Миссионер будущий священномученик Иоанн Восторгов после посещения Японии в 1908 году писал о митрополите Николае (Касаткине): «Не было человека в Японии, после императора, который пользовался бы в стране такою известностью. В столице Японии каждый рикша знал, куда нужно было доставить гостя миссии. И православный храм назывался “Николай”, и место миссии также “Николай”, даже само православие называлось именем “Николай”».
В созвездии великих русских миссионеров Николай Японский недаром воспет как «и́збранная свирель божественного Духа». Он один из ярчайших в мире талантов и беззаветных свидетелей православия. Каждый, кто хочет рассказать о своей вере другому, должен знать его золотое правило: «Сначала полюби тех, кому хочешь рассказать о Христе, затем сделай так, чтобы они тебя полюбили, а потом говори им о Христе».
О митрополите Николае давно опубликована подробная миссионерская статистика. За 51 год жизни митр. Николая в Японии православие приняли 33 017 японцев, было основано 266 общин, на миссионерском поле трудились 116 миссионеров-катехизаторов, паству окормляли архиепископ, епископ, 35 священников и 6 диаконов. Были открыты катехизаторское, семинарское, женское и причётническое училища, две общеобразовательные школы для мальчиков и девочек.
Можно ещё добавить, что с тех пор на Японских островах численно практически ничего не изменилось: в трёх епархиях автономной Японской православной церкви также примерно 30 тысяч верующих и в полутора сотне приходов служит около 40 клириков.
Никогда не повторю и не признаюсь, что это рассказывала
Борис Заболотский:
– У Ивана Дмитриевича Касаткина, будущего равноапостольного Николая Японского, был родной брат, священник Василий. Он служил в Сызрани, в Сретенском женском монастыре. Я ему довожусь прапраправнуком, то есть я внучатый племянник святителя Николая.
Узнал я об этом ещё в школе, где-то году в 1989-м. Я, наверное, единственный в семье рисовал генеалогическое древо и всегда очень расспрашивал про всё свою бабушку Нину. И однажды она сказала мне: «Вот сейчас я тебе скажу и больше никогда не повторю, даже не признаюсь, что я тебе это говорила». Понятен бабушкин страх: её отец, мой прадед, в 1937-м был расстрелян. Она сказала мне, что, кажется, у нас был предок где-то на Востоке, в Китае или где-то в той стороне, и он был священником. Это мне как-то сразу запало. Она, как и обещала, больше мне никогда об этом не говорила, но я продолжал искать родственников и в конце 2016 года вдруг увидел в интернете статью об этом Сызранском монастыре, о Кавказове. Кавказовы – как раз та веточка, которая потянулась от рода Касаткиных. У отца Василия Касаткина была дочь, она вышла за Леонида Кавказова. В той статье уже знакомый мне Кавказов в 1911 году обращается с телеграммой к Николаю Японскому и говорит о смерти его родного брата, отца Василия. Все близкие очень удивились моему открытию, тут стали находиться и другие потомки по этой линии, которая сильно пострадала в 30-е годы. Это был дворянский род, не самый знатный, но все служили, в том числе мой прадед Евгений Леонидович Кавказов, который до революции был однокурсником Михаила Тухачевского в артиллерийском училище. Им трудно было принять советскую власть. Прадеда расстреляли в Бутово в 1937 году, а его жена, узнав судьбу жены Тухачевского, оказавшейся в АЛЖИРе (Акмолинском лагере жён изменников родины. – «Стол»), с семьёй которого они дружили, сама уехала на Колыму, в городок геологов, стала там библиотекарем и так спаслась.
У меня открытия тайн семейной истории оказались сильно связаны с шагом навстречу Богу. Я впервые прочитал Евангелие в тридцать три года, и почти сразу открылась история моего расстрелянного прадеда Евгения, а потом открылось и родство с Николаем Японским. Это был какой-то явный знак благословения Божьего. Уже пять лет мы живём с известием об этом родстве, которое, с одной стороны, родство по крови, а с другой – и духовное. Ведь в Преображенском братстве, в котором я живу после воцерковления, большой акцент ставится и на миссии, и на катехизации, и на служении просвещения – на всём том, что делал Николай Японский. На это не можешь не обращать внимание.
