«Военный коммунизм» и принудительный труд привели страну к настоящей катастрофе: в январе первого послевоенного 1921 года остановились железные дороги – в стране, несмотря на все карательные мероприятия и показательные расстрелы, которые устраивали по приказу наркома путей сообщения Троцкого, свирепствовал топливный кризис. Закрылись металлургические и машиностроительные заводы, в крупных городах участились перебои с продовольствием.
Положение усугублялось и тем, что в рамках борьбы со спекуляцией большевики резко ограничили привоз продовольствия любыми частными торговцами. В результате цены на продукты, которые в обход заградотрядов ВЧК всеми правдами и неправдами попадали в Петроград, взлетели до небес.
Наконец, в феврале 1921 года в Петрограде доведённые до отчаяния голодом рабочие объявили о начале забастовки – «петроградской волынки» (то есть рабочие формально стояли в цехах за станками, но ничего при этом не делали – «волынили»).
В ответ власти города ввели военное положение. Когда же рабочие вышли на улицы, то против них послали солдат и матросов. На улицах города были развешены прокламации: 25 февраля 1921 года в Петрограде введено военное положение, запрещены «митинги, сборища и собрания», за нарушение – наказание «по законам военного времени».
* * *
Слухи о волнениях в Петрограде проникли и в Кронштадт. 26 февраля 1921 года состоялось экстренное собрание команд линкоров «Севастополь» и «Петропавловск», стоявших в закованной льдом гавани Кронштадта. Было принято решение направить в Петроград делегацию, которая бы выяснила, что происходит в городе и почему бастуют рабочие.
На следующий день в центре Кронштадта вновь прошел митинг военморов, на котором побывавшие в бывшей столице делегаты описали ситуацию в городе: все фабрики, на которых происходили стачки, окружены красноармейцами, в городах происходят аресты и массовые расстрелы по приговорам «троек» – революционных трибуналов.
Тогда же была принята резолюция с обращением к советскому правительству с требованием выполнять Конституцию, то есть предоставить те права и свободы, о которых Ленин говорил в 1917 году.
«Заслушав доклад представителей команд, посылаемых общим собранием команд с кораблей в гор. Петроград для выяснения дел в Петрограде, постановили:
1. Ввиду того, что настоящие Советы не выражают волю рабочих и крестьян, немедленно сделать перевыборы Советов тайным голосованием, причём перед выборами провести свободную предварительную агитацию всех рабочих и крестьян.
2. Свободу слова и печати для рабочих и крестьян, анархистов, левых социалистических партий.
3. Свободу собраний и профессиональных союзов, и крестьянских объединений...»
Также матросы потребовали от коммунистов освободить всех политических заключённых в тюрьмах и концентрационных лагерях, снять блокаду с городов, разрешить свободную продажу продуктов питания и т.д.
Эту резолюцию подписал писарь с «Петропавловска» Степан Петриченко, которому вскоре предстояло сыграть главную роль в разворачивающемся мятеже.
* * *
Степан Максимович Петриченко был самым обычным выходцем из тогдашней матросской среды. Родился он в семье малоземельного крестьянина Калужской губернии, но через два года после его рождения семья переехала в Александровск (ныне Запорожье), где Степан окончил двухклассное городское училище и поступил на работу на местный металлургический завод металлистом. В 1913 году Петриченко был призван на военную службу на Балтийский флот – писарем на линкор «Петропавловск».
Правда, Петриченко повезло: ещё в 1914 году его с сотней матросов высадили на острове Нарген (теперь Найссаар в Эстонии), который было решено превратить в «сухопутный дредноут», прикрывающий своими орудиями Ревельский рейд.
Работы шли ни шатко ни валко, пока по телеграфу строителям форта не передали известие о случившейся на большой земле революции. Вскоре и моряки с подачи заводилы Петриченко объявили о революции на острове. На Наргене была провозглашена «Советская республика матросов и строителей». Зачем? Ну скучно же просто так жить на скале посреди штормящего Балтийского моря.
Независимая советская держава прожила недолго: 26 февраля 1918 года после захвата Таллинна войсками кайзеровской Германии красно-чёрный флаг «республики» был спущен, а всё её «население» погрузилось на суда Балтийского флота, взяв курс на Гельсингфорс, а оттуда – на Кронштадт.
