Журналист Ильяс Ахметов показывает мне пачку старых советских открыток, на которых столицу Чечено-Ингушской АССР часто называли «городом цветов и нефти».
– Наверное, что-то подобное уже можно сказать и сейчас, только город теперь уже не тот, не тех цветов и не той нефти... Мы жили недалеко от кинотеатра «Челюскинцев», что на площади Орджоникидзе, это был наш любимый кинотеатр, куда мы иногда убегали с уроков, но сейчас, конечно, уже нет ни самого кинотеатра, ни площади Орджоникидзе – всё смела война. Говорят, наш Чеховский сквер остался, но это уже другой сквер, потому что в старом парке все деревья были вырублены и сожжены в печках во время войны...
– Ты бывал в новом Грозном?
– Зачем? Это уже не мой город. Нас, русских, выдавили оттуда – зачем нам туда возвращаться?.. Ты удивляешься, почему я – человек с именем Ильяс и фамилией Ахметов – называю себя русским? Я чеченец только по отцу, а по матери я русский. Отец в детстве нас оставил, чеченских родственников я знаю плохо, так что я был воспитан как русский человек в лоне русской цивилизации. Меня в школе даже звали Ильёй, а не Ильясом. Да, собственно, мы в школе и не задумывались, кто какой национальности – все были советскими людьми, советскими пионерами и детьми советской научно-технической интеллигенции.
Моя мама работала инженером-проектировщиком в институте «Грозгипронефтехим», делала проекты заводов для нефтянки, а в эту отрасль чеченцев без образования не подпускали. Да они и сами к нам не лезли. Все эти научные институты и промышленные предприятия – всё это для выходцев из аулов казалось слишком сложным. Когда чеченцы стали активно заселять Грозный, то они первым делом стали выдавливать русских из тех областей, которые им самим были хорошо знакомы – из торговли, из правоохранительных органов, судов, из такси и сферы общественного питания. Ну а мы – те, кто работали в нефтяной и химической промышленности – жили спокойно, словно в каком-то прозрачном «пузыре», и никакие изменения практически никого не касались. Мама спокойно работала, получая неплохую зарплату. Магазины были заполнены разными продуктами в то время, как в российских городах, особенно в Воронеже, где жили наши родственники по маминой линии, в магазинах ничего, кроме рыбных консервов и пачек сухого киселя, и не было. Так что мы жили в нашей республике и тихо радовались жизни. Были построены микрорайоны, благоустроены парки на берегу Сунжи, открылись новые театры и цирк. Каждый вечер я убегал гулять на грозненский «бродвей» – это был такой участок улицы Мира и площади Ленина, излюбленное место встреч всей грозненской молодёжи, которое мы «утюжили» до десяти часов вечера. И главной моей проблемой в то время было то, как достать билет на концерт модного исполнителя, который приехал с концертами в Грозный.
– Когда ты понял, что всё изменилось?
– Однажды поздно вечером возле «Бродвея» меня встретила компания чеченских парней – человек семь, которые захотели меня избить. Но один из них – однокашник из параллельного класса – меня узнал и поручился за меня, что я не «каски». Меня отпустили, сказав, что они ищут русских, чтобы кого-нибудь избить или убить. Но раз я чеченец по отцу, то они меня отпустят.
– А кто такие «каски»?
– Это такое бранное вайнахское слово, которым чечены в то время называли русских. Я тоже этого не знал и спросил, и тогда мне один из них прочитал целую лекцию: «Мы, чеченцы, лучше всех мусульман, русские взяли нашу землю. Они – враги, едят свинину, пьют спиртное, женщины у них безнравственны, ходят в платьях без рукавов. Они нас выселяли, наш народ погибал тысячами и их надо убивать».
До этого я и понятия не имел, что чеченцы против нас так настроены...
* * *
Сейчас в это трудно поверить, но на излёте советской эпохи Чечено-Ингушская АССР воспринималась как оазис мира и благополучия. Уже полыхала в огне межнационального конфликта Фергана, начались националистические выступления в Прибалтике, в Казахской ССР, Нагорном Карабахе, а Чечня считалась самым спокойным и благополучным регионом. Здесь развивалась промышленность, сельское хозяйство, нефтепереработка – в Грозный на переработку поступала нефть практически со всех концов СССР. Мало того, по линии Министерства электронной промышленности СССР было принято решение создать в каждом чеченском городе предприятия по сборке электронной продукции, чтобы местная молодёжь была бы обеспечена работой. В Грозном уже строились цеха по производству дефицитных тогда видеомагнитофонов.