Конечно, немногие сегодня могут сравниться по плодам с Николаем Японским. Я начал исследовать его жизнь – и его личность и христианский путь предстают не совсем такими, какие мы находим в разных книгах о нём. Хочется, конечно, всегда найти в себе что-то общее с Николаем Японским, может быть, черты характера, какую-то харизматичность, пылающий и горячий огонь духа.
– И что находится?
– Только то, что до такого служения и дара надо ещё дорасти. Но на семейном уровне открываются, мне кажется, и какие-то человеческие его черты, которые действительно узнаются.
Его хотели прогнать из Японии
– Вы сказали, что образ и история Николая Японского, которые вы читаете в архивах, не совсем соотносятся с тем, что мы знаем о нём из книг. Что вы имеете в виду?
– В архивах многие неопубликованные сведения о моём предке не совсем ложатся в общую канву. Например, мы почти ничего не знаем о непростой ситуации взаимоотношений отца Николая со своей паствой. Он был признанным авторитетом, его почитали. Но остаться в Японии во время Русско-Японской войны в 1904 году, когда все русские спешно возвращались на родину, не было его единоличным решением, как думают. Об этом старшие в японской церкви вместе долго молились и размышляли, и было принято соборное решение, что архиепископ Николай остаётся, но не будет принимать участие в общих богослужениях, где возносили молитву за победу Японии.
Открытие всем известного грандиозного Воскресенского храма в Токио, построенного на пожертвования, которые много лет собирали в России и в Японии, тоже имеет особую историю. Мало кто знает, что на его открытие и освящение в 1891 году не прибыли послы ведущих держав и правительства Японии. В архиве внешней политики Российской империи есть документальные свидетельства российских дипломатов, что японцы предлагали епископу Николаю покинуть страну, объясняя это тем, что церковь сформировалась и они вполне могут сами ей управлять.
– Они не хотели российского влияния?
– Конечно. Но продержалась бы Православная церковь в Японии в той модели, которая была заложена синодальной системой, – это большой вопрос. Все финансы на содержание катехизаторов и клира шли из России именно через митрополита Николая, без его ответственного решения деньги не отпускались – такова была роль иерарха.
– Могла и продержаться, ведь в японской церкви, наверное, были и священники, и миряне японцы, а не только русские поданные.
– К счастью, были. Церковь в Японии росла, как и должна расти поместная церковь, – в Китае было что-то похожее. Интересно, что правила духовной миссии, которые приписывают Николаю Японскому, как я убедился, были взяты в основном из более ранней китайской редакции подобных правил, написанных кем-то другим.
Надо сказать, Николай Японский думал на шаг-два вперёд, как можно помогать росту церкви. В какой-то момент его правила начинали уже мешать – церковь не справлялась с растущим числом своих членов. В бедной Японии это было связано по преимуществу с финансовыми вопросами. Чтобы расширять миссию, нужно было определить, кто будет всё финансировать. Должности регента и катехизаторов были нарасхват, потому что они давали какой-то заработок. Так это было устроено.
– В храмах были катехизаторы?
– Да. Николай Японский основал катехизаторскую школу в Токио, куда он перебрался из Хакодате. Эта школа закрылась в 1908 году как раз из-за недостатка финансирования. Финансы были и главной причиной возникшей проблемы взаимодействия священников и катехизаторов. Миссия в Японии проводилась так: катехизатор начинал искать верующих, миссионерствовал, основывалась маленькая общинка, и когда она вырастала, получала финансовую самостоятельность, то в неё рукополагали священника – и она начинала его обеспечивать. Катехизатор же должен был идти куда-то дальше с миссией. Это была настоящая катехизация, научение вере. Есть и его «Правила катехизатора», очень много упоминаний про «Катехизис», который использовал Николай Японский.
– Он написал катехизис?
