Борис Талантов был человеком точного, аккуратного ума. Он был математиком, преподавал в кировских вузах. Его отец – священник – и старший брат сгинули в лагерях. Эти два обстоятельства, последовательность и системность мысли вкупе с биографическими нюансами в анкете с неизбежностью привели Бориса Владимировича к обличению богоборческой советской власти.
Несмотря на то что Талантов пытался скрыть своё происхождение, органы госбезопасности взяли его на карандаш и не давали ему покоя с начала 30-х годов. Честность, трудолюбие и большие трудности со здоровьем позволили ему удержаться в преподавателях до 1954 года. Но летом, в день Петра и Павла, его вызвал начальник, заведующий кафедрой математического анализа Нагибин, и потребовал написать заявление об уходе по собственному желанию.
В случае отказа Талантову предлагалось увольнение за религиозные убеждения с волчьим билетом. Борис Владимирович заявления не написал, его уволили как инвалида 2-й группы с пенсией, на которую и кошку прокормить было бы трудно. Так начались его мытарства.
В мае 1957 года (после ХХ Съезда партии с развенчанием культа Сталина) Талантов под псевдонимом написал письмо в «Правду», где указал на то, что «деспотия Сталина явилась необходимым следствием того общественного строя, который существовал и существует в стране». Он отказывался всё сужать до ответственности одного лишь вождя и указывал на то, что даже это ограниченное рассуждение о преступлениях против человека скрывается от собственных граждан и обсуждается только за рубежом. Редакция газеты переслала это письмо в КГБ по Кировской области, и через года по почерку сотрудники конторы вычислили автора. Его обязали написать опровержение своих взглядов, затем посодействовали увольнению Талантова с очередной и так необходимой ему работы и – для фарса – развязали травлю в местных газетах. В ответ Борис Владимирович пошёл в бой с открытым забралом.
В 1960 году он вступает в публичную полемику с журналом «Наука и религия», опровергая антицерковные статьи издания. Ещё через три года он пишет открытое письмо в «Известия» против разрушения памятников храмового зодчества в Кировской области. А в июле 1966 года он публикует открытое письмо патриарху Алексию (Симанскому), в котором обличает порочную жизнь духовенства и произвол властей, закрывших 40 из 75 церквей по Кировскому району. Этот документ широко разошёлся в самиздате, попал на BBC и прославил Талантова как правозащитника. В ноябре того же года Борис Владимирович направляет в «Известия» ещё одно письмо под заглавием «Советское государство и христианская религия», где прямо обвиняет власть в нарушении Закона о свободе совести.
Началась схватка. Пока КГБ теми же журналистскими и административными руками душил Талантова, тот продолжал сыпать письмами в адрес Генерального прокурора СССР и писать статьи, которые расходились по западным радиостанциям и журналам как горячие пирожки. Терпение органов лопнуло в середине 1969 года. После допросов Бориса Владимировича осудили на два года работ в исправительно-трудовой колонии общего режима. Солдаты, который стояли в охранении на процессе, переговаривались меж собой: «Недавно больной старик Талантов получил два года только за то, что он верит в Бога». Он скончался в лагере 4 января 1971 года. А 4 апреля 1990 года он был реабилитирован.
В своём дневнике и письмах Борис Талантов не пишет прозу. Он часто аккуратно подсчитывает, сколько ему нужно дров, фиксирует цены, описывает состояние своего здоровья и быт. Эти источники – большая находка для тех, кто хочет прочитать честное описание жизни советского человека без пафоса побед и достижений. Но среди прочих записей встречаются и крики верующего человека.
«Вчера в г. Яранске открыли церковь, сегодня первый раз в течение трёх лет был в церкви. 3 июня 1944 г.» «Был за ранней литургией. Оборванные и голодные нищие дети напомнили мне о нашем недостатке – любостяжании и себялюбии. Как только мы начинаем хорошо жить, сейчас же забываем о голодном брате, предавшись себялюбию и жадности, неверию, мелочным заботам о своей жизни… 19 января 1945 г.»
«Сегодня ребята сообщили, что в институтской стенной газете на меня помещена карикатура следующего содержания: я помещён под колоколом в шляпе и с обычной моей палкой (тростью – АВ), и сделана надпись “Блажен, кто верует, тепло тому живётся”. 7 февраля 1945 г.»
«Маша (соседка – АВ) рассказала мне, что недавно несколько старушек, ходящих в церковь, арестовали по неизвестным причинам. Предполагают – за заговор… 8 октября 1945 г.»
«Впервые за 20 лет правительство разрешило крестные ходы на реку… На берегу и на льду собралось множество народа, по-видимому, больше, чем сбирается на Театральной площади г. Кирова в октябрьские и майские демонстрации (по-моему, не меньше 5 000 человек). Посторонняя публика, наблюдавшая с тротуаров и берега крестный ход, с удовлетворением отмечала многолюдность крестного хода… Невольно я вспомнил Великую субботу 1930 года. Тогда один простой рабочий, идущий на работу и увидевший крестный ход в церковной ограде, остановился и злобно сказал: “Вон бездельники, шуты-попы, морочат головы старухам, взять бы и разогнать их всех”. 19 января 1947 г.»
«Дорогой Глеб, здравствуй! Во-первых, поздравляю тебя с Новым годом и с днём твоего рождения. Желаю тебе здоровья, благополучия, успеха в каждом благом деле, познания истины и веры и душевного спасения… От всего сердца благодарю тебя, Глеб, за твою постоянную заботу о мне. Во-вторых, поздравляю тебя с наступающим великим праздником Рождества Христова и желаю тебе ещё раз здоровья, познания истинной веры и душевного спасения. Кажется, недавно было время, когда жива была мама и мы все радостно встречали этот великий праздник. Я по-прежнему нахожусь в больнице. Здоровье моё на прежнем уровне… 27 декабря получил в полной исправности бандероль, за что благодарю тебя, так как шоколад очень поддерживает силы. Кроме того, Лёня Иванов (сокамерник – АВ) подарил мне целую банку конфитюра из клубники… Будь осторожен с Василием Романовичем и Игорем (соседи – АВ). Пиши, как проводишь время и о всех новостях. Да сохранит тебя Господь Бог от всякого зла, скорбей и напастей и даст тебе жизнь спасительную. Крепко тебя целую. Твой отец Бор. Талантов».
Из последнего письма сыну 29 декабря 1970 года.