Современный мир все больше с недоверием смотрит на религию. А ислам уже становится страшилкой для детей и взрослых. Чтобы разобраться, о чём стоит здесь беспокоиться, а о чём – нет, «Стол» поговорил с кандидатом исторических наук, ведущим специалистом в области христиано-мусульманского диалога Алексеем Журавским.
– Говорят, что ислам – самая воинственная религия. Это так? Именно ислам делает народ, который её исповедует, воинствующим?
– Стереотип, имеющий глубокие исторические корни. Казалось, мы вот-вот его изживём. Но появился исламский терроризм и дал новую жизнь этому стереотипу. Причём, на мой взгляд, в этой второй жизни стереотипа в большей мере виноват мусульманский экстремизм. Хотя бы уже своей трактовкой джихада, в корне противоречащей его пониманию в традиционном исламе. Мусульманское право различает джихад сердца, обязывающий мусульман бороться с наущениями дьявола; джихад языка, обязывающий говорить только правду и словом свидетельствовать об исламе; джихад руки, обязывающий всеми средствами утверждать добро и противиться злу; и, наконец, джихад меча, обязывающий мусульман к вооруженной борьбе на пути Аллаха, которая может пониматься как оборонительная (защита от внешнего агрессора) или как наступательная (захват немусульманских территорий). Современный мусульманский экстремизм абсолютизировал «джихад меча», причем в его самой агрессивной форме. Следует отметить, что в традиционном мусульманском праве, основанном на Коране и Сунне, предусмотрены существенные этические ограничения, которые должны соблюдаться во время джихада меча. Например, запрещено убийство стариков, женщин, детей, священнослужителей. И еще я бы отметил, что современный исламский экстремизм «терроризирует» не только европейское, но и мусульманское сознание, в какой-то степени радикализируя его.
– Большинство войн начинаются с патриотической риторики. Всякий верующий человек живет на земле. У большинства верующих есть дом и семья. А как понимает патриотизм ислам? Есть ли там такое понятие?
– Понятие «ватаниййа» (патриотизм) появилось лишь во второй половине XIX века с началом образования современных наций. В исламе, конечно же, на первом месте религиозная риторика. На протяжении истории существенную роль играла династийная риторика, риторика принадлежности той или иной религиозной общине. Важную роль играл и этнический фактор. Арабы всегда осознавали себя арабами, иранцы – иранцами, а турки – турками. И противостояние между этими крупнейшими этносами мусульманского мира всегда существовало.
– Всякий верующий человек является ещё и гражданином какого-то государства. А государства время от времени воюют. Так возникает конфликт веры и гражданской ответственности. Кто даёт право на насилие человеку в исламе? У кого есть такая духовная власть? И как разрешается эта духовно-государственная коллизия в военное время? Или в случае ислама её просто нет?
– Духовно-государственная коллизия, особенно в военное время, – проблема, вряд ли актуальная для ислама. В силу того что ислам – это единое духовно-государственное тело. Внутри этого тела коллизии существовать могут, но не снаружи. В целом же, на мой взгляд, на протяжении истории способ решения духовно-государственной коллизии в разных религиях можно выразить максимой из Песни о Роланде: «Прав наш король, а нехристи не правы».
– Что самое главное для мусульманина на войне?
– Я не могу ответить на этот вопрос, так же как не мог бы ответить на вопрос, что главное на войне для христианина. Вообще на войне религиозное измерение человека, за редкими исключениями, уходит куда-то далеко на задний план.
