«Я могу теперь плакать»

Наш рассказ – о трёх поэтах советского времени, чья муза приходила к ним в лагере или в тюрьме: Николае Клюеве, Нине Гаген-Торн и Юрии Гале

Николай Клюев. Фото: Wikimedia

Николай Клюев. Фото: Wikimedia

Если музу видит узник –

Не замкнуть его замками.

Сквозь замки проходят музы,

Смотрят светлыми очами…

                                          Нина Гаген-Торн

Николай Клюев (1884–1937). Сергей Есенин называл Клюева своим учителем, Андрей Белый – народным поэтом, который говорит «от лица ему вскрывшейся Правды Народной», а Осип Мандельштам видел, что поэт «пришёл от величавого Олонца, где русский быт и русская мужицкая речь покоятся в эллинской важности и простоте». Советская критика оценила Клюева совсем иначе: «отец кулацкой литературы», «средневековый мистик» («Литературная энциклопедия», 1931), «литературный агент капитализма», «враждебный элемент» («Литературная газета», 1930). Поначалу с восторгом принявший революцию Клюев затем от неё отшатнулся. Арестованный в 1934 году, он, согласно протоколам допросов, на следствии мужественно заявил: «Октябрьская революция повергла страну в пучину страданий и бедствий и сделала её самой несчастной в мире… Политика индустриализации разрушает основу и красоту русской народной жизни, причём это разрушение сопровождается страданиями и гибелью миллионов русских людей… Окончательно рушит основы и красоту той русской народной жизни, певцом которой я был, проводимая Коммунистической партией коллективизация. Я воспринимаю коллективизацию с мистическим ужасом, как бесовское наваждение». О том, какими методами велось следствие в Москве, красноречиво говорит фотография Клюева из следственного дела: горестный взгляд, лицо в ссадинах.

Сорт фиалки «Поэт Юрий Галь». Фото: frauflora.ru