О том, как Петриченко прожил эти три года в Кронштадте, известно немногое. В 1919 году он вступил в РКП(б), но вскоре выбыл из партии в ходе «чистки»: побывав дома, в Александровске, он вернулся на флот убеждённым противником методов «военного коммунизма».
* * *
Переломный момент Кронштадтского мятежа – 1 марта на Якорной площади состоялся пятнадцатитысячный (а всё население острова – 15 тысяч гражданских и 18 тысяч моряков) митинг под лозунгами «Долой комиссародержавие!» и «За Советы без коммунистов!».
На митинг с умиротворяющей миссией прибыл сам председатель ВЦИК Михаил Калинин, уже наслышанный о том «тёплом» приёме, оказанном матросами Троцкому.
Матрос Иван Ермолаев, член ревкома, вспоминал: «Все ждали, что он хоть что-нибудь скажет о том, как намечается улучшить положение крестьян, а Калинин начал выступление с восхваления подвигов и заслуг кронштадтских моряков и солдат в революции, говорил о победах на фронтах Гражданской войны, о достижениях советской власти на хозяйственном фронте, о переживаемых страной трудностях.
В зале манежа раздались громкие реплики:
– Хватит красивых слов! Скажи лучше, когда покончите с продразвёрсткой? Когда снимете продотряды?
Выкрики с разных мест звучали внушительно.
Оценив обстановку, Калинин, комиссар флота Кузьмин и председатель горсовета Васильев с трибуны обратились с предложением провести митинг раздельно среди моряков и среди красноармейцев, мотивируя тем, что манеж не вмещает всех желающих. Этот манёвр масса не поддержала, моряки предложили перенести митинг на Якорную площадь, куда и двинулся народ...
Когда на трибуне появился Калинин, его и здесь встретили аплодисментами, ждали, что он скажет. Но, когда он опять стал говорить о заслугах моряков, о достижениях и трудностях Советской страны, снова раздались возгласы:
– Хватит похвал! Скажи, когда отменят продразвёрстку? Когда перестанут душить мужика?!
Калинин пытался как-то оправдать продразвёрстку, но тут на трибуну поднялся широкоплечий немолодой матрос и громко крикнул:
– Хватит хвалебной болтовни! Вот наши требования: долой продразвёрстку, долой продотряды, даёшь свободную торговлю, требуем свободного переизбрания Советов!
Дальше в шуме и выкриках трудно было что-нибудь разобрать в выступлении матроса.
В ответ Калинин стал упрекать участников митинга, главным образом моряков, в том, что они затевают рискованную игру против советской власти, как азартные игроки, ставят на карту достижения своих предшественников. Затем пошли беспорядочные выступления, сопровождаемые выкриками, среди которых были и „Долой коммунистов!ˮ».
В итоге сразу же после митинга все политработники были арестованы, а власть перешла в руки Временного революционного комитета (ВРК).
* * *
Во главе ВРК стоял Петриченко, остальные 15 членов комитета – горожане и флотские старослужащие.
Газета «Известия ВРК Кронштадта» раскрыла несколько фамилий кронштадтских «ревкомовцев». Пятеро из них были членами команд линкоров «Петропавловск» и «Севастополь» (среди них Фёдор Патрушев (гальванер, призван в 1912 году), Григорий Ососов (машинист, призван в 1914 году), Пётр Перепёлкин (матрос, призван в 1912 году), Степан Вершинин (матрос, призван в 1916 году)).
Ещё в комитете были гражданские: Банков, «заведующий обозом управления строительства крепости»; Вальк, мастер Кронштадтского лесопильного завода, член меньшевистской партии; Орешин, «заведующий третьей трудовой школой»; Романенко, «содержатель аварийных доков»; Павлов, «рабочий минных мастерских»; Тукин, мастер электромеханического завода, который до революции будто бы был владельцем трёх магазинов в Кронштадте.
Не обошлось и без участия царских офицеров, ставших «военспецами». При РВК Кронштадта был создан штаб обороны во главе с бывшим генерал-майором Русской императорской армии Александром Козловским. Также в штаб входил начальник внутренней обороны крепости Евгений Соловьянов, бывший капитан царской армии. Они приняли решение разбить крепость на «боевые участки», во главе каждого из них назначались бывшие флотские офицеры, выразившие верность «ревкому».
* * *
Разумеется, большевики объявили происходящее в Кронштадте мятежом, за которым стоят недобитые белые офицеры и иностранные спецслужбы.