Всё началось с движения за экологию. В феврале 1988 года стало известно о планах строительства в Гудермесе биохимического завода БХЗ по производству лизина – это аминокислота, которая предназначалась для профилактики ряда заболеваний в животноводстве. Несмотря на то, что такие же заводы уже работали в Киеве и в Риге, в Чечне поднялась волна возмущения – малограмотные местные крестьяне, напуганные Чернобылем, посчитали, что производство лизина из сои и молока также несёт угрозу для всего живого в округе.
Из Гудермеса экологические протесты перекинулись в Грозный, где прошли многотысячные митинги граждан, требовавших остановить строительство БХЗ.
Профессор Грозненского университета Джабраил Гакаев позже вспоминал: «Социальной базой движения неформалов были преимущественно беднейшие слои чеченского общества. Лидер Народного фронта Хож-Ахмед Бисултанов, как нельзя лучше, подходил на роль предводителя угнетённых масс. Он сам был выходцем из народных низов, работал экспедитором Чечено-Ингушского объединения “Вторчермет”, имел среднетехническое образование. Если в прибалтийских республиках народные фронты с самого начала возглавила интеллигенция, национальная элита, то в Чечено-Ингушетии во главе оппозиционного движения оказались малограмотные в политическом отношении люди, которые вскоре дискредитировали саму идею Народного фронта. Тем не менее, с лета 1988 года вплоть до осени 1990 года Народный фронт Бисултанова являлся наиболее влиятельной оппозиционной общественной организацией в республике».
Вскоре экологические требования переросли в политические. И поначалу это были самые безобидные требования – о возрождении национальной культуры и восстановлении исторической правды о прошлом чеченцев и ингушей. Затем, убедившись, что советские власти не собираются применять репрессивные меры против лидеров НФ, был вброшен лозунг «коренизации» кадровой политики – то есть если раньше на все важные посты в республике назначались «варяги» из Москвы, то теперь все кресла должны были быть отданы представителям коренной национальности.
* * *
Идеи «коренизации» поддержали и на самом верху – в Москве. Именно с благословения ЦК КПСС и лично генсека Горбачева в июне 1989 года в Грозном состоялся первый чеченский «переворот»: на внеочередном пленуме Чечено-Ингушского республиканского комитета КПСС прежний первый секретарь Владимир Фотеев был снят с должности – за экологические протесты. Но вместо него утвердили не «человека из Москвы», а «своего» – чеченца Доку Завгаева, второго секретаря республиканского комитета партии (кстати, в роли «московского варяга» в тот год выступил первый секретарь Грозненского горкома КПСС Николай Семенов, который уже долгое время жил и работал в республике и давно уже считался «своим», но для чеченской интеллигенции значение имела только национальность).
Завгаев же был выходцем из самого многочисленного чеченского тейпа Беной. Как и все чеченцы он пережил депортацию в Северный Казахстан, после возвращения на родину работал трактористом в совхозе «Знаменский» Надтеречного района. Впрочем, за рулём трактора сидел он недолго. После комсомола он вступил в партию, женился на русской девушке, чем, видимо, зарекомендовал себя полностью лояльным режиму. Его стали двигать наверх – как национальный кадр. Довольно быстро Завгаев дорос до председателя райкома партии, потом стал министром сельского хозяйства Чечено-Ингушетии, в 1983 году – был назначен вторым секретарём обкома. В коммунистической «табели о рангах» этот пост считался «потолком» для представителей национальных меньшинств – выше могли вырваться только единицы. И уж точно не чеченцы – представители репрессированных народов. Поэтому назначение Завгаева в республике восприняли как праздник.
Бывший помощник первого секретаря Чечено-Ингушского обкома КПСС и нынешний второй секретарь Чеченского республиканского отделения КПРФ Хасмагомед Дениев позже вспоминал:
«Вся республика ликовала. Повсюду слышались радостные речи: “Теперь всё будет по-новому. Он начнёт заботиться о нас, и всё будет прекрасно. Наконец-то поверили в народ”».
И вдруг звонит отец:
– Приезжай срочно ко мне.
Еду к отцу, а в душе кошки скребут: «Зачем зовет, такое очень редко бывает».
