Тамбовская война: «Мужики поднялись с дрекольем из-за голода»  

В советской и российской историографии отказ большевиков от военного коммунизма подаётся как нечто естественное. Дескать, была Гражданская война – был и военный коммунизм, и красный террор. А когда настало мирное время, то большевики перешли к нормальным методам и объявили нэп – новую экономическую политику.  Но это, мягко говоря, неправда. Именно простые тамбовские мужики и сломали планы Ленина по построению тоталитарного «рая» 

Фото: РИА Новости

Фото: РИА Новости

Продолжение.  Начало: часть 1, часть 2, часть 3, часть 4

Летом 1920 года, казалось, сама природа ополчилась против русских мужиков. В стране бушевала небывалая засуха, на корню погубившая весь урожай. В ряде волостей крестьяне из-за засухи уже начали есть лебеду, кору и крапиву. 

Даже в самых богатых губерниях начался голод, да такой, которого в бывшей Российской империи не видели уже много лет. Подобно древнему мертвецу, призрак голода восстал из могилы, а за ним торопились и другие напасти: мор скота, болезни детей, проклятая холера, тиф...

* * *

Хуже всего было то, что новые власти не спешили помогать крестьянам, кормившим страну. 

Вместо того чтобы спасать хозяйства, с них в неурожайный год стали драть по три шкуры, требуя не только выполнения плана продразвёрстки, но и уплаты недоимок за 1919 год, когда часть Тамбовской губернии была охвачена войной. Казалось, так красные мстили народу за поддержку белых и за свои военные неудачи. 

Впрочем, в действиях власти была не только месть, но и свой циничный расчёт: поставив мужиков в безвыходное положение, большевики побуждали крестьян бросать свои единоличные хозяйства и переходить в совхозы, коммуны и артели. Цена вопроса – будущее всей модели коммунистической экономики в деревне. Потому что без насилия и принуждения новые коммуны и совхозы просто не работали. 

По официальной статистике Тамбовского губисполкома, из 72 тысяч десятин бывшей помещичьей земли, отошедших в ведение совхозов, было освоено только  150 десятин. Вся остальная земля была брошена. 

Ещё более убийственная оценка итогов коммунистических методов «хозяйствования» была дана в докладе тамбовских эсеров в ЦК ПСР: «Совхозы совершенно не в состоянии оказались справиться с захваченною землёю. Так, в Александровском совхозе Тамбовской губернии из 820 десятин пахотной площади было засеяно только 140 десятин озими, но и этих результатов удалось достигнуть исключительно путём насильственного привлечения на работы крестьян... За что ни возьмись – в совхозе нехватка. Тем же Золотарёвым на съезде были сообщены следующие цифры. В 1920 г. для совхозов губернии требуется 5 300 рабочих лошадей, имеется же налицо 900 голов (17%), в большинстве заражённых чесоткою и усиленно падающих от бескормицы... Было бы утомительно приводить другие примеры. Картина всюду одна и та же: скот – в чесотке, фуража нет, кормят скотину соломой, доставляемой крестьянами по нарядам упредкомов. Положение рабочих советских хозяйств – отчаянное: нет обуви и одежды, остро стоит жилищный вопрос. Рабочие в большинстве случаев беженцы...». 

Но сознаваться в крахе своих социалистических экспериментов было невозможно, поэтому большевики решили исправить положение совхозов тем, чтобы силой загнать туда побольше крестьян, заставив их «пожертвовать» совхозам и коммунам всё своё имущество. 

Новая кампания по «изъятию излишков» началась ещё до уборочной страды – когда из Москвы в Тамбов спустили план продразвёрстки на 1920 год: 11,5 млн пудов зерна и 19 млн пудов картошки (при этом осенью 1920 года в губернии было собрано всего 12 млн пудов зерна). Плюс на губернию повесили ещё 15 млн пудов зерна «недоимки».

* * *

Обстановку, в которой собиралась продразвёрстка на Тамбовщине, можно представить по выступлению одного из делегатов на Всероссийской конференции партии правых эсеров: 

– Большевистская власть не останавливается перед самыми жестокими и варварскими способами подавления крестьян. «Законные» и «незаконные» расстрелы, массовые аресты, уничтожение целых сёл – всё пускается в ход. 

