию земли, за законодательство в варианте учредительного собрания, за свободу совести, свободу печати, свободу собрания – всё это требования социалистического характера.
Что касается участия интеллигенции, то она, безусловно, принимала участие на уровне агитаторов, которые действовали в повстанческой армии Тамбовского края. Частично они были ангажированы, состояли в эсеровских партиях. Были и беспартийные. Понятно, что интересы и тамбовской деревни, и участников артикулировала интеллигенция, и сама программа Союза трудового крестьянства являлась плодом работы главного мозгового центра – штаба Антоновской армии. Если говорить о величине этого элемента интеллигенции, то, конечно, он был совершенно незначителен. Я уверен, что главным принципом для крестьян был принцип справедливости. И там, где этот принцип попирался, он становился основой для возмущения и потом перерастал в вооружённый отрытый протест.
Антон Посадский, доктор исторических наук, профессор Поволжского института управления им. Петра Столыпина:
– Видимо, Владимир Борисович прав. Какой-то ведущей роли интеллигенции непосредственно в боевом сегменте не обнаружено. Сами антоновцы – это представители очень специфической партийной подпольной интеллигенции. Даже штаб Антоновского движения – это не штаб движения, а штаб армии, штаб для руководства военными операциями. Он состоял в основном из местных – унтер-офицеров, офицеров, обер-офицеров, то есть офицеров, которые стали офицерами из солдат в военное время. Офицерский состав армии вырос в разы за годы Первой мировой, поэтому все люди с каким-то даже уже не с шестиклассным, а четырёхклассным уровнем имели хороший шанс попасть в офицеры. Кроме того, уездная интеллигенция в действительности ещё и не очень боеспособна. Поэтому, когда дело дошло до войны, причём с партизанской спецификой, здесь в основном вышли на первый план или вожди атаманского типа, у кого это получалось, или люди с недавним опытом войны.
Объединенная партизанская армия Тамбовской губернии. Источник: Wikimedia Commons.Юлия Балакшина:
– Были ли в рядах повстанческих руководителей политические лидеры, нацеленные на нечто большее, чем просто ослабление гнёта продразвёрстки? Кто был носителем идеологии этого восстания, идеологическим двигателем?
Владимир Безгин:
– Безусловно, Александр Степанович Антонов, Ложников, Ишин и другие – они являлись носителями идеологии, и, конечно, они не ограничивались только лишь стремлением ликвидировать гнёт продразвёрстки. У них было достаточно чёткое, на мой взгляд, видение устройства власти в случае победы над большевиками. Но это не было отвлечённой идеей. Справедливость в её народном понимании была близка и понятна и лидерам, обладающим эсеровским прошлым. Антонов вполне выражал интересы основной массы тамбовских повстанцев.
Маргарита Зайцева, краевед, г. Тамбов:
– Мне хотелось бы уточнить. Прежде всего, конечно, политическую программу восстания выражали эсеры, и она основана на эсеровской программе Союза трудового крестьянства 1920 года. Сама структура СТК была создана эсерами ещё до начала восстания – за полгода до этого на общем съезде эсеров в Москве. А она, в свою очередь, наследовала крестьянским братствам, которые существовали в 1905 году в России. Именно эту программу и выражали руководители тамбовского восстания: Плужников, Ишин, Василий Матюхин, Богуславский, Казанков. Позже – Антонов, Одинцов. То есть программа политическая однозначно была, и она выражала интересы крестьянства и основывалась на программе, которая была разработана совместно левыми и правыми эсерами. Кстати, тогда на выборах учредительного собрания по Тамбовщине победили как раз эсеры – порядка 70 % голосов. Правые и левые тогда ещё не разделились. Вообще очень многие интеллигенты из крестьянства сочувствовали идеям эсерства. В этой среде основными проводниками этих идей выступали учителя и дети священников.
Юлия Балакшина:
– На какие результаты этого восстания они рассчитывали? Рассчитывали ли они на изменение политического строя?