[quote]
– Люди танцуют, радуются, читают молитвы…
– Ты просто не знаешь свой народ…
[/quote]
Приезжаю домой. Захожу вместе с ним в отдельную комнату, и он мне задаёт вопрос:
– В каких ты отношениях с Завгаевым?
Отвечаю, что не в очень хороших. Именно от него меня переводил бывший первый секретарь Чечено-Ингушского обкома Владимир Константинович Фотеев сначала заместителем заведующего отделом, а затем и помощником к себе. Отец был удивлён моим рассказом, потому что я никогда не рассказывал ему об этом. Помолчав немного, отец сказал:
– Слушай меня внимательно. Впервые чеченец стал руководителем республики, и дорога занять пост первого лица отныне открыта для всех. Теперь тот, у кого тейп больше, будут рваться к власти. У меня к тебе просьба – ни за какие должности и деньги не предавай первого секретаря Чечено-Ингушского обкома КПСС, чеченца, если он оставит тебя своим помощником. Не пройдут и год-два, как в республике многое изменится, а на Завгаева, которым сегодня восторгаются, станут писать жалобы.
Я удивился.
– Как это так? Люди танцуют, радуются, читают молитвы…
– Ты просто не знаешь свой народ…»
* * *
Торжеством демократии была воспринята в Чечне и победа на выборах в парламент России профессора Грозненского университета Руслана Хасбулатова, который выиграл у представителя партийной номенклатуры. Впервые в истории Советского государства чеченец был избран первым заместителем Председателя, а затем Председателем Верховного Совета РФ. Другой чеченец – генерал-майор милиции Асламбек Аслаханов, депутат Верховного Совета СССР, – возглавил в российском парламенте Комитет по вопросам законности, правопорядка и борьбы с преступностью, а профессор Саламбек Хаджиев – стал министром нефтехимической промышленности СССР.
В самой Чечне процесс «коренизации» начали с либерализации в сфере гуманитарного образования и культуры. В частности, чеченские историки официально «отменили» ненавистную концепцию «добровольного вхождения» Чечни в состав Российского государства и начали перечислять многочисленные обиды на русских, что вызвало взрыв опасений у русского населения Грозного.
* * *
Журналист Ильяс Ахметов вспоминает:
– В Грозный я приехал как раз в 1990 году – уже после демобилизации из армии. И я был поражён, как изменился город. Приведу вам такой пример: когда я учился в школе, в нашем подъезде появилась только одна чеченская семья – мы жили на третьем этаже, а горцы – на пятом. Ну горцы и горцы – папаша у них ходил в национальной шапочке, напоминающей тюбетейку, жена его была укутана в платки с головы до ног и всё время молчала. Но у этой женщины была такая милая деревенская привычка – она мусор выкидывала с балкона. Тогда соседи – а у нас в подъезде жили не только русские, но и грузины, армяне с азербайджанцами, объяснили им, что так делать нельзя. Мужик-чеченец всё правильно понял, извинился за жену, всё убрал. А когда я пришёл из армии – уже половина подъезда, казалось, была заселена чеченцами. Это были родственники и члены тейпа тех самых горцев, которых они перетащили в город. Весь палисадник вокруг дома был завален мусором – а на наши замечания чеченские подростки только смеялись: мол, зачем убирать, русские «каски» уберут.
Потихоньку начиналось выдавливание некоренного населения – причём не только русского, куда больше агрессии чеченцы тогда проявляли по отношению к армянам и грузинам. Например, в почтовые ящики бросали анонимные угрозы с требованием убираться по-хорошему. Многие люди старались с наступлением темноты вообще не выходить из дома – говорили, что компании «коренных» специально подкарауливали русских, чтобы просто так избить или пырнуть ножом. Милиция на такие случае смотрела сквозь пальцы. Вот еще один пример: у наших соседей по подъезду – кстати, грузинской семьи – был за городом садово-огородный участок, на котором они, как настоящие грузины, выращивали абсолютно все. По крайней мере, таких вкусных слив и яблок, как у дяди Тимура, я не ел больше нигде и никогда. В один прекрасный день к нему на огород пришли соседи-чеченцы и собрали весь урожай. Просто выкопали всё, погрузили на тачки и увезли. Забрали даже бытовку с инструментом. И все в посёлке знали, кто это сделал, но молчали. Дядя Тимур пошёл в милицию, а ему там прямо объяснили, что никакого расследования не будет, потому что всё, что растет на чеченской земле, принадлежит только чеченцам. И любой чеченец может взять с чеченской земли всё, что ему захочется. А если кому-то не нравится это, то пусть уезжают туда, откуда они приехали.
