* * *
Если вам показалось, что чекист Подколюхин извиняется за террор, то нет, вам не показалось. Времена тогда были относительно либеральные, и цензура пропустила откровения товарища Подколюхина о сущности «красного террора».
«Разъезжая с отрядом, мне приходилось наталкиваться на массовые шествия. До трёх-пяти тысяч доходили такие толпы, и со стороны они действительно создавали впечатление стихийного массового восстания грозной силы взбунтовавшегося тамбовского крестьянства. Набегом эскадрона эти толпы рассеивались, и от захваченных пленных мы подробно выясняли настроение этой массы восставших.
К сожалению, нам, как и всем, иногда свойственно было ошибаться в оценке событий. И многие из нас действительно рассматривали это движение как действительно массовое крестьянское восстание. А поэтому и направляли наше орудие борьбы и кары прямо в гущу тела этой движущейся массы (то есть убивали всех протестующих без разбора. – Авт.). Это была наша ошибка, которую мы должны признать. И эта ошибка отчасти затянула борьбу с бандитизмом в нашей губернии на год...»
Собственно, затем и была выпущена брошюра «Антоновщина» с весьма откровенными рассказами участников подавления восстания, чтобы утвердить новую партийную линию: никакой крестьянской войны не было, во всём виноваты недобитые эсеры, которые обманом и угрозами увлекли за собой отдельные группы крестьян. Эсеры обманули и чекистов, которые из-за эсеров положили тысячи ни в чём не повинных граждан.
А далее чекист Подколюхин начал спорить и с писателем Максимом Горьким, который под впечатлением от потопленных в русской крови во время восстаний крестьян опубликовал в 1922 году в Берлине брошюру «О русском крестьянстве». И в этой книжечке, которая наделала немало шума в СССР, Горький не жалел самых бранных эпитетов для русских: это и жестокие от природы рабы, и нецивилизованные дикари, способные на любое зверство и подлость. И главный тезис: «Жестокость форм революции я объясняю исключительной жестокостью русского народа. Когда в “зверствах” обвиняют вождей революции – группу наиболее активной интеллигенции, – я рассматриваю эти обвинения как ложь и клевету, неизбежные в борьбе политических партий».
Фото: Издательство И. П. ЛадыжниковаТо есть в терроре против русских крестьян виноваты сами русские крестьяне. Чем виноваты?
«В 1919 году милейший деревенский житель спокойно разул, раздел и вообще обобрал горожанина, выманивая у него на хлеб и картофель всё, что нужно и не нужно деревне. Не хочется говорить о грубо насмешливом, мстительном издевательстве, которым деревня встречала голодных людей города. Всегда выигрывая на обмане, крестьяне – в большинстве – старались и умели придать обману унизительный характер милостыни, которую они нехотя дают барину, “прожившемуся на революции”».
Зато приход в деревню продотрядов, сопровождавшийся уже не унижениями, а массовыми грабежами и расстрелами, видимо, представлялся пролетарскому писателю эдаким торжеством справедливости.
И даже тамбовские чекисты, ещё не научившиеся отделять себя от народа, вставали на защиту мужиков: были перегибы, были!
* * *
Но вернёмся в концлагерь Сухотинка, в котором вместе с другими заложниками содержалась родные и близкие Александра Антонова.
Не сумев взять Антонова, чекисты из «выездной сессии ГубЧК» переключилась на членов его семьи.
Первым делом были арестованы сёстры атамана повстанцев – старшая Валентина и младшая Анна.
Ещё в начале «нулевых» прошлого века Валентина Степановна вышла замуж за Якова Ивановича Иванченко, бывшего до революции начальником железнодорожных станций Кариан-Строганово, Мучкап, Инжавино (зато после революции Яков Иванович с трудом смог устроиться билетёром в кассу на Тамбовском вокзале).
Воспитывали с мужем двух дочерей – Тамару и Галину (в 1920 году девочкам исполнилось 16 и 14 лет).
Интересный штрих к портрету семейства Антоновых: во время войны Валентина Степановна служила сестрой милосердия в Тамбовском земском лазарете №7, часто бывала на фронте. После большевистского переворота она устроилась на работу в уездный продовольственный комитет и вступила в ряды ВКП(б), причём рекомендацию ей подписала Клавдия Алексеевна Латышева, занимавшая в то время пост секретаря Тамбовского уездного исполкома. И родная сестра Софьи Орловой-Боголюбской – законной супруги самого Антонова.
* * *
Самое жуткое в этой истории другое.
По данным тамбовских историков, получивших доступ к архивам УФСБ, в 1919 году при захвате города казаками генерала Мамантова на Валентину Степановну указали как на коммунистку. Но от ареста она сумела скрыться. А вот доносчицей (или указчицей?) была будущая жена председателя Тамбовской уездной ЧК.
Именно поэтому, боясь разоблачения, тамбовские чекисты сделали всё, чтобы устранить свидетелей.