Никакого писаря Петриченко в большевистских газетах не упоминалось. Сам Ленин в своём приказе назвал главарём мятежников генерал-майора Козловского, не забыв при этом добавить, что царскому генералу, вне всякого сомнения, помогали эсеры и меньшевики, а также сбежавшие за границу врангелевцы – при помощи иностранных разведок.
* * *
Интересно, что у иностранных разведок действительно были планы по организации восстания в Кронштадте. Так, в докладе для французского правительства, который подготовил представитель Русского отделения Красного Креста в Финляндии профессор Герман Цейдлер, прямо говорилось: «Сведения, поступающие из Кронштадта, заставляют думать, что ближайшей весной в Кронштадте вспыхнет восстание... В среде самих матросов уже образовалась такая группа, способная и готовая к самым энергичным действиям».
Возможность военной победы восставших у автора доклада сомнений не вызывала: «Для успеха Кронштадтского восстания имеются налицо чрезвычайно благоприятные обстоятельства: 1) наличность сплочённой группы энергичных организаторов восстания; 2) сочувственное настроение восстанию в среде матросов; 3) ограниченность района действий узкими пределами Кронштадта, осуществление переворота в каковых пределах обеспечивает успех всего восстания и 4) возможность подготовить восстание в полной тайне, что осуществимо вследствие изолированности Кронштадта от России и вследствие однородности и сплочённости матросской среды».
При этом автор доклада предостерегал правительство Франции от поддержки мятежа: «Внутренние условия жизни после восстания могут оказаться для Кронштадта роковыми. Продовольствия хватит на несколько первых лишь дней после восстания... Если после первоначального успеха восстания в Кронштадте таковое будет сломлено..., то сложится такая обстановка, которая не только не ослабит, но, наоборот, укрепит советскую власть, дискредитировав её противников».
Это обстоятельство понимали и сами большевики. Ещё до восстания группа видных партийцев, в которую вошли члены коллегии ВЧК Вячеслав Менжинский и Генрих Ягода, направила в ЦК РКП(б) письмо, где говорилось: «Положение внутри самой партии, с особенной яркостью выявившееся в последней дискуссии о профсоюзах, и небывалое ещё понижение влияния её на пролетариат, особенно за последнее время благодаря систематическому сокрытию от масс действительного состояния республики, требует самых спешных и решительных мер по укреплению партии и приведению её в боевой и революционный порядок».
О каких же мерах идёт речь?
По мнению Менжинского, маленькое победоносное подавление мятежа куда быстрее облегчило бы жизнь руководству партии, поскольку наличие общего и притом весьма реального врага могло положить конец затянувшимся столкновениям внутрипартийных группировок.
* * *
Действительно, Кронштадтский мятеж стал огромным ударом по репутации Троцкого, ведь наркомвоенмор и его ставленники прошляпили подготовку контрреволюционного выступления на главной базе Балтфлота. Это вам не крестьяне, бегающие от отрядов китайцев по лесам Тамбовской и Воронежской губерний. Тяжёлые линкоры с мощной артиллерией, способные наносить удары по Петрограду, свыше 20 тысяч человек восставших… Если бы ВРК приняли решение наступать на Северную столицу, то большевикам просто нечего было бы противопоставить этой силе.
Вызывает вопросы и то, почему проспали мятеж и органы ВЧК в Кронштадте? (Напомним, что после восстания в 1919 году белых офицеров на Алексеевском форте «Красная горка» на южном берегу Финского залива чекисты создали обширные агентурные сети в морских гарнизонах.)
Как раз накануне мятежа начальник 1-го спецотдела ВЧК Владимир Фельдман в докладе Троцкому весьма похвально отзывался о начальнике особого отдела Кронштадтской крепости: «Нач. тов. Грибов поставил работу его на должную высоту: информационная часть вполне удовлетворяет своему назначению; весь информматериал без предварительной проверки не идёт в сводку. Грибов сам моряк, имеет самую тесную связь с комиссарами и массой. Вот пример этой тесной связи с ним. По штату ему полагалось всего 50 осведомителей, он имеет их до 150, и почти все бесплатные. Как только комиссар „Петропавловскаˮ перехватил письмо (с листовками анархистов), через 10 минут он уже был у Грибова».
