Вода пришла

Я волонтёрю в культурном центре «Боголюбский», и в начале ноября мы планируем провести круглый стол о затопленных территориях. В Тверской области это прежде всего Калязин. И вот несколько размышлений в преддверии встречи

Затопленная колокольня Никольского собора в городе Калязин Тверской области. Фото: Максим Богодвид/РИА Новости

Затопленная колокольня Никольского собора в городе Калязин Тверской области. Фото: Максим Богодвид/РИА Новости

Когда едешь через Калязин – кажется, что время там стоит особняком. Колокольня, торчащая посреди Волги, давно стала символом и в каком-то смысле даже открыткой. Её фотографируют туристы, по ней узнают город, хотя сам город давно не тот, что был до войны

В старом Калязине люди жили столетиями. Были купеческие лавки, монастырские стены, дома на высоких берегах, где из окна видно реку. В 1939 году, когда начали строить Угличскую гидроэлектростанцию, старый город снесли. Церкви разобрали, кладбища перенесли, людей переселили выше по течению. Казалось, что просто перевернули страницу: один город ушёл под воду, другой вырос рядом. Но то, что ушло, было не просто старым поселением.

Вода затопила привычку к месту. А вместе с ней и способность быть дома.

Когда исчезает точка отсчёта

Дом – это не только крыша над головой. Это пространство, где человек чувствует себя ответственным. Где он знает, на какой улице чей колодец, какой огород надо полить старушке по соседству, где похоронены предки. Наличие дома – это не про собственность, а про связь.

Когда люди уезжали из Калязина, они теряли не просто жильё, а саму точку отсчёта, откуда начиналась их жизнь. Те, кто жил у воды, не умели жить без неё. Те, кто хоронил близких в церковной ограде, не могли забыть, что могилы остались под водой. Говорят, что ещё несколько лет после переселения по утрам слышали звон – будто бы это колокола канувшего в Лету Троицкого собора отзывались из-под воды.

Можно, конечно, объяснить это акустикой или слухом, но для людей это был знак: дом не умирает сразу. Он долго живёт в памяти как боль и как напоминание.

Урок бездомности

В XX веке в России утопили не только Калязин или, например, Мологу. Затопили само понятие дома – и не только физически. Миллионы людей переселяли, выгоняли, раскулачивали, гнали на стройки, в лагеря, в города без корней. Человек перестал быть хозяином места.

Советское государство умело работать с пространством: перестраивать, выравнивать, осушать, затапливать – гигантизм и идиотизм в одной связке. Пространство стало материалом, а не средой жизни. Люди привыкли к тому, что любое место временно. «Здесь мы поживём, потом переедем», – стало обычной фразой.

Так рождается бездомность не как бедность или отсутствие физического дома, а как состояние души, когда человек не чувствует под ногами земли, которую надо хранить, когда он живёт «на съёмной квартире» в собственной стране.

Дом как ответственность

В Библии сказано, что Господь поселил человека «в Эдемском саду, чтобы он возделывал этот сад и хранил его».

В этих двух глаголах – «возделывать» и «хранить» – дыхание жизни. Человек создаёт и бережёт: он может быть бедным, но если он хранит, у него есть дом.

Когда дом исчезает – под водой ли, под бульдозером или в очередной «реновации» – человек теряет не квадратные метры, а сам смысл жить. Не за что отвечать. Да и перед кем?

Мы часто говорим о потере веры, но, может быть, всё началось с потери дома? Когда исчезло место, где человек стоял перед Богом в прямом, а не метафорическом смысле.

Колокольня как якорь

Колокольня в Калязине стоит до сих пор. Её видно издалека: тонкий силуэт посреди воды, будто кто-то поставил в водную гладь свечу. Для туристов – достопримечательность, а для местных – память.

Фото: Александр Любарский/Коммерсантъ
Фото: Александр Любарский/Коммерсантъ

Её судьба странно похожа на судьбу страны. Разрушили всё вокруг, а одно оставили как напоминание, что когда-то здесь был центр мира. Колокольня не звонит, но она держит место. Без неё вода была бы просто водой.

Иногда кажется, что вся наша память о XX веке похожа на эту колокольню. Мы стоим вокруг, фотографируем, рассказываем истории и не решаемся идти на глубину. Потому что под водой не только стены, но и мы сами, такие, какими были до разрушения.

Как вернуть дом

Дом невозможно вернуть декретом. Его можно только вырастить, а для этого нужно снова научиться узнавать землю: помнить, где ты живёшь, кто жил здесь до тебя, что росло на этом месте. Не просто «ухаживать за участком», а знать, что каждое дерево – часть твоей ответственности.

Можно построить новые города, но если в них никто не чувствует себя дома, то это пустыня. Дом начинается там, где человек бережёт, где он не говорит «мне всё равно», потому что ему не всё равно. Пожалуй, это и есть настоящая работа памяти. Не праздники и даты, а возвращение способности хранить. Может быть, нашему народу сегодня нужнее всего именно это – вернуть себе дом. Не как место, а как состояние, в котором ты отвечаешь. Быть дома – значит не властвовать, не распоряжаться, а беречь.

Вместо послесловия

Мы однажды поехали с друзьями в Калязин погулять, посмотреть, что осталось от старого города. Шли по тихим улочкам мимо низких домиков, спускались к колокольне. Разговаривали о названиях улиц: почти все советские и плохо сочетались с низкими домами, дворами, с покосившимися заборами и запахом яблонь. Казалось, будто названия приклеены сверху, а под ними прячется другой, потонувший слой памяти.

И вдруг из-под земли вылез человек – рабочий, который прокладывал трубы. Глянул на нас и вдруг громко, с обидой, крикнул:

– Чего это вам советская власть не нравится?!

Мы засмеялись. Не от насмешки, а скорее от неожиданности. Смех получился добрый, но немного растерянный. В нём было что-то очень точное: про то, как и под землёй, и под водой есть что-то, что вопиёт и требует внимания.

В Калязине это особенно чувствуется: город стоит на берегу, а часть его под водой, люди живут среди обрывков старого, по памяти обходят то, чего уже нет. И не только в Калязине или на других затопленных территориях. Мы все вроде бы живём, строим, называем улицы, но всё время ищем место, где можно было бы наконец сказать: вот здесь мой дом. 

Память – это и есть дом, и потому тот, кто помнит, уже на пути домой.

Читайте также