Упомяну четыре известных памятника, связанных с именем Ивана IV, которые по сей день не утратили своего эстетического и этического значения для россиян.
Подлинным памятником Ивану Грозному и его эпохе стало на долгие времена самое раннее «Житие митрополита Филиппа», «закреплённое, как считает Георгий Федотов, церковным сознанием московских людей XVI века». Особого внимания заслуживает тот фрагмент «Жития», который описывает события в Успенском соборе Кремля на богослужении «марта 22 дня, на самое середокрестное недели». Царь трижды подходит к митрополиту, но тот не удостаивает его вниманием, так что бояре не выдерживают: «Владыко святый! Царь Иван Васильевич требует от тебя благословения»! И тогда митрополит Филипп обращается к царю Ивану:
…Убойся Божия суда и постыдись своей багряницы. Полагая законы другим, для чего сам делаешь достойное осуждения... Престань от такого начинания: благочестивой твоей державе не свойственны такие дела. Сколько страждут православные христиане! Мы, о государь, приносим здесь Господу жертву чистую, бескровную о спасении людей, а за алтарем проливается кровь христианская, и напрасно умирают люди. Или забыл, что и сам ты причастен персти земной и прощения грехов требуешь? Прощай, да и тебе прощено будет, ибо только чрез прощение клевретов наших избегнем мы владычного гнева. Глубоко изучил ты божественное писание; отчего же не поревновать ему? Всякий, не творяй правды и не любяй брата своего нет от Бога…Тогда, о государь, тщетна будет для нас вера наша, тщетно и проповедание апостольское, и всуе божественное предание святых отец и все благие дела христианского учения и самое вочеловечение Господа ради нашего спасения, если мы сами ныне рассыплем то, что даровал Господь для того, чтобы мы непорочно сие соблюли: да не будет! — Все сие взыщет Господь от руки твоей, ибо все произошло от разделения царства. Не о тех скорблю, которые неповинно проливают кровь свою и кончаются мученически, ибо нынешние временные страдания, по слову апостольскому, ничто в сравнении с тою славою, которая имеет открыться в нас, но я имею попечение о твоем спасении.
Иван Грозный: Нашей ли державе являешься супротивником? Увидим крепость твою.
Митр. Филипп: Не могу, государь, повиноваться повелению твоему паче, нежели Божьему. Господня земля и исполнение ее. Я только пришелец на ней и пресельник, как и отцы мои. Подвизаюсь за истину благочестия, хотя бы и лишился сана и лютейшее пострадал.
Портрет Ивана Грозного, находящийся в Кунсткамере Академии наукМы увидим, что в ХХ веке Эйзенштейн припишет Ивану Грозному борьбу за единство народа, но не видевший советского фильма митрополит Филипп обвиняет царя именно в «разделении царства», то есть в расколе общества. Ивану IV отведена в «Житии» важная вторая роль, а сам литературный памятник воздвигнут святому русскому митрополиту и в его лице Русской церкви, благородной, смелой и святой, заступнице не только за гонимых, но имеющей «попечение о спасении» гонителей.
Есть и ещё памятники, где Грозный удостаивается роли второго плана. Например, «Башня Сююмбике» в Казани. Точнее, не сама знаменитая наклонная башня, о происхождении которой историки спорят, а легенда, с ней связанная. Якобы после падения Казани в 1552 году Иван Грозный влюбился в татарскую царицу, красавицу Сююмбике, и решил на ней жениться. Он, правда, был в то время женат на Анастасии Романовне... Впрочем, известно, что основатель Орла жил по принципу «сердцу не прикажешь»: официально женился (т.е. венчался) четыре раза, еще трижды – без венчания, но и, будучи в браке, самодержец не стеснялся делать предложений даже царственным особам, например, английской королеве Елизавете I, а потом и её родственнице.
Согласно легенде, гордая красавица Сююмбике, проплакав три дня, согласилась выйти за дерзкого завоевателя к общей печали покорённых казанцев, но поставила ему условия: чтобы башня была построена за неделю и была выше всех башен Казани. Семь дней русский царь трудился, возводя каждый день по одному этажу башни, и успел в срок. Тогда Сююмбике сказала своё третье – последнее – условие, после которого обещала идти с царём под венец. Она просила позволить ей взобраться на самую вершину башни, чтобы посмотреть на родной город в последний раз перед свадьбой. Влюблённый завоеватель, конечно, согласился. Тогда татарская царица взошла на верхний этаж башни, взглянула на родную землю, бросилась вниз и разбилась. Горожане, увидев подвиг непокорившейся Сююмбике, так горько зарыдали, что каменная башня склонилась перед людской печалью.
Многое в этой легенде неисторично, начиная от более раннего года постройки башни, заканчивая «засучившим рукава» молодым влюблённым царём, покорно исполняющим условия полонянки. Но главное точно: смиренное достоинство, любовь и верность выше соблазна царской власти, свобода дороже земного существования.
В 1885 году никого не оставила равнодушным при самом широком диапазоне оценок и впечатлений картина Ильи Репина «Иван Грозный и сын его Иван» – один из самых известных памятников Ивану IV. Художник Крамской видел в ней «вещь в уровень таланту» и «натуральный трагизм», обер-прокурор Синода Победоносцев назвал её «не исторической, а фантастической», профессор Академии художеств Ландцерт – «шаржем и непозволительным безвкусием». 1 апреля 1885 года император Александр III запретил её к показу. Так впервые в Российской империи живопись подверглась цензуре. Сам Репин писал своё произведение под впечатлением убийства Александра II, ища в истории корни происшедшей трагедии. «Пролитая кровь своего народа, своих родных лишает власть разума и вопиет сквозь годы и века», – так можно прочитать это полотно.
