Все знают, что христианство – это религия, основанная на Евангелии, в котором написано: «Возлюби врага своего» или «подставь правую щёку, если тебя ударили по левой». В действительности, если мы забьём в поисковик «религиозные войны», мы обнаружим, что это устоявшийся термин, который означает только одно: войну одних христиан с другими – гугенотов и католиков во Франции в XVII веке. Чтобы разобраться с этим вопросом, мы поговорили с бакалавром теологии и опытным катехизатором – человеком, который вводит в традицию христианской церковной жизни, – Владимиром Якунцевым.
Владимир Якунцев. Фото: sfi.ru– Как это совместить человеку, такое сочетание веры и войны? Как это понять?
– Дело в том, что совместить это невозможно. Мы имеем дело с разными реальностями. Христианство как опыт следования за Христом и христианство как идеология. Наша история и церковная история учат это различать. Идеология всегда шла по линии компромисса. Компромисс в истории всё время нарастал. Есть другая линия. Это история реальной святости, и примеров тому очень много, когда действительно эта любовь к врагам осуществлялась, когда было что-то близкое тому, что мы читаем в Евангелии. Надо помнить, насколько скандальным является поведение самого Иисуса Христа на территории, временно оккупированной римскими войсками. Он исцеляет предателей, мытарей (сборщиков налогов в пользу Рима – «С»), слуг всяких вплоть до офицеров-оккупантов. А все потому, что Он принципиальным образом ставит вопрос в другой плоскости: плоскости спасения человека, плоскости прощения, где открывается перспектива его жизни с Богом.
– Ну это Христос! А есть примеры из нашей жизни?
– Недавно мы ходили с детьми в поход по Тверской области. Там такая речушка была - Чёрная. В войну она как раз проходила по линии фронта. И мы оказались на той стороне, которая была оккупирована. Там мы нашли как раз таких бабушек, которые ещё застали военное время. Их никто за язык не тянул, но они почему-то сами стали нам рассказывать, что немцы обращались с ними очень хорошо. Это было даже странно… Были среди них те, кто защищал, кто кормил, даже кто не выполнял приказ! Есть такая книга Виктора Франкла «Сказать жизни "Да!"», где он описывает состояние человека в концлагере. И там он описывает одного лагерного начальника, который помогал заключённым, покупал им лекарства, лечил их. А когда пришли войска освободителей и этого начальника поймали, заключённые устроили ему настоящую защиту. То есть я хочу сказать, что бывают такие непонятные вещи, когда вдруг машина вражды, машина злобы дает сбой. Хотя, когда идёт война, казалось бы, это вообще невозможно. Бердяев писал, что война – это пик социального насилия над человеком. Человек вообще поставлен в такие условия, когда он не может не делать зло – он обязан его делать. Но вот всё же есть какие-то проблески любви вопреки всему.
– Очень многие войны начинаются – или вырастают даже – из патриотической риторики. В христианстве есть понятие патриотизма? Если есть, то в чём оно заключается?
– Оно есть, конечно. Просто оно достаточно сложное. Мы понимаем, что у нас есть Отец. Патриотизм – это отечество по-русски. У христиан Отечество на Небесах. Мы прекрасно понимаем, что мы здесь, в мире сем, своего места не имеем. И в то же время верность небесному Отечеству не отменяет того, что мы ценим то место, где мы живём, где мы родились и где практически всегда, в большинстве случаев, осуществляется наша христианская ответственность. И это самое трудное! Потому что для нас патриотизм с маленькой буквы не является абсолютным. В крещении христиане приносят обеты верности тому Царю – с большой буквы, тому Отечеству. Его слово, Его заповедь, Его воля для нас является определяющей. Опираясь именно на это, мы делаем всё, чтобы то место, та страна, то государство, в котором мы живём, следовали своему призванию. Исходя из этого, я уверен, что христиане – если они таковы, как я сказал, – никогда не поддадутся на демагогию и не будут той силой, которая поддержит развязывание какой бы то ни было войны.
Картина Франсуа Дюбуа "Варфоломеевская ночь". Фото: Musée cantonal des Beaux-Arts– Верующие люди – в нашем случае христиане – они являются ещё и гражданами своей страны, то есть ответственными перед государством людьми. А государства время от времени ведут войны. Кто даёт христианам санкцию на убийство? Вот он отправляется на войну и у него есть кодекс его веры и долг перед отечеством. Как разрешается эта коллизия?
– Санкцию на убийство никто не даёт. Её нет. При каких бы условиях убийство ни совершалось, оно всегда является грехом, это всегда будет против воли Божией. Я уверен, что если христианин будет послушен Богу, то он найдёт возможность, какие-то условия для того, чтобы этого греха избежать. Я не могу заранее предрешить, как это произойдёт, что с этим делать, но знаю случаи, когда у человека было такое решение внутри и как-то всё складывалось, что он даже и оружия в руки фактически не брал. Поэтому здесь совершенно не стоит сразу настраиваться на компромисс. Хотя допускаю, что очень у многих может не хватить такой веры, такой готовности нести крест. А если веры не хватит, то у них не будет силы победить агрессию зла любовью и молитвой. Ну тогда, если уж так случилось, возможны какие-то другие пути. Хотя бы противостоять злу добром, четко поставить границы допустимого. Ну а если и это сложно – а в военных условиях, я думаю, это весьма непросто – тогда открывается только путь мирской, который доступен людям мира сего – это противопоставление злу меньшего зла.
– Например, убивают одного человека, чтобы спасти многих?
– Да. Тогда, скорее всего, убийство неизбежно. Но всё-таки важно, чтоб это было меньшее зло, и человек тоже определённым образом должен быть настроен, чтобы не перепутать, где меньшее, где большее.. Это тоже, кстати, непростая вещь. Поэтому, если это случится на войне, это всё равно нанесёт человеку глубокие раны, от них останутся шрамы, они будут болеть – в общем, это вариант плохой, и, соответственно, он, как и после всякой войны, будет жертвой так называемого послевоенного синдрома.
– Что самое главное для христианина на войне?
– Главное – то, что и в жизни: чтобы не только жизнью, но и смертью своей прославить Господа.
– Звучит экстремистски.
– Я имею в виду, что живёт ли человек или умирает, это должно происходить так, чтобы все, кто вокруг него, вспоминали о любви Божией и даже могли бы Бога поблагодарить. Надо так настроиться и никак по-другому: иначе это будет уже не христианин. Война его переквасит и сделает своей жертвой, даже если он останется жив. Что конкретно человек должен сделать, мне сложно сказать. Ну где-то близкое к тому, о чём говорит Господь: что нет больше той любви, что если кто душу положит за друзей своих. Мы знаем, что на войне героизм, настоящий героизм, как и везде, наверное, – это вещь не частая. На войне, в реальных условиях, обостряются все нехорошие наклонности, которые у человека только есть. Особенно саможаление и тому подобное. Поэтому важно, чтобы на войне христианин был тем, кто возвещает правду о человеке, о Боге и своей жизнью, а если надо, то смертью, доказывая, что Бог любит, когда в это, может быть, труднее всего поверить.
