«Остаться человеком»: уроки концлагеря

Есть темы, о которых невозможно говорить без внутренней тишины 

Концлагерь Аушвиц. Фото: Karsten Winegeart / Unsplash

Концлагерь Аушвиц. Фото: Karsten Winegeart / Unsplash

Одна из них – судьба узников концлагерей. Миллионы людей, которых пытались лишить всего: родных, дома, имени, тела и – главное – человека внутри. Не всех убили. Но каждого пытались сломать. И всё же удивительным образом многие из тех, кто прошёл через концлагеря, сохранили в себе то, что, казалось бы, должно было быть уничтожено в первую очередь: достоинство, сострадание, внутреннюю свободу.

Сегодня, 11 апреля, Международный день освобождения узников нацистских концлагерей. Это не просто день памяти. Это шанс услышать, что говорят нам оттуда те, кто не выжил, но кого нельзя назвать жертвами или проигравшими. Что они хотели бы сказать нам, живущим спустя десятилетия? Не лозунгами, не в учебниках истории – а человечески, по-простому.

Вот три имени. Три голоса. Три человека, которые ушли в лагерях, но оставили после себя не только биографии, но и духовное завещание.

Эдит Штайн. Фото:<strong> </strong>Cologne Carmel Archives / Wikipedia
Эдит Штайн. Фото: Cologne Carmel Archives / Wikipedia

Эдит Штайн

Эдит Штайн родилась в еврейской семье в 1891 году, стала доктором философии, приняла католичество, ушла в монастырь и погибла в газовой камере Освенцима. За два года до смерти она успела закончить книгу «Наука Креста». Это не столько богословский труд, сколько её внутренний компас. Как пройти через темноту и не разучиться быть человеком.

Совет первый: видеть образ Божий

Эдит Штайн жила в эпоху, когда человеческий облик пытались стереть системно – через обезличивание, через разделение на своих и чужих. В её размышлениях снова и снова звучит мысль: человек остаётся образом Божиим – даже когда изуродован болью, страхом, грехом. Это взгляд не только богословский, но и этический.

Быть христианином, по её мысли, значит научиться видеть этот образ даже там, где он закрыт, обесценен, разрушен. И значит быть рядом не с теми, кто удобен или близок, а с теми, кто в самом тяжёлом положении. Это тихая, но настойчивая этика взгляда: не отводи глаз от страдающего. 

80-летия освобождения Освенцима. Фото: Государственный музей Освенцим-Биркенау / Гжегож Сковронек
80-летия освобождения Освенцима. Фото: Государственный музей Освенцим-Биркенау / Гжегож Сковронек

Совет второй: не держаться за своё 

В «Науке Креста» Штайн возвращается к одной простой почти безумной молитве: «Господи, дай мне быть презираемой и униженной ради Тебя». Эта фраза звучит как парадокс – кто из нас мечтает о презрении? Но в ней не мазохизм, а стремление к подлинной свободе. Она хочет принадлежать не себе, а Христу. А через это – и каждому, кто страдает рядом.

В одном из её молитвенных размышлений она говорит: «Прошу Тебя, Господи, не дай мне когда-либо взять себя обратно, но позволь отдать полностью свою душу». Это второй совет: перестать держаться за своё «я», свою правоту, свою справедливость. Настоящая человечность – в умении забыть себя ради другого.

Совет третий: страдание не уничтожает – оно преображает

Штайн была философом, но окончила свою жизнь мученицей. Это не означает, однако, что она отказалась от ума. Это значит, что она позволила разуму пройти через боль и не разрушиться. В одном эпизоде, который она приводит в книге «Наука Креста», она описывает ситуацию, когда Хуана де ла Круса избили, и он пережил в этом… утешение. И она не осуждает это, а читает это как духовный опыт: «Никогда в жизни не испытывал такого сладкого утешения».

Это не романтизация страдания, но признание, что боль может очищать. Штайн верит, что крест – это не конец, а переворот. Через страдание человек выходит за пределы себя самого и входит в ту глубину, где Бог уже ждёт.

Совет четвёртый: не замыкайся – всё, что с тобой, имеет смысл и для других

«Путь ко всему этому – Крест… завершение собственного бытия, единение с Богом и действие для соединения других с Богом», – пишет Штайн. Она видит путь человека не как бегство от мира, но как вхождение в него через боль и любовь. Даже если ты в концлагере. Даже если нет слов и осталась только молитва без слов – ты можешь быть точкой света.