Маргарита Зайцева:
– Я думаю, что люди там были неглупые, и они прежде всего рассчитывали на то, что восстание, которые они возглавили, разрастётся само. Это восстание началось стихийно из-за того, что продолжилась продразвёрстка. Для себя участники его решили, что, если не помирать от голода, то лучше умереть с боем, когда, может быть, есть шанс победить. Наивно, конечно, было рассчитывать на то, что они смогут на Тамбовщине взять города и свергнуть советскую власть. Они не брали губернские города не только из-за того, что не было сил, а и потому, что не было необходимости. Для них было важно, на мой взгляд, потянуть время, максимально защитить себя от продразвёрстки.
Они не вступали в какие-то серьёзные столкновения, они пытались прервать связь, пытались ухудшить снабжение в тылу советской власти и – самое главное – пытались заявить о себе, привлечь к себе внимание и спровоцировать другие губернии на восстание. Они очень долго тянули время и очень надеялись на то, что к ним кто-то присоединится. Они надеялись, что восстание будет всероссийским, потому что они понимали: любое локальное крестьянское восстание просто априори должно быть подавлено, у него нет перспектив развития, потому что нет возможности снабжения со стороны. То есть они ждали, как мне кажется, что к ним придёт Врангель или Колчак, либо что белые армии как-то начнут теснить советскую власть, либо присоединятся другие губернии, поддержат их – и победа придёт.
Карта распространения Тамбовского восстания 1920-1921 годов. Источник: Wikimedia Commons.Антон Посадский:
– Наверное, Маргарита Юрьевна права. Конечно, да: уж если поднимаешься, надо поднимать по возможности всех. Эта логика была в гораздо менее структурированных крестьянских войнах. Поднимать всех, взывать к совести красноармейцев – потому что, если силы заведомо меньше, чем у государства, – значит, остаётся просто всех звать за собой и делать ситуацию необратимой. Эта логика почти неизбежна.
А в области политической программы тоже были вещи, которые, в общем-то, были уже неизбежными: скажем, созыв учредительного собрания. Этот лозунг был естественен. Как иначе, если вся страна разворошена, если идёт гражданская война, если царь свергнут и династия просто перебита, что ещё? Из правых кругов говорили про земский собор, из кругов народнической традиции говорили про учредительное собрание следом за французской революционной традицией. Но, в общем, было понятно, что если большевики поступятся или поделятся властью, то всё равно нужно собираться максимально авторитетно, всей страной и выбирать себе правительство. Поэтому лозунг учредительного собрания был практически на всех знамёнах.
И здесь следовало бы разделять эсеровскую программу и людей с эсеровским бэкграундом. Тот же Антонов – человек с эсеровским прошлым, но он уже не партийный эсер и никаким партийным организациям он не подчинялся, он был народником. Если его можно назвать эсером, то только бывшим. Но эсеровское прошлое очень легко объяснимо: в это время, конечно, в главных ролях оказались люди, у которых было политическое прошлое, в том числе связанное с 1905 годом. Это политическое прошлое для активных крестьян было в основном народническим, эсеровским. Эти люди в 1920 году и составили кадры для агитаторов и командиров. Но разве тогда они всё ещё оставались эсерами? Скорее – нет, это были уже люди, которые начали свою войну и принимали решения, не особенно оглядываясь на какие-либо партийные комитеты.
Владимир Безгин:
– Я тоже не стал бы преувеличивать политическое влияние эсеров в этом восстании. Согласен с Антоном Викторовичем, что, если Антонов и был эсером по убеждениям, то в контексте Тамбовского восстания он скорее выступал в роли крестьянского вожака, поведшего за собой людей для восстановления той самой попранной народной справедливости.
Юлия Балакшина:
– В это время вспышки крестьянских восстаний наблюдаются не только в Тамбовской губернии, и уже говорилось о том, что руководители Тамбовского восстания рассчитывали на то, что они поднимут всех. Почему эти отдельные восстания не слились в единое море, почему антоновцев не поддержали другие губернии?
