Олег: Позволю поделиться только одним радикальным сомнением или вопросом. Является ли собрание епископов, Архиерейский собор, собором? Может, это просто съезд или важное совещание церковного руководства?
Помысел: А какая разница, если собрались люди на доброе дело и, помолясь, за него взялись?
Олег: Церковный собор отличается от съезда и совещания начальства тем, что он претендует на отражение в своем мнении по принципиальным вопросам церковной жизни и в своих решениях всей полноты представляемого им собрания, в данном случае полноты мнения Русской православной церкви. Причем не только человеческой полноты. Потому с самого первого собора, происшедшего примерно в 49 году после Рождества, всякое решение собора препровождается словами: «Ибо угодно Святому Духу и нам» и далее само решение, открытое Духом Своей Церкви.
Помысел: Ну, тогда, как я помышляю, данный собор, возможно, является, как бы это лучше выразиться… не совсем собором.
Олег: Давай без лукавства и экивоков.
Помысел: Ну если честно, то совсем не является собором, это скорее совещание епископов РПЦ по некоторым наболевшим у них вопросам. Вроде как на Поместном соборе ровно сто лет назад определили, что Архиерейский собор и нужен-то исключительно для суда над патриархом! Но позднее, судя по всему, этот вопрос отдали суду с более грозным названием.
Олег: Страшному?! Не передергивай, почитай пункты Устава РПЦ про эти соборы!
Помысел: Читал. Архиерейский собор и сейчас теоретически может судить патриарха, но (!) только собранный в составе Поместного собора, который – голова кругом – может собрать тот же самый Архиерейский собор, сам патриарх или Синод, который возглавляет патриарх. Просто теперь собор епископов подменил собой практически полностью Поместный собор, взял на себя его функции, частоту созыва и – что важно – его полномочия, то есть власть! В главе об Архиерейском соборе п.1 гласит: «Архиерейскому собору принадлежит высшая власть в РПЦ», добавлю, власть по первому ряду вопросов управления церковью. Теперь я у тебя спрошу: могут ли епископы выражать мнение всего церковного собрания? Могут они решать за всю церковь и даже ставить вопросы от лица всей церкви?
Олег: Не нахальничай! У них благодать Святаго Духа, архипастырская мудрость, опыт, нелицемерная забота о церкви. Ты вообще в Бога веришь и в благодатность Его Святой Церкви?!
Помысел: Полегче, дружок, не кричи на помыслы – совесть разбудишь. Верить в Бога и в архиерейское собрание – не одно и то же, согласись. Про благодать разговаривай с Духом, а не с помыслом и не с архиереями-иереями – они лица заинтересованные.
Олег: Опять наглеешь!
Помысел: Не серчай, это шутка. Не нравится такая, есть другая: запишись на прием к митрополиту «поговорить о действии благодати Святого Духа при поставлении в епископы». Уверен, твое прошение в епархиальной канцелярии станет шлягером.
Олег: Давай серьезнее.
Помысел: Попробую, но серьезнее об всецерковном ответственном поставлении служителей говорить трудно, потому что почти отсутствует простое человеческое общение между разными иерархически обусловленными слоями церкви: мирянами-священниками-епископами. Люди из одного слоя редко бывают в гостях у другого: священники с женами и детьми дома на днях рождениях, свадьбах у прихожан или навещают в больнице, прихожане как правило не зовут к себе в гости митрополитов. Это люди из разных миров. Они плохо знают друг друга. Исключения редки. Когда рукополагают священника, его не выдвигают прихожане из своей среды, как любящего брата, мудрого наставника-пастыря, молитвенника, радетеля за церковь. Он сам себя предлагает и епископ решает to be or not to be – быть иль не быть ему священником и в какой приход его отправить. Священники-иереи не выбирают из своей среды архи-иерея как старшего брата из семьи одного Отца.
Олег: Это банально, зачем мне говорить то, что знают младенцы.
Помысел: Затем, что, во-первых, так не было изначально. Община сама выбирала для поставления всех служащих в клире своего храма от чтеца до епископа, и так отвечала за их жизнь, служение и благочестие. Соборы епископов известны издревле, но когда-то это были епископы, избранные церковным народом из своей среды, они представляли мнение и нужды людей и знали самих этих людей. Во-вторых, Поместный собор 1917 года, который в год его столетия многие почтительно вспоминают, предложил эту практику избрания клириков и епископов возобновить. Очень многие архиереи ведь тогда прошли через переизбрание на кафедры, и стало понятно, что они представители церкви, народ их выбрал, то есть опознал в них своих пастырей, наставников, представителей.
Олег: Ты хочешь сказать, теперь это непоправимо? У нас ведь нет не только таких епископов, которых выбирал народ, но нет пока и того церковного народа, который может выбирать епископов?
Помысел: Ну, этого даже я тебе не говорил. Теперь моя очередь вернуть тебе твой вопрос: ты в Бога веришь? И в благодатность Его Святой Церкви и Ее соборность?
Олег: Да! Но я, маловерный, очень сомневаюсь в полноценной соборности собора церкви без избранных представителей ее тружеников, священников и дьяконов, и тем более, без избранных лучших представителей основного ее народа – мирян.
Помысел: Учили тебя отцы-аскеты: «с помыслом не разговаривают», зачем ты затеял эту беседу со мной? Собор становится собором не только по тому, из кого собран, хотя это наиважнейший вопрос. Но есть и другие: качество принятия решений, их богодухновенность. «Изволися Духу Святому» или не изволися. И главное, воспримет это весь церковный народ, обрадуется, согласится и побежит исполнять?
Олег: А если нет, то церковь не явила способности собрать собор и соборности?
Помысел: Это ты говоришь. Я скажу осторожнее: это будет совещание-заседание-симпозиум или съезд. С хорошими решениями, нет ли, поймем позднее. Надо делать то, на что способны на сегодняшний день, и заботиться о лучшем – о созидании соборности, например. Ведь как гласит Послание восточных патриархов всем православным христианам (заодно отправленное и папе Пию IX): «у нас ни патриархи, ни Соборы никогда не могли ввести что-нибудь новое, потому что хранитель благочестия (iperaspistis tis thriskias) у нас есть самое тело Церкви, т.е. самый народ».