Молитва церкви. Часть 2. Святое общение

Когда сейчас человек приходит на молитву в храм, ему вряд ли придёт в голову, увидев происходящее, повторить то, что говорили о христианах в древности: «Посмотри, как они любят друг друга»

Фото: Константин Чалабов/РИА Новости

Фото: Константин Чалабов/РИА Новости

Не видно, к сожалению, не только, любят ли здесь друг друга, но трудно порой определить, знакомы ли молящиеся между собой. В этом главная трагедия современной церковной жизни: отчуждение коснулось тех, кто призван иметь родство во Христе. Как можно просто и внятно определить, что такое молитва? Мне ближе всего определение через общение: это общение человека с Живым Богом и Бога с человеком. В современном сложившемся на сегодняшний день чине православного богослужения с трудом угадывается возможность живого общения Бога и церковного собрания. Слышать и отвечать на Его призывы, обращённые к нам, распознавать Его ответы на наши молитвы – ведь это очень важно, потому что общение не может быть направлено в одну сторону, когда мы сказали: «подай, Господи» и пошли своей дорогой, не размышляя, что нам в ответ на нашу просьбу подал Господь.

«Аминь» или «Прости, Господи»

Прежде всего мы слышим Бога – как уже говорили в первой части – в Его слове, которое обращено к собранию во время чтения Священного писания, а также в проповеди, в действии пророческого духа, который в собрании действует в том числе и через проповедника.

Именно из-за того, что проповедь недооценивается часто и священниками, и прихожанами, можно слышать жалобы на невнимание священников к пастве. Но проповедь значима никак не менее, а порой и более, чем пастырская беседа, хоть и не всегда одно можно заменить другим. Важнейший элемент общения на богослужении занимает сегодня неподобающее место. Те, кто служат в алтаре, не возвещают волю Божью людям, не говорят о Христе, о вере и о том, как по вере жить. А те, кто слушает это наставление, часто не прилагает его к своей жизни, не стремится его исполнить. Важно также, чтобы в проповеди участвовало всё собрание. Если проповедник возвещает волю Божию о Христе, собрание должно ответить: «Аминь!» А вот если то, что говорится с амвона, не имеет отношения к воле Божьей, или чего хуже, противоречит ей, то и собрание должно реагировать. Люди могут сказать «Спаси, Господи» или даже «Прости, Господи», указывая, что проповедник ошибся, возвестил волю чуждую, а то и злую.

Качество проповеди, её духовное содержание  во многом зависит от того, есть ли общение между проповедником и теми, к кому проповедь обращена. Смысл и сила слов будут разными в зависимости от того, говорятся они к знакомым или незнакомым, своим или чужим. Наставлять собрание может прежде всего тот, кто имеет в нем старшинство. Мы ведь не католики, которые делят церковь на «учащую» и «учащуюся», мы не предполагаем, что человек обладает как бы правом назидать собрание только в силу имеющегося у него священного сана. Назидает собрание тот, кто имеет не просто в этом собрании некий авторитет, но свидетельство от Бога и людей о своей жизни и христовой вере и о том, что такой человек действительно обладает духовными дарованиями для того, чтобы это собрание назидать.

Так же важен и общий «Аминь» (что значит – «Да будет!») народа на каждую молитву, произносимую предстоятелем. А для этого надо эту молитву слышать и понимать. Св. Иустин Мученик говорит в своей Первой Апологии о том, что без общего «Аминь» не бывает никакой молитвы, она без этого как бы не полна и не завершена. И конечно, та молитва, на которую ты не можешь сказать «Аминь», вызывает вопросы. Сейчас текст богослужения давно регламентирован и часто приходится слышать, когда какой-нибудь священнослужитель один служит молебен или крестит и возглашает сразу и «Господу помолимся!», и «Господи, помилуй», как будто это нечто вроде формул, без которых молитва, что называется, «не работает».

