Тема истории как школьного предмета имеет и другой аспект, оставленный нами в прошлый раз в стороне. Нетрудно видеть, что от неё ждут воспитательного эффекта: школьная история должна содействовать национальному сплочению и быть проводником общих ценностей. Что ж, вполне естественная точка зрения; но осуществление этой идеи наталкивается на сложности – как общего порядка, так и специфические для нашей жизни. Начнём с первых. Здесь можно было бы много морализировать. В лекциях о культурном значении античности (это, на мой взгляд, одна из лучших в России книг по школьному делу, – второй том собрания «Из жизни идей» под заглавием «Древний мир и мы») выдающийся филолог Ф.Ф. Зелинский настаивает на двойном значении исторической истины: «первое: „пусть твои слова соответствуют твоему суждению“, то есть „не лги“; второе: „пусть твоё суждение соответствует действительности“, то есть „не заблуждайся“». Он ссылается на Цицерона: «история не должна осмеливаться в чём-либо лгать, и история не должна не осмеливаться произнести какую-либо правду». Античность он рассматривал как «семя исторической правдивости» (проявляется это, в частности, и в том, что древнюю историю «с испанской точки зрения не напишешь»). Нарушение интеллектуальной честности и «двойные стандарты» он обозначал как «готтентотизм»: «если мой сосед уведёт у меня мою жену, то это зло, а если я уведу у него его жену, то это добро». Заключает он так: «Нет; если бы дело зависело от меня, я, как выросший на античности человек, сказал бы скромно, но решительно: „преподавание истории должно насаждать дух правдивости и справедливости“ – а затем… поставил бы точку». Я не сказал бы, что это во всех отношениях неуязвимая точка зрения. Ещё Н.Я. Данилевский где-то заметил (пересказываю своими словами), что государства не обладают бессмертной душой, представляя собой явления временные, а потому к ним не применимы напрямую нормы человеческой морали. Да и вообще самостоятельной выработкой мировоззрения занимается от силы пять процентов детей, а остальные будут впитывать внушения (откуда эти внушения будут исходить и каков характер их впитывания – вопрос другой, сейчас мы затрагивать его не будем). Но так или иначе «интеллектуальный» аспект преподавания школьной истории входит в конфликт с «патриотическим»: обычно ребёнок не готов довольствоваться тем, что «наши всегда правы», и хочет, чтобы мы были правы на самом деле. А своих скелетов в шкафу довольно у всех: любую историю не так уж трудно представить так, что покажется, будто в ней орудовали одни негодяи. На это накладывается ряд психологических комплексов: я не раз сталкивался с тем, что некоторые вполне достойные фигуры вызывали неприязнь лишь потому, что на их долю выпадало слишком много славы – в основном за счёт их менее удачливых, но не менее достойных соперников. И это тоже своеобразное преломление чувства справедливости. А при этом – если первое из цицероновских требований можно (ну почти) выполнить, то второе невыполнимо в принципе: «всю» истину не изложишь в школе по соображениям объёма, и весьма велик соблазн отформатировать то, что не входит в курс, в свою пользу… А кроме того, эмоциональная реакция на события исходит из современных представлений о морали, но вменять в обязанность нашим предкам придерживаться их было бы столь же странно, как требовать от нас, чтобы мы руководствовались принципами нравственности, какой она будет через тысячу лет (если, конечно, тогда ещё будут люди и у них будет какая-то нравственность). Когда Алексей Михайлович вводил в Соборное уложение костёр как наказание за богохульство («Будет кто иноверцы, какия ни буди веры, или и Руской человек, возложит хулу на Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, или на рождшую Его пречистую Владычицу нашу Богородицу и приснодеву Марию, или на честный Крест, или на святых Его угодников: и про то сыскивати накрепко. Да будет сыщется про то допряма; и того богохульника обличив казнити, сжечь»), это было не из-за его жестокости, и его в ней никто не упрекает, и для того не было бы никаких оснований: мы имеем дело с правосознанием эпохи. С другой стороны, думаю, что самые жестокие христиане сегодня не пожелали бы увидеть «Пусси Райот» на костре (серьёзно и молча не пожелали бы, говорить-то можно что угодно). Потому, пока перед нами не встанет какая-нибудь задача в духе создания такого нарратива о «Непобедимой Армаде», который был бы приемлем как для английских, так и для испанских детей, мы можем ожидать, что неполнота исторического курса обернётся его односторонностью. И это вполне естественно. В обычных условиях можно сделать так, что как истина, так и патриотическая гордость будут уязвлены в допустимых пределах, что позволит им мирно сосуществовать друг с другом.
Посетители исторического парка "Россия - Моя история" в Москве. Фото: facebook.com/myhistorypark.ru