В итоге всё общество разделилось на два лагеря. Один – это русские и часть чеченцев – лояльно относящаяся к русским, были оптимистами и надеялись, что угар национализма скоро пройдет, что чеченские руководители скоро и сами поймут, что без опоры на образованных специалистов экономика республики вскоре рухнет. Другие – пессимисты – утверждали, что дальше будет только хуже и советовали скорее всё продавать и уезжать.
– К какому лагерю принадлежал ты?
– Я был оптимистом, а моя мама всё время металась между пессимистами и оптимистами. В итоге она отговорила меня поступать в Грозненский университет на филологический факультет, и я поехал поступать в Воронеж.
– Мама в итоге переехала?
– Да, через год-два она смогла продать нашу квартиру и уехала к нашим родственникам.
* * *
Логичным продолжением «коренизации» стала и идея «суверенизации» республики, которая опять нашла полное одобрение центра.
Расчёт Горбачева был прост. Растущему сепаратизму руководства союзных республик и, прежде всего, руководства РСФСР, стремительно теряющий партийный авторитет, генсек думал противопоставить новую национальную элиту – руководство автономий, которые по воле Горбачёва были бы повышены до статуса союзных республик. Таким образом, в новый Советский союз (подписание нового союзного договора было назначено на 20 августа 1991 года) входило бы уже не 15 республик, а более 40 – прежде всего, за счёт входивших в состав РСФСР 16 автономных республик, 5 автономных областей и 10 национальных округов. Самому себе генсек отводил роль незаменимого арбитра в неизбежной войне старых и новых элит.
Во исполнение этого плана уже 19–20 сентября 1989 года на специальном пленуме ЦК КПСС было принято постановление «О национальной политике партии в современных условиях», в котором был озвучен тезис о том, что «глубокие социально-экономические и культурные сдвиги произошли в автономных образованиях». А потому необходим специальный союзный закон о преобразовании автономных республик в составе РСФСР в самостоятельные союзные республики. И таковой вскоре был принят – 26 апреля 1990 года ВС СССР одобрил закон «О разграничении полномочий между Союзом ССР и субъектами федерации», который, по сути, «выравнивал» статус союзных и автономных республик.
* * *
В Чечено-Ингушетии перспективу выйти из состава России и стать новой союзной республикой восприняли на «ура!».
Бывший помощник первого секретаря Чечено-Ингушского обкома КПСС Хасмагомед Дениев вспоминал:
– Вместе с Завгаевым я стал убеждённым сторонником повышения статуса республики – провозглашения её союзной в составе страны. Это была моя, как и всего народа, боль и мечта. Я был убеждён, что если бы в 1944 году существовала Чечено-Ингушская Советская Социалистическая Республика, то ни Сталин, ни будущие руководители СССР не смогли бы ликвидировать эту союзную республику...
В итоге 23–25 ноября 1990 года в Грозном по инициативе первого секретаря республиканского комитета КПСС Доку Завгаева прошёл общенациональный конгресс чеченского народа (ОКЧН), который принял «Декларацию о государственном суверенитете Чечено-Ингушской Республики». Депутаты Верховного Совета автономии, нарушив действовавшую на тот момент Конституцию РСФСР, самовольно переименовали ЧИАССР на ЧИР (Чечено-Ингушская республика), а также отказывались рассматривать её в качестве автономии в составе РСФСР, провозгласив ЧИР суверенным государством, равным по статусу союзной республике.
Кстати, в исполнение этой декларации уже 1991 году Верховный Совет ЧИР принял постановление об отказе от проведения российского референдума о введении поста президента РСФСР. Напомним, что этот референдум должен был пройти 17 марта одновременно с общесоюзным референдумом о сохранении Союза ССР, но из-за отказа ряда регионов он так и не состоялся. С тех пор и до начала «нулевых» годов Чечня не участвовала ни в одном общероссийском голосовании.
* * *
Интересно, что Декларация о независимости ЧИР поссорила республику не только с Москвой, но и с ближайшими соседями. В частности, в статье 15 делегаты ОКЧН выдвинули территориальные претензии к Северной Осетии – дескать, новый Союзный договор ЧИР подпишет только при условии возвращения «отторгнутого» у неё в пользу осетин Пригородного района.