Cafeteria type и святое лобзание

Итак, на церковной молитве не только человек общается с Богом и Бог с людьми, на богослужении также есть место и общению между членами церковного собрания, что плохо опознается молящимися в современном богослужебном чине. Это общение во Христе выражает себя в определённых литургических действиях, например, во взаимном причащении предстоятеля и сослужителей в алтаре, которое ныне совершенно забыто, а некогда и помыслить иное было невозможно. Древний порядок причащения сослужащих, преподания святых Тела и Крови Христовых отличался от нынешнего, который архимандрит Роберт Тафт называет « self-service cafeteria-style clergy communion» – по типу самообслуживания в кафетерии, когда каждый индивидуально причащает себя. Древние памятники свидетельствуют о том, что причащение в алтаре было взаимным. И что самое удивительное, эта практика касалась всех – и младших, и самых старших в собрании; даже епископ мог благоговейно принимать святые Дары из рук, например, новопоставленного дьякона, поскольку причащение не есть «взятие», оно есть «принятие» святых Даров. Ныне мы наблюдаем лишь какие-то остатки древней практики, которая, к сожалению,  в истории претерпевала значительные изменения и имеет существенные утраты.

Ещё одним не только знаком, но и действием подлинного общения является целование мира, которое прежде всего свидетельствует, что в этом собрании нет никакого взаимного отчуждения, злобы и вражды – здесь находятся братья и сестры. Как говорит святитель Кирилл Иерусалимский, это «лобзание знаменует соединение душ и отгнание всякого памятозлобия», и оно не таково, какое бывает на пирах и рынках, пусть и между друзьями. То есть это не внешний акт, но выражение внутреннего единства.

Целование мира подтверждает, что в собрании нет предателя, или соглядатая, или человека, сеющего раздор. Вспоминается одно из прошений в древнем памятнике «Завещание Господа нашего Иисуса Христа»: «Кто враждует на ближнего, да удалится – Бог все видит». Целование мира – это литургический акт, утверждающий, что эти люди могут вместе приносить Богу жертву хвалы. Как сказано в Нагорной проповеди, если ты принёс к жертвеннику дар твой и вспомнил, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь дар твой перед жертвенником и пойди, примирись с братом и тогда только приходи со своим приношением (то есть и с даром, и с прошением) к Богу. Только тогда твоё приношение будет Богу угодно.

Не прощай нам долги наши

Мы порой забываем о том, что есть условия, при которых мы можем быть услышаны или не услышаны Богом. Вспоминаю случай, когда в нашей приходской общине был какой-то период частых личных конфликтов, мелочных нестроений; видимо, к нашему духовному попечителю приходили люди и жаловались друг на друга. И тогда о. Георгий сказал в слове перед исповедью: «Кто не может простить ближнего, пусть, когда молится, не читает предпоследнее прошение Молитвы Господней: “И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим”». Я помню, как на многих это подействовало. Тогда мы пережили целование мира не только как свидетельство о мире, но это ещё и возможность творить мир, если его вдруг недостаёт или вовсе нет. Не всегда можно все сложности непременно объяснить, прояснить, непременно вербализовать. Но если ты видишь, что человек подходит к тебе и говорит: «Христос посреди нас!», это значит, что он просит у тебя прощения, и ты ему это прощение даёшь. И все. Не надо больше никаких разговоров, выяснений – отношения выпрямлены.

Конечно, что-то надо и прояснять, взыскивая правду, потому что не всегда целование мира можно дать или примириться только таким целованием. Я знаю несколько таких случаев. Например, когда у престола Божьего творится беззаконие или когда разрушается церковное собрание руками беззаконных людей, и человек, творящий это разрушение, подходит и говорит: «Христос посреди нас». Как ты можешь ему дать целование мира? Это невозможно, как невозможно его дать человеку, о котором ты доподлинно знаешь, что он в этом собрании соглядатай, что сердце его далеко отсюда. Святой возглас «Христос посреди нас!» не должен обесцениваться и превращаться в формальный знак.