Валентина Степановна была арестована ещё в конце января 1920 года по обвинению в помощи братьям Дмитрию и Александру. На сотрудничество с чекистами она не пошла.
8 апреля 1920 года, несмотря на туберкулёз, начавший прогрессировать в тюрьме, осуждена к лишению свободы в концентрационным трудовом лагере «до окончания Гражданской войны» как совершившая следующие преступления: «давала медикаменты для банды» и «имела возможность задержать брата-бандита, не сделала этого, а выдала ему пальто».
Уже 1 мая 1920 года, по сведениям Тамбовской ГубЧК, осуждённая Валентина Иванченко умерла в Тамбовском концлагере №1. Место её захоронения неизвестно.
О её смерти родным не сообщали. Пусть Антонов считает, что жизнь его сестры по-прежнему зависит от его поведения.
Возможно, именно чекисты и передали повстанцам информацию, что старшая сестра Антонова якобы содержится на положении заложника в лагпункте в Сухотинке, чтобы заманить его в ловушку.
* * *
В заложниках оказалась и вторая сестра атамана повстанцев – Анна Степановна Антонова, которая и сама была убеждённой эсеркой. С социалистами-революционерами она сблизилась ещё в пору обучения в гимназии, а с 1907 года Анна находилась под негласным наблюдением Департамента полиции, где ей дали клички: «Пластинка» и «Умная». В то время Аня жила в Пензе у своего дяди Константина Антонова, квартира которого была излюбленным местом для конспиративных собраний эсеров.
Анна Степановна Антонова. Фото: общественное достояниеВ ночь на 5 января 1909 года Аню Антонову арестовали вместе с другими членами Пензенской организации партии социалистов-революционеров (в то время и сам Антонов был под арестом – его обвиняли в подготовке покушения на командующего Казанским военным округом генерала А.Г. Сандецкого).
В тюрьме она провела почти год, а после освобождения Анна в январе 1910 года вернулась в Кирсанов. Затем переехала в Петроград, поступила учиться на сельскохозяйственные курсы, вышла замуж за агронома Владимира Андреевича Полканова – тамбовского эсера, который также находился под негласным надзором полиции.
Молодожёны переехали жить в Минск, где Анна Степановна работала инструктором хозяйственного отдела Всероссийского земского союза при 10-й армии. В августе 1917 года у них родился сын Виктор.
Вскоре она с мужем возвращается к родным в Тамбов – вернее, в Моршанск, где служила в местной почтово-телеграфной конторе, работала конторщицей в музыкальном магазине. Затем – уже после перехода брата на нелегальное положение – она с мужем уехала в село Рассказово. Там её и арестовали 29 января 1920 года.
Но получившая в эсеровском прошлом немалый жизненный опыт по умению вести себя во время обысков, допросов и арестов, Анна на сотрудничество с чекистами не пошла, сославшись, что ничего о братьях не знает и связи с ними не поддерживает.
Тем не менее её не выпустили, оставив в лагерях.
* * *
А вот супругу Александра Антонова – Софью Васильевну Орлову-Боголюбскую – чекистам взять не удалось.
Софья Васильевна родилась в Екатеринбурге в декабре 1892 года в семье губернского секретаря. Рано лишилась отца и удочерена Алексеем Боголюбским, поэтому нередко пишется как Софья Алексеевна. По убеждениям – социалистка-революционерка.
После Февральской революции работала в учреждениях, подчинённых Тамбовскому губернскому совету рабочих и солдатских депутатов.
В 1917 году познакомилась с Александром Антоновым. В конце октября – начале ноября, после назначения Антонова начальником Кирсановской уездной милиции, вышла за него замуж и переехала с ним в Кирсанов.
Софья Васильевна Орлова-Боголюбская. Фото: общественное достояниеЗатем, уже после перехода Антонова на нелегальное положение, стала часто менять места жительства – всё по правилам партийной конспирации. Сначала она переехала к матери в Тамбов, затем жила в Верхнем Шибряе Борисоглебского уезда, а осенью 1919 года вновь жила у матери, переселившейся в село Рассказово Тамбовского уезда.
Уже через несколько месяцев она переехала в село Никольское Воронежской губернии, а затем – в Моршанск Тамбовской губернии, где работала конторщицей в Союзе кредитных товариществ и счетоводом в потребительском обществе. Под самым носом у ЧК.
* * *
По другим же источникам, в Сухотинском лагере содержалась и гражданская жена партизанского главкома Петра Токмакова – актриса Анастасия Дриго-Дригина.
