Бежать от домашнего тирана

Самая обсуждаемая новость последних недель – принятие Закона о домашнем насилии. Пока законопроект обсуждается, корреспонденты «Стола» побывали в убежище для жертв домашнего насилия

Фото: Станислава Новгородцева

Фото: Станислава Новгородцева

Два с половиной года назад Госдума декриминализировала статью УК о домашнем насилии. Теперь за рукоприкладство в отношении близких родственников агрессору грозит лишь административный штраф. Иными словами, заявление в полицию жертве не только не поможет, но ещё и ударит по семейному бюджету. Как следствие, число преступлений в семье, которое до 2017 года, по данным МВД, демонстрировало стабильный рост, после принятия закона упало в два раза. При этом количество пострадавших, обратившихся за помощью в кризисные центры и НКО, выросло.

Корреспонденты «Стола» побывали в Московском кризисном центре помощи женщинам и детям на Тимирязевской и побеседовали с живущими там женщинами и руководством.

Татьяна

Татьяна с двухлетним Серёжей живёт здесь уже год. В виде исключения ее здесь оставили до завершения судебного процесса о вселении в ее же квартиру. Точнее, квартира муниципальная, трёхкомнатная, она там прописана с матерью, которая после рождения Серёжи на порог её не пускает. Принять обратно дочь она согласна при условии, что ребёнка та отдаст в детдом.

На первый взгляд, конфликт несовершеннолетней мамочки с не в меру строгой родительницей. Но Татьяне уже 41 год. Это её второй ребёнок. Старшему сыну 23 года, он женат, в этом году у него родился сын.

Татьяна с Серёжей в жилой комнате кризисного центра. Фото: Станислава Новгородцева

Первый брак (незарегистрированный) продлился всего год. «Мама не дала жить, он ушёл от меня из-за неё», – рассказывает Татьяна. Жили они все вместе в той же муниципальной квартире, за право вселиться в которою она сейчас судится с матерью.

«20 лет я ни с кем не встречалась, потом познакомилась с его (Сережиным – А.Г.) папой, в 2015 году», – говорит Татьяна. Новый возлюбленный был на 10 лет младше неё. Тракторист из Мордовии, в Москве работал таксистом. Грозная мать попыталась запретить дочери с ним встречаться.

Надо сказать, что отношения у матери с дочерью были специфическими. Они всегда жили вместе, и всю свою зарплату Татьяна отдавала ей (до рождения Серёжи женщина работала водителем трамвая). Ради контроля мать требовала листки из бухгалтерии и даже ездила за ними к ней на работу.

Встретив своего «молодого человека» (имён Татьяна не называет), она впервые решилась съехать от матери. Они снимали комнату, работали. Татьяна забеременела. К этому времени отношения с мужем (тоже незарегистрированные) начали портиться: он пил, поднимал на неё руку.

В 2017 году родился сын. Отношения с его отцом были уже настолько плохи, что Татьяна даже не стала вписывать его в свидетельство о рождении. Позвонила матери из роддома и попросилась обратно – с ребёнком. Мать заявила, что примет её только одну. Ребёнка предложила оставить в роддоме. «Так я оказалась на улице», – вспоминает Татьяна. Уже тогда опека предлагала ей обратиться в кризисный центр. Но тут позвонила из Мордовии свекровь и предложила жить у неё (сын к тому времени тоже вернулся в родную деревню). Татьяна поехала. В Мордовии выдержала она один год. Мало того что деревенская жизнь оказалась слишком тяжела, ещё и муж продолжал пить и избивал её. Она вернулась в Москву и с тех пор уже год живёт в стационаре, или «убежище» (так его здесь называют), кризисного центра.

Медицинский кабинет в кризисном центре. Фото: Станислава Новгородцева

Сейчас матери 67 лет, в трёхкомнатной квартире она живёт со своим мужем (Татьяна называет его отчимом). Отношения с детьми и внуками у женщины всегда были непростыми. Свою старшую дочь, сестру Татьяны, она выгнала и выписала из квартиры совсем юной. Тоже, кажется, из-за того, что не понравился её избранник. («Я ещё маленькая тогда была, училась в интернате: мама меня в интернат сдала на пятидневку», – рассказывает Татьяна.) С тех пор – уже 29 лет – они не общаются. У сестры семья, двое детей: дочери 18 лет, сыну 21. Внуков этих бабушка никогда не видела.

Татьяна понимает, что вселение в квартиру по решению суда принесёт мало радости. Но другого выхода у нее нет. «Отдельно жить я не потяну, – говорит она.  – Детские, которые я получаю как мать-одиночка, очень маленькие – 16 тысяч рублей». С 1 октября она собирается отдать сына в детский сад на неполный день (для двухлетних детей предусмотрено трёхчасовое пребывание). В освободившееся время планирует подрабатывать уборщицей.