Маргарита Зайцева:
– Я считаю, что координация между ними была слабая, коммуникации было недостаточно. Не было единого лидера, который руководил бы и координировал эти восстания. Тем более что ВЧК на тот момент работало очень хорошо и многих лидеров, известных на тот момент, просто посадила в тюрьмы.
Штаб Партизанской Армии Тамбовского края, в центре — А. С. Антонов. Источник: Wikimedia Commons.Антон Посадский:
– Конечно, без единого координирующего центра, без тех, кто поставил бы задачу объединения, сама эта задача выглядит в тех условиях искусственной, воображаемой. Это нам сейчас хочется спрашивать: а что это они не объединились? Но это очень естественно: в такой гигантской стране без специальной координации такая динамика никак не смогла сработать в унисон. Это при том что восстания действительно были повсюду. Просто где-то они выросли в структурированное движение, причём где-то эти движения были рейдового типа, как в Поволжье, Заволжье, в Нижнем. Где-то это была попытка, как на Тамбовщине, создать свою конструкцию власти и освободить территории от присутствия власти советской. И хотя антоновцы вкладывались как могли в это объединение, но эффект желаемый не наступал. Вероятно, потому что зачастую все эти восстания были фактически самообороной против продразвёрстки. Им, по сути, не нужно было никаких программ. Крестьяне в основном тяготели к обороне в своих краях, к обороне своих мест. Действовать крестьянской армии как регулярной, двигаться, куда хочет командование, более чем трудно. Повторю, эта динамика настолько сложна на огромных пространствах, что без специальных координирующих усилий, которых не было, потому что все эти восстания росли снизу, трудно было ожидать всеобщего подъёма в масштабах всей страны.
Владимир Безгин:
– Антон Викторович правильно обрисовывает ситуацию. Традиционно все крестьянские бунты, протесты носят локальный характер. Само веровосприятие крестьянина непреодолимо – даже в таких экстремальных ситуациях, когда активные действия ограничиваются территорией своей волости, максимум уезда. В этом отношении само Тамбовское восстание скорее выходило за рамки традиционного крестьянского бунта: достаточно вспомнить уже упомянутые глубокие рейды на территории соседних губерний, в том числе под руководством Ивана Колесникова. И всё же серьёзных стратегических прорывов, которые позволили бы распространить идею Тамбовского восстания на территории соседних губерний, не произошло. Дело, боюсь, и в том, что в ходе войны учились не только крестьяне, но и их противники, которые били крестьян их же оружием, подрывая изнутри кольцо круговой поруки. В дальнейшем они сумели лишить крестьян и самого необходимого – оружия. Из-за последнего не произошло второго восстания антоновщины. Как раз потому, что деревня не только была зачищена от интеллигентов, от активных участников, которые были или расстреляны, или отправлены в концлагеря, но она ещё была лишена оружия.
Кроме того, поражение восстания, я думаю, было обусловлено ещё и существенным техническим превосходством. Против повстанцев использовали самую современную технику в виде авиации. Мало кто знает, что целая боевая воздушная эскадрилья – порядка 20 машин, базирующихся на двух аэродромах (Борисоглебском и Тамбовском), – осуществляла регулярные вылеты, в том числе и для бомбометания. Курсировали несколько бронепоездов, оказывая активное раневое воздействие на скопление партизанских отрядов. И, наконец, на стороне власти был значительный численный перевес, а это привело к тому, что восстание было просто потоплено в крови. Всё это есть в документах.
Участники подавления Антоновского восстания. Источник: Wikimedia Commons.Юлия Балакшина:
– Неспособность отдельных очагов восстания объединиться, о чём уже говорили, очень напоминает историю с лидерами Белого движения. Крестьянские восстания тоже не смогли объединиться, потому что территории очень большие.
Антон Посадский:
– Да, несмотря на признание Колчака, объединение под его командованием было затруднено – оперативного взаимодействия практически не получалось.
Юлия Балакшина:
– А есть какие-то свидетельства о том, что лидеры крестьянских протестов вступали в контакты с лидерами Белого движения на Тамбовщине или где-то в других местах? Возможно ли было взаимодействие или даже поддержка?
