«Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота!
К вам обращаюсь я, друзья мои!
Вероломное военное нападение гитлеровской Германии на нашу Родину, начатое 22 июня, – продолжается...»
Речь Сталина очень длинная, в звукозаписи она занимает больше 20 минут. В речи было множество тезисов и ответов на самые очевидные вопросы.
«Могут спросить: как могло случиться, что Советское правительство пошло на заключение пакта о ненападении с такими вероломными людьми и извергами, как Гитлер и Риббентроп? Не была ли здесь допущена со стороны Советского правительства ошибка? Конечно нет! Пакт о ненападении есть пакт о мире между двумя государствами. Именно такой пакт предложила нам Германия в 1939 году. Могло ли Советское правительство отказаться от такого предложения? Я думаю, что ни одно миролюбивое государство не может отказаться от мирного соглашения с соседней державой, если во главе этой державы стоят даже такие изверги и людоеды, как Гитлер и Риббентроп...»
Современникам послание запомнилось благодаря евангельскому обращению «братья и сестры».
Также Сталин апеллировал к военному прошлому исторической России: «История показывает, что непобедимых армий нет и не бывало. Армию Наполеона считали непобедимой, и она была разбита попеременно русскими, английскими, немецкими войсками. Немецкую армию Вильгельма в период первой империалистической войны тоже считали непобедимой армией, но она несколько раз терпела поражение от русских и англо-французских войск и наконец была разбита англо-французскими войсками».
Для людей, которые помнили борьбу большевиков с исторической Россией, такая речь была необычной. Писатель и публицист Михаил Пришвин писал в своих дневниках: «Речь Сталина (3 июля 1941 г. – О.Б.) вызвала большой подъём патриотизма, но сказать, действительный ли это патриотизм или тончайшая подделка его, по совести не могу, хочу, но не могу».
Послание Сталина фактически стало первым шагом к созданию нового гибрида – советского патриотизма, который соединил в себе несочетаемые, на первый взгляд, явления: старый русский патриотизм имперского образца с советскими идеологическими конструкциями. Многие увидели в этом знак перерождения большевистского режима, но на деле всё обстояло куда проще: Сталин был заинтересован в открытии второго фронта, в поставках и кредитах от союзников. Госсекретарь США Корделл Хэлл в своих мемуарах вспоминал, что в конгрессе США существовало множество группировок, не желавших помогать Советскому Союзу. Их противодействие не давало правительству США в полной мере оказывать СССР финансовую помощь. Поэтому президент Рузвельт настоятельно советовал советском послу Константину Уманскому провести правительству СССР информационную кампанию убеждения антисоветски настроенных конгрессменов в добрых намерениях Советов. В качестве примера можно показать, что в СССР не преследуется религия и граждане не боятся своих религиозных предпочтений. Это дало бы хороший пропагандистский эффект.
В 1942 году власти пошли на неслыханный шаг. В апреле в пасхальную ночь отменили комендантский час, что позволило верующим посетить церкви и храмы. В качестве пропагандистского шага нескольким английским офицерам дали возможность посетить Богоявленский собор.
Нельзя не отметить, что на оккупированных территориях открывались церкви. Это могло стать дополнительным стимулом для «примирения» с РПЦ внутри страны.
Позже американская сторона выразила заинтересованность в том, чтобы СССР распустил Коминтерн и дал религиозную свободу собственным гражданам. Последнее желание было частично исполнено осенью 1943 года – перед Тегеранской конференцией.
Незадолго до встречи Сталина с иерархами органы безопасности провели большую аналитическую работу по анализу судьбы Церкви и её деятельности в военное время. Очевидная патриотическая деятельность иерархов заставила обратить на себя внимание и дать некоторые преференции в будущем. 4 сентября состоялась встреча представителей церкви и Иосифа Сталина.
На встрече иерархи попросили у Сталина ряд уступок. Наиболее важные вопросы касались избрания нового патриарха, передачи здания для патриархии, а также воссоздания печатного издания. Речь шла и о судьбе священников, находящихся в заключении. Сталин пошёл на ряд уступок. Так, Сергий стал новым патриархом всея Руси.
Следом при СНК СССР был создан Совет по делам Русской православной церкви – контролирующий орган для РПЦ, который возглавил сотрудник спецслужб Григорий Карпов. Фактически РПЦ попала под полный контроль государства. Власти стремились следить не только за религиозной, но и за хозяйственной деятельностью церкви.
Несмотря на заигрывание с русским национализмом, Сталин не думал отменять марксистские догмы в стране. Полного освобождения РПЦ так и не произошло. В этом плане советское руководство проявило абсолютный цинизм. Как только серьёзная надобность в церкви исчезла, власти начали вставлять палки в колёса.
Разрушенная церковь, 1941 год. Фото: Архив Валентина и Андрея Туркиных / russiainphoto.ruВ СССР не отменили антирелигиозные нормы «Закона о религиозных объединениях» 1929 года. В феврале 1947 года РПЦ запретили заниматься социальной благотворительностью. В том же году был воссоздано «Всесоюзное общество по распространению политических и научных знаний», идеи которого во многом базировались на материализме и атеизме.
В 1948 году Синод вынужден был запретить крестные ходы и религиозные обряды вне богослужений. Конец 40-х характеризовался преследованием комсомольцев и партийных работников, которые не скрывали свою веру, а также массовым изъятием церковных зданий для их переоборудования под клубы.
В этом плане цинизм Сталина выглядит закономерным. Церковь выполнила свою роль в годы войны и поствоенное время, когда требовалось распространение советского влияния на православные страны Восточной и Южной Европы. Рост религиозного сознания и патриотической позиции РПЦ в СССР не мог не вызвать подозрения Сталина.
Сейчас можно сказать точно, что все шаги Сталина, связанные с религией, начиная от речи «Братья и сестры» и заканчивая восстановлением патриархии, – не более чем тактическая уловка для спасения и укрепления собственной власти.
