Неподалёку от выхода из метро зеленеет второй холмик. Гвоздики, лампады, записки, свечи. Рядом с ним вьётся стайка школьников:
– Мы пришли положить цветы.
– Не положить, а возложить!
– Откуда вы узнали о случившемся? – спрашиваю я.
– Из новостей.
– Мама позвонила.
– Я вчера ехала здесь с «техноложки» как раз в это время.
– Да ладно тебе заливать!
– Подождите-подождите! – я прерываю гул. – И что же там на «техноложке»?
– Ничего. Дым.
– Так. Дым. А что дальше?
– Дальше она не придумала ещё, – хохочут веснушчатые. Я спросил их, много ли народу приехало из их класса. Оказалось, что нет.
– А почему вы приехали, а остальные – не решились?
– Я чуть не выругалась, – прыснула в сторону одна из девушек. – Видимо, им всё равно.
– А как сделать, чтобы было не всё равно?
– Мы не знаем. Может быть, так и лучше было бы – не думать об этом.
Я заметил, как по ходу нашего разговора вокруг стали прирастать ещё люди. Женщина в сером пальто стояла и внимательно слушала. Мужчина в чёрной кожанке и солнцезащитных очках с перемотанными скотчем дужками снимал нас на телефон.
– Зачем вы снимаете? – спросили его школьники.
– Мне интересно, – ответил тип в чёрном. – Я из Минска. Я такое уже пережил. И теперь хочу запомнить то, что произошло в Питере. Снять, поговорить с людьми, что-то им объяснить. Я собираюсь здесь жить.
Но почему-то почти сразу после этой фразы он убрал телефон и скрылся за дверью метро.
Я пошёл к тому холму, что побольше. Там стояли и плакали женщины, девушки. Они плакали тихо. Просто стояли, красивые и печальные, а по щекам у них текли слёзы. К холму подходили люди. Церемония возложения цветов сложилась самая простая: подходили, молча стояли, всматриваясь куда-то в глубь холма, потом очень аккуратно клали свой цветок и неспешно отходили в сторону.
Часто подходили пары. Очень молодые, красивые и серьёзные. Им было важно сделать это вместе. Наверное, от этого что-то прорастало в их отношениях – настоящее, живое.
Справа подошёл высокий мужчина в сером распахнутом плаще с блокнотом и микрофоном:
– Простите, вы не журналист? – он говорил с акцентом.
– Журналист, – ответил я. – А вы ищите с кем поговорить? Тут репортёров сейчас больше, чем горожан.
Действительно, с разных сторон доносилась языковая полифония: итальянцы, американцы, немцы, очень много китайцев и колоритный киргиз в шапке-ушанке что-то говорил на камеру, забравшись на фанерный ящик.
Из-под ног стали отползать змеи пожарных рукавов. В кольце служебных машин возникло какое-то движение, и я пошёл туда.
– Вы уезжаете?
Здоровенный пожарный в каске посмотрел на меня подозрительно и пробурчал:
– Да, уезжаем.
– И больше не приедете? Не будет здесь больше этих машин?
– Не должно, – он ещё больше щурился и внимательно стал меня разглядывать. – С какой целью интересуетесь?
– Я журналист.
– Идите к старшему. Мы не имеем права говорить. Они где-то внутри.
Детина отошёл и стал деловито сматывать шланг. Вокруг зашумели люди в форме. Захрипели дизельные моторы красных КАМАЗов. Железное кольцо стало распадаться с ауканьем клаксонов и криками сирен.
К холмику поменьше подошли две пожилые женщины. Они положили розы на асфальт и стали, тихо шевеля губами, читать записки, белеющие из-под цветов. Это были стихи.
Мы – люди! Так давайте быть добрее,
Дружнее, чище, лучше, а сейчас…
Помянем всех и станем мы сильнее!
Тогда никто не потревожит нас!
– Вы пришли сюда специально? – спросил я.