Не случайно учитель общинно-братской жизни Николай Неплюев вслед за апостолом  Павлом называет лобзание мира «святым целованием». Это не просто свидетельство о дружеских отношениях. Отношения христиан не всегда можно измерить по шкале душевной теплоты и близости, но всегда важно, что ты с каждым верным христианином готов потрудиться вместе ради Бога и церкви. И если ты хотя бы одного человека из этого сообщества сам готов исключить, если можешь себе позволить сказать, что вот «с тем человеком и с этим я делать ничего не могу и не буду», то это проблема не у него, это проблема у тебя.

Дрожь и трепет

Формуляр богослужения формировался и закреплялся постепенно. Первые литургические  тексты предполагали просто некую рамку, в границах которой предстоятель должен удерживаться, если не может стройно сам от себя произнести слова общей молитвы. Теперь богослужебные тексты строго регламентируют порядок молитвы, хотя мы знаем, что исповедники веры могли добавлять и свои прошения даже в главную и неприкосновенную с некоторых пор церковную молитву – анафору, а также совершали определённые литургические действия, которые подчёркивали смысл произносимых слов. Так, например, архимандрит Таврион (Батозский) во время анафоры, указывая на святую Кровь и святое Тело, на словах «за вас преломляемое» и «за вас изливаемую» всегда поворачивался к молящимся людям. И такого рода действий, которые несомненно указывают на общение, можно назвать множество. Они драгоценны.

Но есть и другие примеры, к сожалению. От некоторых клириков я слышала такие рассказы, что дрожь берет. Один недавно говорил, что начал служить как должно, стал читать молитвы вслух, проповедовать, а потом решил, что «вот им (показывая большим пальцем за спину) ничего не нужно, я, мол, вообще не вижу и не понимаю, что они там делают», и стал служить «как все», не обращая внимания на прихожан и не пытаясь вовлечь их в богослужение.

Что делать?

Первое, к чему тянется рука – восстановить древние формы, лучше передающие суть богослужения. Кажется, что если это сделать, то всё постепенно наладится. Но это не так.

Хотя чрезвычайно важно, чтобы всё, что соответствует литургической норме, возвращалось на свои места. И для этого нужно всемерно трудиться. Но главное – вспомнить, что церковь состоит из людей, это дом из живых камней, и именно эти люди должны быть возрождены. Может быть, для кого-то эти слова покажутся несбыточной мечтой. Но ведь мы читаем послания апостола Павла и тексты мужей апостольских, и перед нами церковь предстаёт со всеми своими сложностями, часто немощами, грехами и какими-то историческими казусами, но мы видим живых людей, соединённых со Христом. Вот этого соединения со Христом надо искать с самого начала, чтобы ради Него люди приходили в Церковь, ради Него искали общения друг с другом, помня, что «где двое или трое собраны во Имя Моё, там и Я посреди них». Мне доводилось бывать в храмах, где читают молитвы вслух, пытаются вернуть самые древние чины, но усилия общения на глубине не совершают. И тогда этого соединения во Христе не происходит, и люди приходят снова не отдать, а получить, и такая молитва не сможет изменить ни человека, ни мир. А призвана менять! И напротив, где есть святое общение, там молитва имеет такое обновляющее действие: освящает, преображает, собирает всех в один народ Божий – в Церковь, которую не одолеют зло и рознь этого мира. Вот через такое собирание и общение Русская церковь только и может сегодня иметь молитвенную ответственность и за народ, и за страну. Нужно молиться и просить, чтобы Господь нам вернул понимание, что мы представляем из себя единый Божий народ. Сегодня редко можно услышать, что христиане в нашей стране сначала единый народ Божий и уже потом народ, имеющий единство по национальному, территориальному и каким-то ещё признакам. Если будет первое, то будет и остальное, но не будет сначала второе или третье, а потом первое.

Окончание следует.

Первую часть можно прочитать здесь.

Читайте также