Владимир Безгин:
– Вы интересный вопрос ставите. Если говорить о моих наблюдениях взаимодействия Тамбовского восстания и Белого движения, то среди лозунгов крестьян был и такой: «Да здравствует Врангель!». Через соседние территории Дона, через территории Воронежской губернии возможен был контакт тамбовских повстанцев с Белой армией юга России.
Антон Посадский:
– Дело в том, что есть такой стереотипный взгляд, что в войне белых и красных крестьяне занимали третью позицию, нейтральную. А потом крестьяне стали воевать, потому что красные и белые представляли собой две опасности. Красные давали землю, но отбирали всё, что на ней вырастало, как быстро выяснилось. А белые давали привычный правопорядок, но за белыми возникал призрак возврата помещичьего гнёта, тоже страшного для тех мест, где было помещичье землевладение.
В этом есть своя правда, конечно, но вопрос лежит всё-таки не только в плоскости сугубо политических предпочтений – вопрос ещё и в организации жизни. Какая власть могла устроить налаженную жизнь? В этом плане бич белых, если мы говорим о Юге, да и о Востоке так же, – это как раз неумение устроить тыл, то есть мало-мальски налаженную жизнь с понятной властью. И даже если это не вызывало разочарования, то всё равно это оставляло крестьян в стороне. Кроме того, конечно, само крестьянство взрослело в процессе гражданской войны. Гражданская война очень развивает политическое сознание и осознание собственных интересов.
И действительно, народный социалист Сергей Семёнович Маслов писал о том, что крестьянство как класс стало вести себя гораздо более осмысленно. Если мы в 1918 году видим восстания в ответ на какие-то вмешательства, то в 1919 году появляется уже зелёное движение. Это в основном коренные русские неземледельческие губернии: Ярославская, Тверская, Вологодская, Костромская. Там уже наблюдалась попытка выстраивать самостоятельную жизнь. Возникает система координации и представление о собственных интересах. А в 1920–1921 годах мы видим попытки уже не просто бастовать, а создавать местную власть в противовес советским государственным конструкциям. Так крестьянство проходило в этой борьбе свой путь и как раз после поражения Белого движения, в общем-то, достигло высокой степени организованности. И один из уроков этих восстаний в том, что действительно без внешнего Белого фронта перспектив у него тем не менее не было.
Этот сюжет ещё можно попытаться просмотреть в событиях через 10 лет. В начале 1930 года разворачивается сплошная коллективизация и новое наступление на деревню. И именно тогда же большевики неудачно пытаются похитить в Париже главу тогдашней Белой армии генерала Кутепова. Эта отчаянная попытка похищения на фоне начала сплошной коллективизации довольно выразительно говорит о тех страхах, которые, вероятно, были в советской верхушке. Они боялись, видимо, нового опасного для советской власти союза Белой армии и крестьянства, потому что, если в условиях этой новой войны с деревней появился бы офицерский десант, то могла бы возникнуть реальная оппозиция. Но в 1920-х годах она не сложилась.
Маргарита Зайцева:
– Что касается связей с Белой армией, то в ходе восстания 1920–1921 годов я не встретила свидетельств о прямых контактах. В 1919 году (есть основания предполагать), возможно, Антонов или представители его боевой дружины отправлялись на встречу к штабу Добровольческой армии в Балашов на переговоры. Но эта версия ещё требует дальнейшей разработки. В июне 1921 года, когда восстание уже практически шло к своему завершению, то есть к разгрому, повстанцы попытались выйти на представителей московского объединённого повстанческого штаба. Но это на самом деле была провокация: никакого штаба повстанческих сил в Москве не существовало (или, во всяком случае, они на него не вышли). Была разработана операция ВЧК, в рамках которой под этим предлогом один из агентов ВЧК выманил представителей штаба Антонова в Москву. Но действительно у представителей Тамбовского восстания были попытки связаться с кем-то: пытались выезжать на Дон, в другие губернии. Но усилия оказались тщетны.