Следом об отделении от ЧИР заявили ряд ингушских районов.
Профессор Джабраил Гакаев вспоминал: «Народный союз “Нийсхо” (Справедливость), созданный ингушскими неформалами, выдвинул требование о создании Ингушской республики с включением в её состав земель, отторгнутых в пользу Северной Осетии после депортации чеченцев и ингушей в феврале-марте 1944 года. Лидеры “Нийсхо”, а также группа радикально настроенной ингушской интеллигенции созвали в Грозном II съезд ингушского народа. Съезд после двух дней острых дискуссий в качестве основной национальной задачи выдвинул идею создания отдельной от чеченцев государственности ингушей и от имени ингушского народа потребовал возвращения Пригородного района и образования Ингушской автономной республики в составе РСФСР. Съездом была принята резолюция об образовании Ингушской АССР и избран оргкомитет для реализации принятых решений».
Таким образом, ЧИР, не успев родиться, уже фактически распалась на два непримиримых государства; и межплеменная война стала вопросом времени.
* * *
Также конгресс избрал Исполнительный комитет ОКЧН. Почётным председателем исполкома стал почётный гость конгресса – генерал-майор Джохар Дудаев, командир 326-й авиадивизии тяжёлых бомбардировщиков 46-й воздушной армии ВВС СССР. Впрочем, поначалу Дудаев, ждавший назначения на генеральскую должность в Москве, продолжал службу в Вооруженных силах СССР и к своим новым обязанностям относился весьма равнодушно, наблюдая борьбу двух основных группировок внутри Исполкома.
В частности, «умеренные националисты» во главе с народным депутатом ВС СССР Лечей Умхаевым добивалась претворения решений съезда через существующие органы власти, радикальное же крыло во главе с Зелимханом Яндарбиевым – будущим главным идеологом чеченских ваххабитов, стремилось любым путём взять власть в свои руки.
* * *
Это может показаться странным, но будущий террорист и непримиримый идеолог чеченского ваххабизма, ответственный за теракт в театральном центре на Дубровке, сделал очень недурную карьеру в Советском союзе.
Яндарбиев – как и Закаев с Дудаевым – родился в 1952 году в ссылке в Казахской ССР в семье спецпоселенца. В 1958 году, когда появилась возможность возвратиться из ссылки, его семья вернулась в чеченское село Старые Атаги.
Родители Зелимхана были людьми бедными и неграмотными, и поэтому юный Яндарбиев с самого детства работал подпаском в горах. После школы он пошёл работать разнорабочим и каменщиком. В 1972 году был призван на службу в армию. После демобилизации два года работал на буровой помощником бурильщика. Одновременно поступил на заочное отделение филологического факультета Чечено-Ингушского государственного университета – на специализацию «чеченский язык и литература».
Яндарбиев не только учился, но и начал писать стихи на чеченском языке. Яндарбиев позднее утверждал, что «писать стихи на вайнахском языке было само по себе явлением антисоветским», хотя в действительности советская власть не только не препятствовала, но и активно поощряла литературные экзерсисы «антисоветчика».
После окончания университета Яндарбиев работал корректором, а затем начальником производственного отдела Чечено-Ингушского книжного издательства. Вступил в ряды КПСС, окончил Высшие литературные курсы при московском Литературном институте и даже вступил в Союз писателей СССР. С началом перестройки занял тёплое кресло председателя Комитета пропаганды художественной литературы Союза писателей СССР. А также стал основателем движения «Барт» («Единство»), которое позже переросло в «Вайнахскую демократическую партию», которая с самых первых дней своего существования зарекомендовала себя как объединение ярых националистов. Впрочем, в конце 80-х таких «демократических» партий было как грибов после дождя.
Существует некая ирония судьбы в том, что старт политической карьере Яндарбиева дал именно Завгаев – этот партийный карьерист полагал, что сможет взять под контроль националистов и использовать их в своих интересах. На деле же вышло наоборот – Яндарбиев довольно быстро оттеснил Завгаева на вторые роли, а вскоре и вовсе убрал его с политической сцены.
Правда, и сам Яндарбиев на долгое время был вынужден уйти в тень человека, которого он же сам и позвал в Чечню, чтобы справиться с партийной номенклатурой.
Продолжение следует.