Вот, пожалуй, и весь итог её жизни: остаться человеком – значит идти с теми, кого ведут на смерть, и молиться не о чуде, а о том, чтобы не отречься от любви.

Дитрих Бонхёффер. Фото: dietrich-bonhoeffer.net
Дитрих Бонхёффер. Фото: dietrich-bonhoeffer.net

Дитрих Бонхёффер

Берлин, Тегель, 1943 год. За стенами – война и массовое одобрение нацистской идеологии. За решёткой – человек, который умеет думать, страдать и верить. Теолог, пастор, философ, участник Сопротивления. Его зовут Дитрих Бонхёффер. Ему 37 лет. До сорока он не доживёт – погибнет за месяц до окончания войны. Но оставит нам письма, наброски, заметки и самое главное: ясность. Как остаться собой в мире, который тебя ломает? Как сохранить человеческое – когда человеческое считают слабостью?

Совет первый: проживать Бога в мире без Бога

Пастор Бонхёффер парадоксальным образом верит, что Бог, позволяющий нам жить без Него, – это Бог, рядом с Которым мы взрослеем. Это не отказ от веры, а взросление в ней. Мир, в котором нельзя опереться на внешние религиозные знаки, становится вызовом: останется ли внутри что-то подлинное, если снять оболочку?

Он ищет Бога не в объяснении, а в доверии, не в благополучии, а в участии. В этой глубокой беззащитности рождается его первый совет: не ищи Бога, чтобы укрыться, – ищи, чтобы быть рядом с людьми, которым плохо. Тот, кто уходит от мира, не становится святым. Настоящий христианин – это тот, кто берёт на себя тяжесть мира, неся её перед Богом.

Совет второй: не жить из страха

Бонхёффер не раз подчёркивает: страх – главный инструмент тирании. Тоталитаризм растёт на страхе «быть не как все». А потом – на вине за то, что ты не протестовал. Бонхёффер идёт другим путём. Он не винит – он различает. Виновность – это не метафизика, а конкретная реальность. Он был готов быть виновным перед законом, перед людьми и… даже перед Богом. 

«Ответственное действие может быть грехом – и всё же оно правильно», – убеждён он. Это не безнравственность, а зрелость. Это третий совет: не искать идеальной универсальной правоты, но быть соразмерным конкретной ситуации, в которой человека призывает Господь, даже если это обойдётся слишком дорого.

Совет третий: отказаться от универсальных рецептов 

Бонхёффер постоянно подчёркивает: христианская этика не строится на готовых правилах. Она не про универсальные принципы, которые можно механически применить к любой ситуации. Этика – всегда дело конкретное. Она требует внимания к реальности и готовности услышать призыв Божий здесь и сейчас.

Он называет это «соразмерностью действительности»: поступать не по шаблону, а по совести. По-настоящему видеть не абстрактный долг, а живого ближнего. Не «систему», а конкретную боль. Это непростой путь, потому что он исключает самооправдание. Нельзя будет сказать: «Я просто следовал инструкции». 

Совет четвёртый: верить, когда кажется, что уже поздно

В заключении Бонхёффер формулирует своё кредо. Оно простое – ни героизма, ни высоких слов: «Я верю, что Бог из всего, даже из самого дур­ного, может и хочет сотворить добро. Для этого Ему нужны люди, которые используют все вещи в благих целях. Я верю, что Бог в любой беде стремится дать нам столько силы сопротивления, сколько нам нужно. Но Он не даёт её заранее, что­бы мы полагались не на себя, а лишь на Него. Та­кая вера должна была бы освободить от всякого страха перед будущим. Я верю, что даже наши ошибки и заблуждения не напрасны и что Богу не сложнее с ними справиться, чем с нашими так на­зываемыми благими делами. Я верю, что Бог – не вневременной фатум, Он ожидает искренней молитвы и ответственных дел и не остаётся без­участным».

Его вера не хрупка, потому что прошла через боль. Его доверие не наивно, потому что оно последним держится в темноте. Если резюмировать, то его последний совет – доверься Богу так, будто всё зависит от тебя, и действуй так, будто всё зависит от Бога.