Даже один из старейших тамбовских коммунистов Николай Исполатов в письме к Ленину писал, что «мужики поднялись с дрекольем из-за голода»: «При взимании государственной развёрстки особенно ярко обнаружилась вся наглость, жестокость, своекорыстие, беспощадность этих людей в виде различных незаконных конфискаций без соответствующих протоколов или неправильно составленных, с пропуском взятых вещей, под свист нагаек, битьё прикладами, пьяный разгул, издевательства, истязания, изнасилования жён красноармейцев, находившихся на фронте и теперь вернувшихся, – при сплошном вое баб и крике детей».

Николай Исполатов. Фото: общественное достояние
Николай Исполатов. Фото: общественное достояние

Вот ещё цитата из доклада тамбовских эсеров в ЦК ПСР: «Случаи массового расстрела крестьян уже были в 3–4-х местах губернии. Зарегистрировано также несколько случаев самоубийств крестьян; в одном из сёл Тамбовского уезда покончил самоубийством даже местный „комиссарˮ – большевик, которому было поставлено, под угрозой расстрела, невыполнимое требование взять с деревни ещё по 5 пудов хлеба, когда перед тем мужики уже дважды внесли эту „нормуˮ».

* * *

Из информационных сводок уездных политбюро о политическом положении и настроениях населения за период с июня по июль 1920 года: 

«Усманский уезд, за 1–14 июля 1920 г. Отношение к Коммунистической партии пассивное ввиду неразъяснения тёмной массе значение Коммунистической партии и к чему она стремится. Тёмная масса поголовно забита поповскими беседами и сказками так, что зачастую среди крестьян приходится слышать: “Коммунисты – это есть предшествие антихристов”. Также наблюдается, что когда коммунист совершит преступление по должности, то после этого с презрением смотрят на коммунистов. Сознательных граждан весьма малое количество, поэтому укомпарту необходимо напрячь до максимума все силы для широкой агитации, собеседований, митингов и прочее…».

«Моршанский уезд, за 10–30 июня 1920 г. Из-за слишком репрессивных мер упродкома по последней развёрстке хлеба настроение крестьян убитое. В ближайшем будущем можно ожидать серьёзных осложнений, ибо положение бедноты в продовольственном смысле стало весьма плачевно, что способствует слиянию их с кулачеством… Отношение к советским хозяйствам враждебное, при удобном случае крестьянами совершаются погромы таковых; отношение к земельной политике и коммунам отрицательное…» 

* * *

Впрочем, такое же отношение к новому режиму наблюдалось и по всей стране. 

От бесчинств продотрядов деревни стали пустеть по всей центральной России – крестьяне бросали дом и имущество и бежали на восток, в Сибирь. Пусть там климат и  похуже, зато от впавшей в безумие власти подальше.

В ответ в июне 1920 года Совет народных комиссаров (СНК) РСФСР принял Постановление «Об урегулировании переселения крестьян», в котором прямо запрещалось всякое неорганизованное переселение. Наркоматом земледелия РСФСР было приказано разработать «Правила об организации ходачества и переселенчества на государственный колонизационный фонд РСФСР», в соответствии с которыми переселения допускались только для «наиболее нуждающихся крестьян». 

Также и Сибревком закрыл доступ переселенцев в Сибирь до урегулирования земельных отношений в крае. 

Были строго запрещены все поездки ходоков в города, так что все благостные картинки встреч Ленина с ходоками в оборванных зипунах были чистейшим вымыслом пропаганды. 

26 июня 1920 года вышло обращение Ленина «К трудовому крестьянству»: 

«По имеющимся сведениям, в некоторых губерниях наблюдается усиленное стремление крестьян к переселению… Этому дело придаётся большое государственное значение. Но для переселения необходимо провести большую подготовительную работу. В настоящее время провести эти мероприятия не представляется возможным. СНК предупреждает трудовое крестьянство, что беспорядочное и неорганизованное переселение грозит неисчислимыми бедствиями. Самовольно переселившиеся крестьяне рискуют остаться без всякого земельного надела. Мало того, раз снявшись самовольно с места, они лишатся не только всего имущества, но и земли, которая поступит в общую развёрстку…».

Продотряд отправляется в деревню. Фото: РИА Новости
Продотряд отправляется в деревню. Фото: РИА Новости

Но самое страшное, что самовольное переселение было приравнено к государственной измене – с более чем вероятной перспективой расстрела беглецов на месте. 

* * *

Эти угрозы были не пустым звуком. 

В мае 1920 года вышел Декрет ВЦИК (Всероссийского центрального исполнительного комитета) «О революционных трибуналах», который повсеместно отменял все прежние нормы следствия и судопроизводства, в том числе и на селе.