– Мы здесь работаем, – ответила женщина с крашеными рыжими волосами. Её звали Наталья. – Вон там мы сидим, – она махнула рукой куда-то на край площади. – Каждый день выходим на этой станции. А сегодня я зашла, а в метро почти никого и нет.
В этот момент над площадью раздался металлический женский голос работницы метрополитена, который известил нас, что все линии метро работают в полном объёме. Слева быстрым шагом прошли двое полицейских с разделительной лентой в руках. За ними ещё трое. Они встали за холмом у растянутой красно-белой ленты и что-то оживленно там обсуждали.
– Пропустите! – к ним устремились ещё двое в форме.
– А что случилось? – спросил я.
– Да не скажут они, – ответила мне одна из женщин, что пониже. Её звали Ольга. – Говорят, что поступил звонок о новой бомбе.
– Да, ходят слухи, что это была только подготовка. Будут новые взрывы.
– А вчера ещё было видео, где какие-то люди в масках говорили, что они с Донбасса и что они только начинают мстить, – это сказал парень из той школьной компании, которая кружила здесь насколько минут назад. – Только сейчас этот ролик удалили. Вот. – Он протянул мне телефон, на котором была открыта страница ВКонтакте и на картинке с перечёркнутым кругом в центре стояли четверо мужчин в балаклавах. В углу оранжевым шрифтом Comic Sans было написано «Донбасс».
– А что Питер будет делать с этим? – спрашиваю я у Натальи. – Как теперь не озлобляться? Не вестись на провокации?
– Озлобляться? – удивилась Наталья. – Что вы! Вчера я увидела, как люди вспомнили, что они люди. Меня на машине довезли бесплатно до дома. Просто остановилась машина, и сказали, что довезут до Чёрной речки. Потом ещё долго их уговаривала, чтобы они до подъезда меня не везли.
– А мой муж пять часов вчера домой пешком добирался. Но мы на окраине живём, – присоединилась к разговору женщина с северным выговором. Это была Людмила. – Я в окно поглядела, а там огоньков почти нет: свет в окнах не горит. И муж мой звонит как раз – иду, мол. Не жди к ужину.
– А я смогла в автобус забраться, – вмешалась Ольга. – Очень много народу было. Но как обычно-то? Все бурчат, ругаются, проходу друг другу не дают в такой тесноте. А здесь как подменили людей: «Садитесь, проходите, пожалуйста, будьте осторожны».
– Да, это очень сплотило нас на какое-то время, – сказала Наталья. – Говорят, когда в Москве взорвали метро, было не так. Но и у нас скоро пройдёт.
– Думаете? Всё-таки Петербург показал себя и тогда, когда взорвали самолёт, и вчера, и сегодня, вот вы же пришли сюда с цветами.
– Да, пришли. Но ведь люди такие. Всё забывают.
– И про это забудут?
Наталья пожала плечами и посмотрела на меня, поджав губы: мол, вы же сами всё понимаете.
С Сенной площади на Васильевский остров мы добирались на такси. Как выяснилось позже, спешили мы зря. Студенты, с которыми мы должны были говорить, снялись с занятий и не пришли в университет. Таксист попался разговорчивый. Он приехал в Питер случайно всего пару месяцев назад. Жена побывала здесь в отпуске и потребовала немедленного переезда. И вот они снялись из Когалыма, что под Сургутом, и перебрались в Всеволожск.
– Вчера я до часу людей возил. У меня не было и минуты простоя. Я такое раньше только по телевизору видел, – таксист Владимир спокойно и обстоятельно отвечал на наши вопросы. – Мы денег не брали. За всех сказать не могу, но в Яндексе (операторе такси – АВ) нам сказали не брать. И вот я смотрю, у меня 12 вызовов, а что я могу сделать? Бензина – ноль! Приходится отказываться. У нас там такого и представить себе нельзя. У нас даже машины не закрывают. Кто их будет в Когалыме воровать? Куда на них поедут? А здесь… Но люди были вчера спокойные. Ничего не рассказывали, не кричали. Ехали домой просто. А чего им рассказывать? Жить ещё и жить.