Приходится укреплять и линию обороны: Татьяна скрывает, в какой сад записала Серёжу. «Чтобы ей (матери – А.Г.) туда входа не было, чтобы с ребёнком ничего не случилось»,  – поясняет она. Дома гарантировать безопасность ребёнка сложнее, но Татьяна рассчитывает обратиться в органы опеки с просьбой следить за ситуацией, чтобы бабушка не била внука.

Ольга Владимировна

Ситуация Ольги Владимировны прямо противоположная: её из дома выгнала взрослая дочь-наркоманка. Выгнала из её же собственной квартиры. В Кризисном центре женщина находится уже полгода.

Дочери 37 лет, но она всегда жила с матерью и на её содержании, сама дочь никогда не работала. «Так сложилось: я работала, она отдыхала, – говорит Ольга Владимировна.  – Всё думала: пойдёт, пойдёт, должна пойти работать. На бирже стояла.  Но работу себе она так и не определила. Парикмахерские курсы окончила, компьютерные курсы окончила...»

Жили на зарплату Ольги Владимировны (она специалист по работе с кадрами), а потом на её пенсию. «Я жила в вечном страхе, что нет денег, не на что кормить ребёнка, – рассказывает она.  – Полпенсии за коммунальные услуги, потом она меня в два кредита вогнала, на остальные деньги жить – и ещё колоться».

Ольга Владимировна уже полгода живёт в кризисном центре и по-прежнему содержит дочь и внука: оплачивает коммуналку и переводит деньги на карту дочери. «Понемногу – по 500 рублей. На эти деньги она не купит наркотики, а ребёнок голодный», – говорит она. Передавать продукты пытается и через подруг. На лето Ольга Владимировна придумала записать внука в школьный лагерь, чтобы не ходил голодный. Лагерь находится за 12 остановок от дома, и проездной билет – «Тройку» – внуку тоже покупает бабушка: льготного проездного для школьников у него нет, потому что не были своевременно поданы документы. По той же причине он и в первый класс не вовремя пошёл.

Из дома Ольге Владимировне пришлось в прямом смысле убегать, спасая свою жизнь (до этого дочь три дня подряд требовала с неё деньги). Девушка и раньше в приступах ярости избивала мать и бабушку, инвалида и участницу войны (она умерла 5 лет назад), крушила всё в доме, но в последнее время, по словам женщины, совсем «съехала с тормозов».

Столовая в кризисном центре. Фото: Станислава Новгородцева

Боясь, что опека заберёт внука, Ольга Владимировна долго никуда не обращалась. Наконец обратилась. И поняла, что опасения её были более чем беспочвенны. Опека не только не забрала ребёнка, но даже не попыталась разобраться в ситуации. С заявлением о побоях они посоветовали идти в полицию. Пошла, но безрезультатно. Только лишний раз вызвала на себя гнев дочери. «Спустя время от полиции пришла бумага: произошёл, мол, конфликт, и внучка тихонько ударила бабушку по лицу, – рассказывает Ольга Владимировна. – А у бабушки такие синяки!» На просьбу матери держать под контролем ситуацию в семье (ведь там же ребёнок!) в УВД ответили, что дочь «снята с контроля по личному заявлению»: она, мол, отказалась от патроната. При этом её наркотическая зависимость ни для кого не секрет. Не помогло и прошение на имя протоиерея Дмитрия Смирнова, председателя Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства. Оно просто осталось без ответа.

«Сначала говорила: "Я брошу, у меня есть сила воли". А теперь уже весь организм разрушился: и кости, и ноги, и зубы все повыпали. Не знаю, как ещё Бог даёт ей жизнь», – говорит Ольга Владимировна. Сама она инвалид 2-й группы, требуется операция на сердце, но она никак не может на неё решиться: после больницы некому будет за ней ухаживать.

В отличие от Татьяны, Ольга Владимировна не планирует вселяться в свою квартиру по суду: слишком опасно. «Я уже сдала документы в дом престарелых. Там средний возраст 83 года, но другого выхода у меня нет»,  – поясняет женщина. На вид ей слегка за 60. Но беспокоит её в первую очередь не это. «Там заберут 75 % пенсии, и я не смогу ни внуку помогать, ни за квартиру платить», – переживает она.

Случаи Татьяны и Ольги Владимировны нетипичны для Кризисного центра на Тимирязевской. Большинство клиенток (так называют обратившихся сюда, хотя все социальные услуги они получают бесплатно) бегут, часто с детьми, от невменяемых мужей. Принимают здесь не только с синяками и порезами – очевидными отпечатками семейного ада, – но и жертв психологического и экономического насилия. Для этого центр и создавался. После исключения статьи о домашнем насилии из Уголовного кодекса привлечь насильника к ответственности стало ещё сложнее, а об угрозах и экономическом давлении в полиции никто и слушать не станет.