Вместо обычной тягомотины с адвокатами и показаниями свидетелей всё происходило в сжатые сроки:  

«Законченное следственное производство по каждому делу вместе с копией заключения представляется обвиняемому, коему предоставляется 24 часа для возбуждения своих ходатайств и жалоб… 

Допущение к участию в деле защитников всецело зависит от Трибунала. Защитники допускаются только из Коллегии обвинителей и защитников при Советах… 

Обжалование приговора в апелляционном порядке не допускается. На подачу кассационных жалоб и протестов на приговоры Трибуналов предоставляется 48 часов срока с момента вручения копии приговора осуждённому».

* * *

Далее был принят Декрет Совета труда и обороны ВЦИК от 29 мая 1920 года «Об образовании Коллегии по проведению военного положения и предоставлению Всероссийской чрезвычайной комиссии и некоторым её органам прав Революционных военных трибуналов в отношении преступлений, направленных против безопасности республики». 

«В целях беспощадной расправы над всеми врагами республики Всероссийский  центральный исполнительный комитет и Совет труда  и обороны постановили: 

– образовать при Совете труда и обороны коллегию в составе  председателя Аванесова и членов тт. Антонова-Овсеенко и Мессинга (запомните эти фамилии. – Авт.);

– Всероссийской чрезвычайной комиссии и тем её органам, которые будут на это специально уполномочены означенной коллегией, предоставляются права военных революционных трибуналов в отношении всех преступлений…».

Владимир Антонов-Овсеенко. Фото: общественное достояние
Владимир Антонов-Овсеенко. Фото: общественное достояние

То есть любой чекист получал абсолютную власть над крестьянами. Куда там царским жандармам и столыпинским «военно-полевым судам», которые и шагу ступить не смели без санкций прокуроров.

* * *

Также большевики ударили и по самому больному месту русской деревни – нежеланию отпускать мужиков и подростков в Красную Армию. Декрет ВЦИК «О комиссиях по борьбе с дезертирством» гласил, что укрыватели дезертиров «подлежат передаче Революционным трибуналам» – с угрозой расстрела или в лучшем случае концлагеря. 

И поскольку укрывали беглецов всей деревней, то красные комиссары могли отправлять в концлагеря практически всех сельчан. 

* * *

Наконец, завершающий штрих – Декрет ВЦИК от 11 мая 1920 года «О мерах борьбы с польским наступлением», в котором объявили на военном положении практически половину страну – от Архангельска до Казани и Симбирска. 

Действительно, быстрое наступление польской армии поначалу ошеломило большевиков. 

26 апреля поляки заняли Житомир, затем Бердичев и Винницу, вышли к Днепру севернее Киева.

7 мая большевики – вернее, деморализованное командование 12-й армии РККА – оставили Киев без боя.  Передовые польские части, сев на самые обыкновенные трамваи, вошли в центр столицы. 

И уже 9 мая с подчёркнутой помпезностью польский главнокомандующий Юзеф Пилсудский провёл парад победы в Киеве, отметив захват всей Правобережной Украины.

Но, казалось бы, где Киев, а где Ярославль с Тамбовом? 

* * *

Ленин и не скрывал, что марш-бросок поляков на Киев был лишь удобным поводом для закручивания гаек в самых хлеборобных губерниях России. Чтобы крестьяне давали зерно и помалкивали. 

«Враг не только ведёт открытую борьбу, вероломно начатую под прикрытием предварительных переговоров о мире, – говорилось в декрете, – но и пытается подорвать силы Советской Республики в самом сердце её, внутри страны, путём оживления контр-революции и разрушения материальных средств, военного имущества, путей сообщения…».

На самом деле даже захват Киева оказался полякам не по зубам. У армии Пилсудского были растянуты тылы и коммуникации, следом возникли разногласия с союзниками по Антанте. Так, если французы негласно поддерживали наступление своих новых вассалов на Украину, то британцы не на шутку переполошились усилением политического веса Польши, которая всерьёз стала претендовать на то, чтобы стать «новой Российской империей» в Восточной Европе. 

Юзеф Пилсудский. Фото: общественное достояние
Юзеф Пилсудский. Фото: общественное достояние

Между тем прекращение наступления поляков на Левобережье дало возможность Красной Армии прийти в себя и подготовиться к реваншу.

Армия Деникина в сжатые сроки была оттеснена в Крым, а Польский фронт стал главным. Пропаганда работала на полную мощь.

«Через труп белой Польши лежит путь к мировому пожару!» – кричали все советские газеты.