Юлия Балакшина:
– Можно ли говорить, что подавление восстания как-то изменило самих большевиков или ситуацию в стране? Помимо начала НЭПа у них поменялись какие-то практики власти?
Антон Посадский:
– Трудно сказать. Правда, известно достаточно надёжно, что в партийных низах, в том числе как раз в тех, кто непосредственно являлся исполнителем всякого рода боевых и карательных операций, это подавление вызвало глубокий кризис. В середине 1920-х годов фиксируется на порядок выше количество нервных заболеваний у членов партии, чем в целом по стране. Тогда было огромное число откровенных психопатов и невротиков среди облечённых властью людей на низовом уровне в ЧК. В этом смысле большевики тоже платили свою цену. Но от этого стране было не легче. Что касается НЭПа, то он с самого начала прокламировался как некое отступление в партийной риторике, как передышка. Поэтому и НЭП объективно не могла быть слишком надолго новой. Маяковский с пафосом писал об этом: «Отступленье окончено. РКП, команду на борт!».
Владимир Безгин:
– Я согласен с Антоном Викторовичем: действительно, изменилась только риторика. По моему глубокому убеждению, переход к НЭПу – который в Тамбовской губернии осуществлён был формально на месяц раньше, чем в целом по стране, – больше был декларирован, чем по существу осуществляем. Крестьяне, и в первую очередь повстанцы, не поверили заявлению. И практика их только убедила, не случайно они подозревали власть в лукавстве: несмотря на смену вывески (вместо продразвёрстки продналог), объём, как показывает статистика, был не меньше, чем объём продразверсток. Методы, которыми этот продналог собирался, были те же, которые применялись в предыдущий период. Поэтому я убеждён, что не политические меры стали основой для подавления восстания, а военные.
Юлия Балакшина:
– Можем ли мы всё-таки хотя бы в каком-то смысле говорить о победе этого восстания?
Владимир Безгин:
– Да, конечно же, несмотря на все «но», о которых я упомянул. Ведь НЭП привнесла отмену в ограничении торговли, снижение всех обязательных повинностей, которые крестьяне должны были нести. В этом отношении деревня вздохнула. С этой точки зрения мы можем говорить, что, потерпев поражение в плане военно-политическом, крестьяне всё-таки выиграли. Свидетельство тому – принятие следующим годом Земельного кодекса, который закрепил различные формы земельной собственности, но, самое главное, являлся логическим продолжением закона о социализации революционного периода. В этом отношении, по справедливому утверждению Виктора Петровича Данилова, крестьянская революция заканчивается в 1922 году не поражением, а всё же победой, пусть первой.
Вооруженные крестьяне в Тамбовской губернии, между 1920 и 1921 годом. Источник: Wikimedia Commons.Антон Посадский:
– Да, мы можем говорить о тактической победе, которая реально приблизила НЭП. Хотя НЭП далеко не сразу дала результаты. Поэтому я бы всё-таки сказал, что тактическая победа состоялась, однако она же одновременно обеспечивала и стратегическое поражение крестьянства. Потому что после НЭП последовал второй раунд, где у крестьянства шансов в схватке с государством уже не было. Если рассматривать Тамбовское восстание в перспективе более длительной борьбы против большевиков, которая, собственно, продолжалась долгое время в разных формах, то это восстание стало демонстрацией возможностей низовой самоорганизации, реализовавшейся в очень сложных условиях. Поэтому это поражение я бы скорее считал определённым этапом в борьбе, который стоит в одном ряду с Белой борьбой, с церковным сопротивлением и прочими видами противления советской власти. Но пытаться говорить, что Тамбовское восстание победило, – это всё же уже некие игры ума. Оно было подавлено. И как оно могло блистательно победить в 1920–1921 годах – это трудно себе представить. Но этот сюжет тем не менее выводит нас на более общие вопросы, скажем, о природе советского государства, о том, во что оно превращало Россию, о том, в каких отношениях реально состоят Россия и советское государство.