Создание кризисного центра в Москве за счёт городского бюджета стало своеобразной компенсацией бездействия МВД. «Одной из первых стран, где появились такие центры, были США, – рассказывает директор московского «Кризисного центра помощи женщинам и детям» Наталья Завьялова, – они назывались «антикризисными» (более подходящее название, на мой взгляд) и предназначались только для женщин. Есть они и в Германии, Белоруссии, Украине, Киргизии, Азербайджане».

Наталья Завьялова – директор Кризисного центра. Фото: Станислава Новгородцева

Московский центр, по её словам, – единственное в России учреждение такого уровня, созданное за госсчёт. Он существует уже 5 лет. Раньше помощью жертвам семейного насилия занимались, как правило, общественные благотворительные организации и церковь.

В Московском центре на Тимирязевской и двух его филиалах (в Северо-западном и Западном округах) одновременно могут жить 102 женщины, при необходимости с детьми. Один из филиалов называется «Маленькая мама», туда принимают несовершеннолетних девочек – беременных или с детьми. «Когда не было такого центра, женщина вынуждена была отдавать ребёнка в приют или реабилитационный центр, пока сама искала жилье. Мы берём женщину с ребёнком, не нарушая связей», – отмечает директор.

«Убежище» центра напоминает недорогой отель. В небольших комнатах с санузлом необходимый минимум мебели: кровати для взрослого и ребёнка, шкаф, стулья. В комнате Татьяны ещё гора игрушек. Говорит, что почти все они были куплены или подарены Серёже за год жизни в центре.

Большинство женщин живут здесь 2–4 месяца. Всё это время они могут потратить на поиск постоянной работы и жилья, не заботясь о подработке: всё необходимое для жизни, включая 3-разовое питание для мамы и 6-разовое для ребёнка, центр предоставляет бесплатно.

Ирина Перепёлкина – медсестра Кризисного центра (слева) и Светлана Фёдорова – специалист по социальной работе. Фото: Станислава Новгородцева

«Наша задача не просто дать убежище, где ей можно переночевать и поесть, – говорит Завьялова, – самое главное – вылечить её, реабилитировать, мобилизовать. Если она сама ничего не захочет делать, то через два месяца она возвращается к своему насильнику и живёт так же. Некоторые затем и приходят, чтобы просто отдохнуть, «пожить вдали от этого изверга». Но у нас не дом отдыха».

Основная задача кризисного центра – сделать так, чтобы женщина могла начать жить с чистого листа. Если она действительно хочет поменять свою жизнь, ей помогут здесь найти квартиру, работу, переобучить, если надо, восстановить родственные связи, если родственники далеко. Юристы помогут с разводом. Есть возможность и себя привести в порядок: бесплатные фитнес, пилатес, йога, парикмахер.

Судьбу своих «выпускниц» в центре отслеживают по их желанию. Некоторые женщины просят ими больше не заниматься. Это их право. Но если женщина с ребёнком возвращается к не очень адекватному мужу, то сотрудники центра связываются с местным центром помощи семье и детям, с опекой и просят следить за этой семьёй. Важно, чтобы не пострадал ребёнок.

Пару лет назад кризисный центр расширил свою деятельность: летом на его территории работает лагерь «Московская смена». Дети из «убежища» тоже его посещают, но таких немного – 3–4 человека. В основном с матерями здесь живут малыши. Ещё центр начал работать с мужчинами. Нет, убежища им здесь не предоставляют, но психологическую помощь оказать готовы. По словам Завьяловой, был даже мужчина – жертва насилия: жена его била и сковородкой, и всем, что под руку подвернётся. Его записали в анонимную группу «О чём молчат мужчины», которую в центре набирали через Фейсбук.

Любовь Рулёва – сестра-хозяйка в Кризисном центре. Фото: Станислава Новгородцева

Сверхзадача такого выхода на мужчин – это, конечно, профилактика агрессии в семье. Мужей-агрессоров, пожелавших измениться и сохранить семью, за время работы центра, по данным Завьяловой, было лишь 25. Тогда как женщин, обратившихся в поисках убежища, были тысячи. Принимают сюда не всех: центр рассчитан только на москвичек – с постоянной регистрацией в Москве. «Если она, например, из Московской области, мы обращаемся в НКО, которые могут принять таких женщин, – поясняет Завьялова.  – Если бы мы принимали всех, то очередь была бы безумная». А принятых проверяют психологи, и специальная комиссия отправляется к ним домой, говорит с соседями. Так выяснилось, что у одной из обратившихся дома был ремонт и ей просто требовалось на время где-то пожить. За 5 лет работы центр и его филиалы предоставили убежище 1 600 женщинам.

Читайте также