«На штыках понесём счастье и мир трудящемуся человечеству! На Вильно, Минск, Варшаву – вперёд, товарищи!».

Уже 5 июня 1920 года части РККА прорвали польскую оборону в районе Сквиры под Киевом. Также большевики смогли взять Житомир и Бердичев, благодаря чему было перерезано железнодорожное сообщение с Киевом. А когда на Днепре появились первые корабли советской Днепровской флотилии, поляки не стали дожидаться разгрома и спешно бежали из Киева. 

Ещё через неделю – 14 июня 1920 года – красные под Жмеринкой наголову разгромили и 6-ю армию Войска Польского. Вместе с поляками бежали и останки армии Петлюры.

Что ж, угроза польского наступления миновала, а вот военное положение в России осталось. 

* * *

В советской и российской историографии отказ большевиков от военного коммунизма подаётся как нечто естественное. Дескать, была Гражданская война – был и военный коммунизм, и красный террор. А когда настало мирное время, то большевики перешли к нормальным мирным методам, то бишь объявили нэп – новую экономическую политику. 

Но это, мягко говоря, неправда. Все документы ленинского правительства красноречиво свидетельствуют о том, что большевики и в мирное время не думали отказываться от средств террора и принуждения. 

Собственно, никакого мирного времени в Российской Советской Республике и быть не могло по определению – впереди были годы сражений за победу коммунизма. 

Именно поэтому уже после окончания военных действий 3-я армия РККА была преобразована в Первую Трудармию, а все военнослужащие сменили винтовки на кирки и лопаты. 

Также в мае 1920 года Ленин подписал Декрет «О порядке всеобщей трудовой повинности», согласно которому любой трудоспособный гражданин страны мог быть в любой момент мобилизован в Трудармию для «периодического выполнения, независимо от постоянной работы по роду занятий, различных видов трудовой повинности: топливной, сельскохозяйственной как для государственных, так в известных случаях и для крестьянских хозяйств, строительной, дорожной, продовольственной, снеговой,  гужевой, для борьбы с последствиями общественных бедствий  и т. п.».

Бывшие офицеры царской армии отбывают трудовую повинность. Фото: РИА Новости
Бывшие офицеры царской армии отбывают трудовую повинность. Фото: РИА Новости

Как раз в мае 1920 года вышло постановление Совета Рабочей и Крестьянской Обороны о проведении в Тамбовской губернии мобилизации для «трудовой повинности по обслуживанию сахарной промышленности», В частности, крестьян Тамбовской губернии мобилизовали на работу на свекловичных плантациях – причём никакая трудовая повинность не могла служить основанием для снижения норм сдачи продуктов по развёрстке. 

Никакая прежняя барщина времён крепостного права не могла бы сравниться по своей жестокости с подобной эксплуатацией «освобождённых» крестьян.

* * *

Нет, никакого возвращения к «нормальности» и не планировалось. 

Вместо этого Ленин с его «правительством» кабинетных теоретиков, никогда в жизни не руководивших ни ротой солдат, ни артелью кустарных промыслов, стали возводить такой казарменно-бюрократический госаппарат, что становилось дурно даже самым дубоголовым прапрорщикам. По сравнению с безграмотными ленинскими экспериментами в области управления и экономики меркли даже ужасы аракчеевщины. 

Самым характерным примером безграмотного ленинского стиля хозяйствования стало Постановление СНК от 6 июля 1920 года «Об организации Народного комиссариата продовольствия». Вернее, этот документ следовало бы озаглавить «О реорганизации Народного комиссариата продовольствия»: на месте прежнего наркомата было создано грандиозное мега-министерство, призванное контролировать буквально каждый килограмм еды в стране. 

Организационно этот бюрократический монстр был разделен на два управления: управление заготовок и управление распределения. 

Причём управление заготовок подразделялось на 9 отделов: 

– отдел организационно-заготовительный;

– отдел заготовки хлеба;

– отдел заготовки сена; 

– отдел заготовки мяса; 

– отдел заготовки овощей; 

– отдел заготовки яиц; 

– отдел заготовки молочных продуктов;

– отдел тары.

Оцените: каждую курицу в стране курировало сразу два отдела – отдел заготовки яиц и отдел заготовки мяса. У каждого отдела были свои планы, часто не согласованные друг с другом, то есть если отдел заготовки мяса первым спускал свои директивы продотрядам на места, то отделу заготовки яиц было уже нечего заготавливать, ибо вся птица шла на убой. Но, разумеется, в отеле заготовки яиц сидели не дураки, а поэтому за все недостатки бюрократического документооборота расплачивались крестьяне.  