Мать Мария Скобцова. Фото: mere-marie.com
Мать Мария Скобцова. Фото: mere-marie.com

Мать Мария Скобцова

Она ладила не со всеми священниками, но очень любила Христа. Мать Мария Скобцова – поэтесса, эмигрантка, монахиня, основательница объединения «Православное дело» и мученица. Умерла в газовой камере Равенсбрюка 31 марта 1945 года. По одному свидетельству, она пошла в камеру вместо другой узницы, по другой версии – пошла вместе. Чтобы доказать, что смерти нет. Не потому что «была хорошей», а потому что по-другому не умела. Всё её творчество, её письма, да и сама её жизнь – это не теоретическая система, а живой голос. Настойчивый, нежный, иногда раздражённый. И в нём – советы тем, кто не хочет дать аду победить внутри себя.

Совет первый: не спасай душу, оставляя других тонуть

Мать Мария не верила в собственное спасение как проект. Ведь если Христос спускается в ад не как судья, а как брат, то и мы призваны с братской тревогой относиться к тем, кого посылает нам Господь. И сама мать Мария жила именно так: открывала дома для бездомных в Париже, кормила, мыла, принимала, спорила, стирала грязное бельё, укладывала спящих где только возможно.

Поэтому неудивительно, что спасение для неё – это не эвакуация души, а нахождение рядом с теми, кто в аду. Быть для них куском хлеба, сигаретой, словом. Даже если у тебя нет ничего – ты можешь быть с ними. И этого уже достаточно, чтобы ад дрогнул.

Совет второй: не снижайте мысль!

Мать Мария не любила, когда за едой говорили о еде. Особенно в лагере, где этой самой еды ох как недоставало. Она считала это снижением и человеческого достоинства, и человеческого призвания. Мысль надо было держать высоко. В 1943 году основные сотрудники «Православного дела» попадают в концлагерь. Мать Мария и там не только не теряет силы духа, но помогает не расчеловечиться окружающим её женщинам. По воспоминаниям одной из своих соузниц, «где могла и как могла поддерживала она ещё не совсем потухший огонь человечности, как бы он ни выражался… “Только непрестанно думайте, – говорила мать Мария, – в борьбе с сомнениями думайте шире, глубже; не снижайте мысль…”».

Совет третий: сострадание – это тоже богословие

Мать Мария верила: служить людям – значит служить Христу, который живёт в каждом из них. И это было не метафорой, а реальностью её жизни. У неё не было времени на отвлечённые богословские построения. Всё было конкретно. Литургия, по её словам, не заканчивается в храме – она продолжается за его пределами. В церкви – хлеб и вино, а дома – суп и забота о тех, кто рядом. Всё это она воспринимала как части одного и того же – общего дела, подлинной евхаристии. Потому что милосердие – не приложение к вере, а её центр.

Но милосердие, как она его понимала, не ограничивалось практической помощью. Для неё было важно воплотить другую, евангельскую церковность – ту, в которой человек не становится объектом заботы, случаем, нуждающимся в решении. Не просто тот, кому дали поесть, помогли устроиться, временно приютили. Мать Мария говорила: пока ты не увидел в человеке человека – не можешь протянуть ему даже кусок хлеба. Она исходила из того, что любое начинание должно становиться «общим делом всех тех, кому оно нужно, а не некой благотворительной организацией, где одни благотворят и отчитываются перед начальством, а другие получают благотворение и уступают своё место следующим». 

Совет четвёртый: храните внутреннего человека

В самые страшные времена – на войне, в плену, в концлагере – человек сталкивается не только с внешней опасностью, но и с угрозой внутреннего разрушения. И потому главное, о чём говорит мать Мария, – сохранить своего внутреннего человека.

Можно потерять всё: дом, родных, свободу, здоровье. Но если удастся не потерять человека внутри себя – ты не побеждён. Даже если вокруг жестокость, унижение, страх, ты всё ещё можешь любить, видеть в другом человека, молиться – даже за врага. Это и есть победа, которая сильнее любой внешней силы.

Мать Мария знала, о чём говорит: она прошла войну, тюрьму, концлагерь. И в самых нечеловеческих условиях она продолжала быть человеком. Она кормила, утешала, помогала, писала и молилась. Потому что внутренний человек – это образ Божий в нас. В том, чтобы сохранить его – наша свобода, наше достоинство и наша победа.

***

Мы не знаем, каково это – жить в лагере. Но кое-что нам знакомо: усталость, страх, одиночество, ощущение, что дальше уже не будет сил. И всё же то, что оставили после себя Эдит Штайн, Дитрих Бонхёффер и мать Мария, – не про подвиг, а скорее про повседневность. Про возможность быть человеком в самых невыносимых обстоятельствах. Никогда идеальным, не всегда героическим, но неравнодушным и внимательным. Это и есть, пожалуй, самое важное.

Читайте также