Анастасия Аполлоновна до мировой войны была звездой русской эстрады, исполнительницей русской лирической песни. Часто выступала в Сибири и на Дальнем Востоке. В 1916 году она, побуждаемая патриотическими чувствами, вступила в Ударный батальон и с ним отбыла на фронт телефонисткой. Там она стала сестрой милосердия, перевязывала раненых русских воинов. В Добровольческом ударном батальоне на фронте она находилась до распада Русской армии. После большевистского переворота она оказалась на родине супруга – казачьего офицера – в станице Урюпинской (ныне это Урюпинск) на реке Хопре, буквально в двух шагах от Тамбовской губернии. Вскоре супруг погиб, и Анастасия Аполлоновна решила пробираться на Дальний Восток. Но застряла под Тамбовом, где её и встретил бравый поручик Токмаков.
Именно ради освобождения близких повстанцы и организовали нападение на концлагерь в Сухотинке.
* * *
Сколько человек удалось освободить из концлагеря – неизвестно. Никаких документов или отчётов не осталось – советская власть умела скрывать свои секреты.
Чекист Михин лаконично вспоминает: «После нападения на Сухотинку банда берёт направление Трескино – Калугино – Паревка – Инжавино, на пути своём сжигает документы сельсоветов, зверски убивая коммунистов и сочувствующих бедняков».
Из воспоминаний чекиста Михаила Подколюхина:
«Продкомпания осени 1920 года была закончена с применением частых и подчас жестоких репрессий, на которые губпродкомиссар тов. Гольдин не скупился. Дезертирство в нашей губернии дошло до неимоверно больших размеров, причём все дезертиры прятались поближе к своим домам.
Антонов готовился на сей раз не на шутку. Он позаботился не только о вооружённой силе, но и обо всех отделах гражданского управления – о снабжении фуражом, продовольствием, конским и людским пополнением.
Были созданы подпольные комитеты так называемого “Союза трудового крестьянства” – СТК, которые служили информационными пунктами».
* * *
Понимая, что нападение на концлагерь губЧК – это открытое объявление войны, повстанцы решили идти до конца. Война – так война.
19 августа 1920 года сельчане при поддержке партизан напали на продотряд в селе Каменка, что в 75 километрах юго-восточнее Тамбова.
В тот же день повстанцы напали и на продотрядовцев в соседнем селе Туголуково, в результате возникшей перестрелки погибли помощник командира отряда и два продармейца.
Также произошло нападение на продотряд и в деревне Афанасьевка, что в 6 километрах от Каменки. Один из продагентов был убит. Второй – тяжело ранен.
При невыясненных обстоятельствах погиб и деревенский учитель по фамилии Антонов.
* * *
Утром 20 августа антоновцы напали на Ивановский совхоз, расположенный в 20 километрах от Каменки. Убили двух совхозных рабочих, забрали 13 лошадей и скрылись.
Посланный в погоню отряд губЧК нападавших не догнал и вернулся в Ивановку.
Из Каменки на поиски антоновцев выезжал и отряд по борьбе с дезертирством, усиленный десятью продармейцами. Так же не найдя никого, эта группа вечером вернулась в Каменку и заночевала в ней, выставив караулы.
Наутро антоновцы сами нашли чекистов, встретив их на околице села. Через несколько часов Каменка перешла под полный контроль антоновцев, устроивших в центре села митинг – под красным эсеровским знаменем!
* * *
Из воспоминаний чекиста Михаила Подколюхина:
«В районе села Каменка во время ловли дезертиров произошло и первое столкновение нашего отряда с бандитской шайкой Антонова. В результате неожиданного нападения наш отряд потерпел неудачу. Почувствовав серьёзность создавшегося положения, Губчека послало в Каменский район наиболее сильный отряд из батальона войск ВНУС во главе с комбатом Рамоштат и чекистами – тов. Шаровым, Нестеренко и Адамовым.
Въезжает отряд в село. Всё тихо и спокойно. Вдруг – свист, гам, выезжают с гиканьем два-три десятка верховых вооружённых и с дикой наглостью нападают.
Первой жертвой эсеро-бандитского мятежа 1920 года стал молодой коммунист – помощник уполномоченного Губчека Адамов Евгений. Молодой человек, полный жизни и отваги, неустрашимый на операциях, он был взят бандитами живым и казнён».
По данным повстанцев, 20-летний Евгений Адамов был комендантом села, который собственноручно расстрелял семерых арестованных жителей.
* * *
Именно в Каменке ближайший сподвижник Антонова – 42-летний Григорий Наумович Плужников, известный в революционных кругах как «Батько» – и объявил о начале войны против красных.
Собственно, и сам Плужников был старым революционером. В партию эсеров он вошёл до Первой русской революции 1905 года. В 1909 году Плужников был арестован за участие в «аграрном» терроре. В Тамбовской тюрьме он и познакомился с «Шуркой» – Александром Антоновым. С тех пор они вместе и делали революцию в родном уезде.
Поздним вечером 21 августа весть о разгроме под Каменкой советских отрядов достигла Тамбова. Состоялось экстренное заседание президиумов губкома РКП(б) и губисполкома, и отряд под командованием тов. Маслакова выступил для поимки дезертиров и анархистов.