– Что это значит – нет птицы?! – шли указания продотрядам. – Нам яйца нужны, а не птица. Пусть берут где хотят, иначе пойдут под трибунал! 

Точно так же шло «соревнование» за коров и за хлеб – нередко приказ заготовить кормовую солому приходил раньше приказа уборки урожая, и тогда продотряды силой выгоняли мужиков скашивать недозрелый хлеб ради соломы. 

Но куда более интересно было устроено Управление распределения, в котором сотни чиновников были заняты сортировкой граждан страны на всевозможные категории и исчислением норм продовольственного пайка для каждой из категорий. 

Как говорится, «от каждого – по способностям, каждому – по потребностям». 

Правда, как выяснилось, при коммунизме и ваши способности , и ваши потребности будет определять безликий государственный аппарат. 

* * *

Сам Ленин, буквально помешанный на идее государственного контроля за всеми сторонами жизни народа, нисколько не доверял этому госаппарату. Он собирал специальные заседания правительства, чтобы исчислить нормы продовольственной развёрстки по каждому виду продуктов для каждого региона. 

Обмолот зерновых. Фото: общественное достояние
Обмолот зерновых. Фото: общественное достояние

К примеру, летом 1920 года вышли два декрета СНК  «Об обязательной поставке коровьего масла», в котором для каждой губернии был установлен размер масляной повинности. 

В частности, для Тамбовской губернии была установлена норма в 6 фунтов топлёного масла с коровы. Для более развитых в плане животноводства губерний (Вологодская, Ярославская, Череповецкая и прочие) норма была увеличена до 10 фунтов. 

Следом Ленин подписал и Декрет СНК «Об обязательной поставке яиц»: «на всей территории Республики устанавливается обязательная поставка в порядке развёрстки куриных яиц всеми имеющими посев хозяйствами…». 

Размер яичной повинности на 1920 год для Тамбовской губернии был установлен в размере 15 яиц с каждой десятины посевной площади. Столько было установлено и Воронежской, Казанской, Курской, Орловской и Пензенской губерниях. А вот ярославцы и костромичи отделались нормой по 4 яйца с десятины.

То есть есть у тебя курицы или нет – никого не волновало: надо сдать – и всё. 

* * *

Специальными декретами Ленин регулировал и вопросы заготовки сена и соломы. Так,  3 августа 1920 года Ленин лично подписал Декрет «О развёрстке сена и соломы, подлежащих отчуждению в распоряжение государства, между губерниями на 1920–1921 годы». 

На Тамбовскую область было наложено 500 тысяч пудов кормовой соломы. И 1 млн 200 тысяч пудов сена. Для сравнения: на соседнюю Воронежскую губернию – в два раза больше: уже миллион пудов соломы и два миллиона – сена.

При этом Ленин специальным постановлением запретил изменять утверждённый план: «Увеличивать или уменьшать количество сена, назначенное к поставке, губернскому продовольственному комитету не предоставляется. Для удовлетворения внутригубернской потребности в соломе губернскому продовольственному комитету предоставляется право предъявления к населению требования на дополнительную  поставку соломы…». 

* * *

Ну и венцом ленинской хозяйственной мысли можно считать Декрет №293 от 6 июля 1920 года «Об учёте мешков и воспрещении торговли ими», подписанный в тот момент, когда продотряды задумались: а как они будут хранить и транспортировать собранное продовольствие. 

«Вся наличность мешковой ткани, мешков новых и держаных, находящихся в собственности частных, кооперативных, общественных, советских и прочих предприятий и учреждений, предъявляется к учёту Народному комиссариату продовольствия, – говорится в документе. – Все вырабатываемые фабриками и кустарями мешки, поступающие в распоряжение Главного управления текстильной промышленности, передаются Народному комиссариату продовольствия…».

Тем же, кто зажимал мешки, Ленин обещал самые суровые кары: «Мешки и мешочная ткань, скрытые от Комиссариата продовольствия. подлежат конфискации, лица же, виновные в сокрытии, предаются Революционному трибуналу…».

* * *

В то же время, скрупулезно прописывая  в декретах нормы развёрстки, Ленин наделял служащих Наркомата продовольствия широчайшими полномочиями для террора против гражданского населения. Так, Декрет СНК «О реквизициях и конфискациях» гласил: «Право реквизиции продовольственных предметов в порядке заготовки их государством, а также предметов хозяйственно-производственных для удовлетворения государственной потребности предоставляется Президиуму Высшего совета народного хозяйства и Народного комиссариата продовольствия по принадлежности, причём оба эти ведомства осуществляют своё право какие посредственно, так и через свои местные органы».