Что ж, как позже выяснилось, товарищ Грибов был прекрасно осведомлён о начале мятежа. Ещё до того, как конфликт перешёл в вооружённую фазу, он сам и около 150 комиссаров, сотрудников особых отделов и Ревтрибунала, покинули Кронштадт.
Зато военная контрразведка никак не мешала работе радиостанции линкора «Петропавловск», передававшей на весь мир воззвания РВК.
6 марта 1921 года Троцкий писал командарму Тухачевскому: «Радиоприёмник моего поезда принял сегодня почти целиком воззвание Кронштадтского ревкома. Помеха со стороны Новой Голландии (там находились старые лаборатории ВМФ с установками подавления радиосигналов. –Авт.) была минимальной. Необходимо принять строжайшие меры к более бдительной работе Новой Голландии и к контролю над радио на судах».
* * *
На версию о заранее спланированной провокации наталкивают и некоторые детали биографии главного «зачинщика мятежа» (по версии большевиков) генерала Козловского.
Александр Михайлович был сугубо сухопутным генералом. Окончив в 1884 году Михайловское артиллерийское училище в Санкт-Петербурге, он долгое время служил под Киевом, затем командовал 11-й Сибирской артиллерийской бригадой, а в годы Первой мировой войны вместе с своими сибиряками воевал в Польше. Накануне самой революции он пошёл на повышение – инспектором артиллерии 1-го Туркестанского армейского корпуса.
Временное правительство генерал Козловский, будучи убеждённым монархистом, не принял. Снял генеральский мундир и устроился на службу в контору Мурманской железной дороги. Выписал семью в Петроград, нашёл приличную квартиру. Тут и подоспел большевистский переворот. Хотел было Козловский уехать в Архангельск к англичанам, но нет – нашёл его старый боевой товарищ генерал от артиллерии Маниковский, служивший военспецом у Троцкого. И каким военспецом! Маниковский был и начальником Артиллерийского управления РККА, и начальником Центрального управления снабжения РККА.
– Ты ж монархист! – удивился Александр Михайлович.
– Монархист! – согласился Маниковский. – И убеждений своих не менял. Но ты вспомни Наполеона Бонапарта. Он ведь тоже сначала революционные полки вёл, а потом объявил себя императором.
– Думаешь, у нас будет свой Бонапарт – красный? Из большевиков или из военных?
– Да какая разница?! Главное – что весь этот революционный «угар» неизбежно пройдёт, а Российская держава – вот! Держава останется.
Словом, уговорил он генерала Козловского пойти на службу к красным.
Воевал Козловский под Смоленском, затем был назначен начальником артиллерии на Южный фронт – заместителем самого товарища Фрунзе, убеждённого ленинца. А бессменным членом Реввоенсовета фронта был сам товарищ Сталин.
В Кронштадте же генерал Козловский оказался уже после разгрома Врангеля, в декабре 1920 года.
Почему же его, сухопутного офицера, отправили к морякам в Кронштадт?
А всё просто: никакой флотский офицер не нашёл бы общего языка с балтийскими «братушками», в которых он видел бы только пьяных убийц своих боевых товарищей (точно так же и матросы из-за пролитой крови не смогли бы больше доверять флотским военспецам). И товарищ Сталин, который сам участвовал в усмирении балтийских «братушек», это прекрасно знал. Но бывший царский генерал во главе восстания был необходим: какой же это мятеж без генерала, пусть даже это и свадебный генерал?!
Интересная деталь: как только вспыхнул мятеж, все члены генеральской семьи Козловского, включая четырёх сыновей и 11-летнюю дочь, были арестованы как заложники и направлены в концлагерь (а вместе с ними было арестовано 27 человек их знакомых). Причём детей и жену Козловского чекисты не тронули, хотя уже после окончания восстания 12 бывших заложников из числа знакомых были без предъявления обвинений либо расстреляны, либо отправлены в лагеря.
* * *
Ещё одно совпадение: вооружённое восстание в «священной колыбели революции» вспыхнуло прямо в день предполагаемого открытия X Съезда ВКП(б), где собирались обсуждать вопросы о свободной торговле и изменениях в экономической политике. То есть если бы съезд открылся в намеченные сроки, то моряки подождали бы бунтовать, а затем бы и повод для восстания исчез сам собой.
Но открытие съезда отложили, и по вполне понятной причине: без восстания моряков обсуждение предлагаемой «бюрократами-ленинцами» новой модели экономической политики прошло бы совсем в ином русле.
Продолжение следует