Сотрудники Эрмитажа в конце 20-х – начале 30-х годов по утрам шли на работу, гадая, какое полотно, какой шедевр за прошедшую ночь навсегда исчезли из музея. Операция по изъятию музейных ценностей проводилась государственными органами скрытно, по ночам, по-воровски. Музейным работникам нельзя было не то что протестовать, но даже замечать пропажу без риска быть арестованными и уничтоженными. Решение об экспорте произведений искусства за границу принималось на самом высоком уровне. Эрмитажу, чтобы не слишком сопротивлялся, к этому же времени в связи со сложностью момента урезали бюджет на две трети. Восполнить его могли, как пообещали власти, только процентные отчисления от продаж экспонатов. Когда слухи об этой непристойной торговле национальными сокровищами всё-таки просачивались наружу, её объясняли крайней потребностью страны в деньгах для скорейшей индустриализации. Рембрандта якобы меняли на паровоз, Тинторетто – на станок. Картины не только продавали, но и вручали проклятым империалистам, как их величали в советской прессе, в качестве взяток для содействия в продвижении России на мировом нефтяном рынке. Таким образом российский экспорт сырой нефти был увеличен в начале 1930-х годов в три раза. Шестилетняя музейная операция 1928–1934 годов развила и продолжила опыт большевистской России по изъятию и продаже церковных ценностей 1922-го года. Атеистическое государство, которое вело жестокую борьбу с религией, осознанно или нет, но почувствовало, что в искусстве, высоком искусстве, в творениях мастеров, именуемых во всём мире творцами, заложено то же невыразимое, высоко духовное, что и в ненавидимом и уничтожаемом большевиками христианстве. Посетители Вашингтонской национальной галереи наверняка обращали внимание на то, что в ней находятся шедевры, ранее принадлежавшие Эрмитажу. То же в Лиссабоне, Стокгольме, Мельбурне и во многих других музеях. На круглом столе «Проданные сокровища России: Рафаэль или нефть?», организованном форумом «Имеющие надежду», задали вопрос: почему не продали «Блудного сына» Рембрандта? Оказывается, из-за размера. Великовато оказалось полотно. В списках на продажу значились и оставшиеся до сего дня в Эрмитаже Леонардо да Винчи и Рафаэль, к которым приходят толпы посетителей. Остались случайно – не нашлось покупателя, который предложил бы хорошую цену. Много ли выручили торговцы от этого грабежа национальных ценностей? Спасли ли индустриализацию нелюбители искусства? По статистике тех лет, страна выручала за экспорт спичек намного больше денег, чем за продажу мировых шедевров. Эрмитажу за проценты, которые он получил от продаж, удалось всего лишь построить мостик-переход из Зимнего дворца в здание Малого Эрмитажа. Мостик выходит на Неву, и каждый, проходя по набережной, может полюбоваться им, взамен тех сотен произведений, которые были выброшены практически за бесценок на аукционы и рынки Европы.