– В своей книге вы пишете о священниках и епископах, которые вернулись к служению после оккупации вермахтом российской территории. Тех, служение которых до этого было прервано советской властью. Не является ли возврат к служению в таких условиях своего рода предательством, сотрудничеством с оккупантами?
– Что мы понимаем под сотрудничеством? Многие современные историки и публицисты считают, что необходимо разделять военный коллаборационизм и просто проживание на временно оккупированных территориях. Последнее с оговорками в советское время тоже считалось предательством, коллаборационизмом. Если говорить о тех, кто активно сотрудничал с немцами, с нацистскими органами, давал им информацию о своих собратьях в рясах, – таких представителей православного духовенства было не так много. Были идейные противники советской власти, которые решили, что война между Советским Союзом и Третьим рейхом принесёт в той или иной форме относительную религиозную свободу. И были православные священники, которые просто служили на временно оккупированных территориях и в силу этого в той или иной степени выражали свою поддержку оккупационному режиму – в проповедях, газетных заметках – и не напрямую, а в витиеватых формах. Например, экзарх Прибалтики митрополит Виленский и Литовский Сергий Воскресенский, или Сергий младший, был назначен на территорию Балтии в самом начале 1941 года. Он отказался от эвакуации, в отличии от митрополита Николая Ярушевича, и впоследствии дал импульс церковному возрождению на северо-западе РСФСР. Он всячески отстаивал интересы приходов Московской патриархии, при этом он поддерживал новый оккупационный режим, абсолютно верно обличая советскую власть, так как знал все изъяны существования православной церкви на территории СССР и был свидетелем репрессий.
Ещё на территории Центральной России была очень интересная личность – протоиерей Иоанн Маковеев. Как известный пастырь он очень часто в условиях войны высказывал своё мнение об оккупационном режиме. Его вынужденное участие во многих пропагандистских кампаниях немцев вынудило его покинуть впоследствии пределы Орла. Были и другие священники, участвовавшие в нацистской пропаганде. Но не всегда пропагандистские статьи отражали реальное положение вещей на оккупированных территориях и реальное отношение духовенства к немецкому оккупационному режиму. Иногда они были продиктованы политической конъюнктурой, иногда исковерканы светскими пропагандистами, которые работали в немецкой печати. Иногда, естественно, имели место личные политические предпочтения того или иного священника. Не секрет, что часть духовенства была верна некоторым дореволюционным традициям. Среди них были, например, антисемиты, критично относившиеся к Советскому Союзу.
– Можно ли сказать, что антисемитизм был некоторой точкой соприкосновения нацистов и российского духовенства? Насколько он был распространен на оккупированных территориях?
– Если мы возьмём любую газету, выходившую на оккупированной территории, то там из номера в номер будут жёсткие юдофобские статьи. Они паразитировали на еврейском происхождении старых большевиков (допустим, Яна Ярославского), но это не всегда находило отклик в сердцах населения. Была разная фразеология. В журнале «Православный христианин», который выходил на временно оккупированных территориях северо-запада России, использовался термин «иудео-большевизм» – более мягкий, чем термин «жидо-большевизм», который использовался на территории нынешней Брянской области. Репрессии против православной церкви пропаганда также связывала с национальной еврейской компонентой советской власти. При этом надо сказать, что идейных антисемитов на оккупированных территориях было меньше, чем, например, во времена Гражданской войны (кроме Юга и Центральной России). Этот антисемитизм был как бы реверансом в сторону нацистской пропаганды, но обвинять священников в приверженности нацистской идеологии – то же самое, что обвинять поголовно всех священников, которые в советское время выражали свои соболезнования по поводу смерти Сталина или праздновали вместе со всеми 7 ноября, в приверженности коммунистической идеологии. Среди священников были и защитники еврейского населения, в особенности на территории Крымского полуострова. Безусловно, это очень серьёзно каралось со стороны немцев и местных коллаборационистов.
– Неужели те, кто предпочитал нацистскую власть советской, не знали что собой представляла нацистская идеология? Не знали, каковы были методы и средства нацистов – не только на оккупированных территориях, а вообще, в принципе? Они знали что-то про концлагеря для евреев, про Освенцим, Бухенвальд?
– Нам надо понимать, о какой категории населения мы говорим. Если мы берём еврейское население или коммунистов, то для них безусловно нацистская Германия и нацистские власти были самым страшным злом. Для духовенства же похожим злом были большевики. Советская власть боролась с православной церковью и с религией вообще. Ещё один важный момент: информации, которую жители Советского Союза получали в то время из газет, не всегда верили. Тем более что за два года до начала войны между Третьим рейхом и Советским Союзом в прессе рисовался несколько иной образ нацистской Германии, и действительно отношение к ней поменялось. Это мы сейчас знаем обо всех ужасах Бухенвальда и Освенцима, понимаем, что уничтожение еврейского населения было реальностью. Но если мы посмотрим на часть духовенства и верующих, которые терпели очень серьезные ограничения и были репрессированы в советское время, то они многого не знали и возлагали определённые надежды на нацистский режим как на ту власть, которая положит конец большевикам. Есть свидетельства части духовенства, которая восторженно восприняла июнь-август 1941 года, но к 1942 году разочаровалась, увидев, как на оккупированных территориях стали уничтожаться люди с психическими особенностями и представители разных национальностей.
– А были люди, которые пытались противостоять и нацистам, и советской власти, которые старались оставаться независимыми и сохранить свои убеждения?
– Были те, кто, находясь в отдалении от больших оккупированных городов – Пскова, Белгорода, – служили в сельском приходе и старались не участвовать в политике и нацистской пропаганде, а занимались только пастырскими делами. Те же священники, которые служили в городах, в большей степени участвовали в пронемецкой пропаганде. Абстрагироваться было достаточно тяжело. Также священники, служившие в зонах, контролируемых партизанами, очень осторожно себя вели по отношению к антисоветской пропаганде, хотя многие сохраняли крайне критичное отношение к советской власти.