При этом Ленин буквально настаивал на самой широкой практике конфискации. «Несдача селом или волостью сена и соломы к установленному сроку полностью или частично влечёт за собой немедленную реквизицию уже всего причитающегося по развёрстке количества сена или соломы».

* * *

Затем вышел Декрет «О заградительных постах Народного комиссариата продовольствия и его местных органах», в котором продотряды получили право устанавливать на всех дорогах блок-посты и обыскивать всех граждан «в целях противодействия вывоза продуктов со спекулятивным намерениями». 

 Пункт 7 гласил: «Заградительные посты имеют право досмотра всякого багажа или груза на всех путях сообщения, кому бы таковой не принадлежал… При обнаружении у лиц запаса продуктов, значительно превышающего норму излишка продуктов, и при наличии явных спекулятивных намерений все продукты конфискуются полностью». А сами лица передаются, опять же, в трибунал. 

Особой статьёй декрета всем представителям Красной Армии и милиции было запрещено вмешиваться в работу продовольственных органов.  

Причём на этот раз Ленин, любивший конкретику, оставил на усмотрение самих заградительных постов, что такое «норма излишка продукта» и насколько эту норму можно значительно или незначительно превысить. 

Привилегированное положение служащих продовольственных органов (даже по сравнению с чекистами!) подчёркивалось и в ленинском Декрете «О нераспространении на служащих продовольственных органов постановлений о специальных повинностях и мобилизациях». 

* * *

Конечно, подобные нововведения не могли вызвать новой волны недовольства среди населения.

И вот парадокс. Если любой нормальный правитель в любой стране в подобной ситуации постарался бы как-нибудь сгладить углы и погасить народное недовольство, то Ленин  – напротив – сознательно пёр на рожон, всячески обостряя отношение людей к власти. 

Объяснения этому нет. Возможно, на фоне побед в Гражданской войне Ленин  уверовал в свою способность при помощи террора удержаться у власти. И теперь он больше был озабочен не вопросами собственного выживания, но стремлением скорее доломать старую Россию. И сознательно провоцировал народ на бунт, чтобы с помощью военной силы добить всех, кто мог бы сопротивляться его планам. 

Ничем иным невозможно объяснить выход Постановления СНК №336 «О ликвидации мощей»  от 20 августа 1920 года, которое громким эхом прокатилось по всей стране.

«По почину и настойчивому требованию самих трудящихся масс в губерниях: Архангельской, Владимирской, Вологодской, Воронежской, Московской, Новгородской, Олонецкой, Псковской, Тамбовской, Тверской, Саратовской и Ярославской, – произведено 58 вскрытий так называемых “нетленных” мощей, – говорилось в этом  документе. – Вскрытия эти в присутствии трудящихся масс, духовенства, экспертов-врачей и представителей Советской власти раскрыли целый ряд мошеннических действий, при помощи коих служители культа обманывали народные массы. Серебряные гробницы, блистающие драгоценными камнями, содержат в себе или истлевшие, превратившиеся в пыль кости, или имитацию тел с помощью железных каркасов, обмотанных тканями, чулок, ботинок, перчаток, ваты, окрашенного в телесный цвет картона и т.п.

Вот то, чему архиереи и монахи заставляли поклоняться загипнотизированные массы, почитать за нетленные (т.е. неразрушенные от времени) тела и во имя чего приносить свои трудовые копейки в церковные карманы.

Вместо воображаемых мощей Митрофана Воронежского обнаружен череп с прилепленными волосами, несколько костей, груда тряпок и ваты, несколько перчаток и мешок, набитый разной трухой. B гробе Тихона Задонского обнаружены: череп, истлевшие кости, картон, чулки, ботинки, перчатки; вместо груди – железный каркас…». 

Не избежала погрома и Тамбовская епархия. В Спасо-Преображенском соборе Тамбова была вскрыта рака с мощами святителя Питирима, архиепископа Тамбовского. 

Затем в Свято-Успенской Саровской пустыни были вскрыты мощи преподобного Серафима Саровского. 

Новости об осквернении любимых в народе святых мигом пронеслись по всем тамбовским приходам. И взрыв народного гнева стал неизбежным. 

Продолжение следует

Читайте также