«Иван Грозный» Сергея ЭйзенштейнаЧетвёртый памятник – советского периода: последний фильм великого Сергея Эйзенштейна. Из трёх задуманных серий «Ивана Грозного» знаменитый режиссёр снял две. Чарли Чаплин считал этот фильм «высшим произведением в жанре исторических фильмов» – в том смысле, что история здесь «трактуется поэтически». История здесь, и правда, слишком далека от собственно «исторической» трактовки. Посмотрев вторую серию, Сталин, говорят, спросил режиссёра:
– Вы историю хоть немного читали?
– Хоть немного читал, – ответил Эйзенштейн.
Печальнее всего в этом фильме не его полное абстрагирование от истории, а болезненная подоплёка картины, идеологическая и психиатрическая: паранойя, имеющая в патогенезе высокий уровень агрессии. Идея фильма точнее всего, на мой взгляд, выражается двумя фразами главного героя, сыгранного Николаем Черкасовым: «Неможно царю царство без грозы держати! Как конь под царём без узды, так и царство без грозы!» и «Один я. Никому верить нельзя». Все это приправлено борьбой за единство страны под общее ликование народа, козни иностранцев и бояр, которые все предатели, потому что бояре.
Новый памятник Ивану Грозному – в Орле – не ознаменован спорами о художественных достоинствах или недостатках самой скульптуры. Полемика велась в категориях «быть или не быть», то есть ставить или нет. Позорное это имя в российской истории или достойное? И решилась эта полемика в пользу «быть».
Историческое основание поставить памятник Ивану IV в Орле – спорное, есть весомые аргументы в пользу того, что Орёл основан не по указу царя Ивана, а по указу земской боярской Думы или вообще по инициативе одного из воевод – Михаила Воротынского, впоследствии – что тоже неточно – казнённого по указу Грозного.
Что же он символизирует, орловский памятник? Единство русской земли? Величие кровавого русского монарха, просидевшего на троне дольше других царей и удвоившего территорию страны? Покорение императорской властью русской церкви и ослабление русской аристократии – боярства? Всё это и… можно ещё прибавлять и прибавлять. Это памятник «России великой во что бы то ни стало», грандиозная PR-идея, которую можно назвать «Памятник беспамятству» или «Дым отечества». Он, как где-то слышали, должен стать нам сладок и приятен и навевать мысли о неизменно славном и великом прошлом, которое мы век за веком проживали, ведомые великими и славными вождями.
Чтобы не портить аромат воскуряемого фимиама, лучше отнести к проискам завистников или попросту не вспоминать о пролитых опричниками реках крови мирных людей, разорении Новгорода, Твери и других городов и весей, о насилии, проигранных войнах, бегстве от врагов из Москвы и проч.
Первый в России памятник царю Ивану Грозному в Орле. Сергей Мокроусов/РИА НовостиСамое гадкое в этой идее – забвение тысяч замученных, искалеченных, сбежавших на чужбину. Важный орловский всадник старается нам доказать, что Россия и без них спокойно может быть великой и прекрасной. Все это происходит в стране на оставленном ХХ веком пепелище, в чаду, который густо курится от официальных СМИ, псевдопатриотических книг и фильмов, от выставочного проекта «Моя история», первые две серии которого, «Романовы» и «Рюриковичи», едко затуманивают наш исторический ландшафт, смешивая чёрное и белое в беспробудную серость. Вспоминаются грустные слова Осипа Мандельштама об эпохах, «когда хлеб не выпекается, когда амбары полны зерна человеческой пшеницы, но помола нет, мельник одряхлел и устал».
Что противостоит этому? Все тот же опыт веры в русского человека и веры в свой народ наследников митрополита Филиппа, патриарха Ермогена, новомучеников и исповедников Российских, опыт русского богомыслия и русской литературы. Опыт патриарха Тихона и матери Марии (Скобцовой), Николая Бердяева и Сергея Аверинцева, Анны Ахматовой и Александра Солженицына и других смысл за смыслом, имя за именем, судьбу за судьбой вырывавшими в своих книгах из тьмы забвения.
«Русский народ низко пал, но в нем скрыты великие возможности и ему могут раскрыться великие дали. Идея народа, замысел Божий о нем остается и после того, как народ пал, изменил своей цели и подверг свое национальное и государственное достоинство величайшим унижениям. Меньшинство может остаться верно положительной и творческой идее народа, и из него может начаться возрождение. Но путь к возрождению лежит через покаяние, через сознание своих грехов, через очищение духа народного от духов бесовских. И прежде всего необходимо начать различать духов. Старая Россия, в которой было много зла и уродства, но также и много добра и красоты, умирает. Новая Россия, рождающаяся в смертных муках, еще загадочна. Она не будет такой, какой представляют ее себе деятели и идеологи революции. Она не будет цельной по своему духовному облику. В ней более резко будут разделены и противоположны христианские и антихристианские начала. Антихристианские духи революции родят свое темное царство. Но и христианский дух России должен явить свою силу. Сила этого духа может действовать в меньшинстве, если большинство отпадет от него».
(Н. А. Бердяев. Духи русской революции)