– Скорее всего, он его не написал, а откуда-то взял. В Российской государственной библиотеке, в доме Пашкова, есть документ, который называется «Катехизис Николая Японского», который тот прислал в подарок митрополиту Петербургскому Исидору. Это четыре листочка, восемь страничек иероглифического письма. Удалось его перевести, но ничего о вере там ещё не сказано, это начало истории некоего христианина, как говорят – переложение из какого-то писания преподобного Димитрия Ростовского. Есть ли другой катехизис или продолжение этого – неизвестно.
В изгнание или в послание?
– Одна из главных тайн для меня в связи с Николаем Японским – как он попал в Японию.
– Везде написано, как он прочитал в академии объявление, что требуется настоятель храма на Хоккайдо в Хакодате, и решительно туда отправился.
– Да, и можно найти, что ему было откровение свыше после прочтения этого объявления в коридоре духовной академии – он и откликнулся.
Но есть документальные свидетельства человека, который пишет, что в это время многих студентов академии захватила вышедшая тогда книга священника Иоанна Беллюстина «Описание сельского духовенства», рассказывающая довольно критически о социальном и материальном положении священников. Она подогревала некоторое кипение внутри студенчества в академии. Многие были настроены очень резко и даже революционно, понимая, что назревает серьёзный кризис в церкви и обществе. В числе неблагонадёжных студентов можно найти и имя Ивана Касаткина. Сергей Римский в своём труде «Российская Церковь в эпоху великих реформ» упоминает архивный документ того времени, своего рода покаяние одного студента академии, который приводит примеры «полнейшей распущенности» нравов среди студентов и просит не разглашать его слов. Эти бурления в академии привели к смене ректора – им стал известный нам архимандрит Феофан (Говоров), тот, что потом стал Затворником. Во время этого скандала в академии, как говорят, он встал на защиту студентов и опустился на колени перед Петербургским митрополитом, ходатайствуя за них.
К студентам отнеслись снисходительно по тем временам, но дальнейшая их судьба была печальной. Все они были разосланы в дальние уголки России, где кто-то даже закончил жизнь самоубийством.
– Что им инкриминировали?
– Создание кружка, который они называли «ядро». Там были и революционные настроения, и просто беспутная жизнь: кто-то занимался переводами с французского каких-то бульварных романов, кто-то откровенно развратничал.
– Студент Иван Касаткин был среди них?
– Это надо еще уточнять. Пока это только гипотеза, но, возможно, его отправили в царскую ссылку в Японию в назидание другим.
– Если командировка священника на приход в Соединённые Штаты вплоть до 1917 года считалась ссылкой, что говорить о Японии середины XIX века.
– И этот северный остров Хоккайдо, ветреный и очень холодный, все там заболевают. В слове на постриге Иоанна Касаткина в монахи совершавший этот постриг Нектарий сказал странные слова: «Я не знаю, что из тебя получится…».
Тем не менее проводы оплатила академия, выделила на них сто рублей, и все студенты праздновали его отбытие. С какими-то своими мыслями этот юноша 24 лет прибывает в Японию окормлять работников консульства в городе Хакодате и прибывавших туда русских моряков. Он потом признаётся, что читал романы и ничем не занимался первое время. Ему очень помог в то время российский консул в Японии Иосиф Антонович Гошкевич – тоже выпускник Петербургской духовной академии, дипломат, прибывший в Японию в качестве советника с миссией Евфимия Путятина на фрегате «Паллада», строитель и ктитор первого православного храма в Японии. У Гошкевича тоже были в своё время неприятности в академии – как ни странно, за переводы Священного писания на русский язык. По духу, наверное, они могли сойтись, и Иосиф Антонович помогал отцу Николаю сориентироваться.
Учи язык или проиграешь
Вскоре в 1865 году Гошкевич возвращается в Россию. Сохранилась их интереснейшая переписка с отцом Николаем, в которой виден миссионерский задор молодого священника. Он просит множество книг и иконы. Один из его миссионерских ходов – рассказ житий святых по иконам приходившим в храм японцам, которые имели религиозный трепет перед загробной жизнью – это в их менталитете. Иллюстрированный рассказ о том, что у Бога все живы, очень их привлекал.
Был и другой ход. По мере того, как перед японцами всё больше открывался европейский мир, у них возникал очень большой интерес к наукам. И отец Николай устраивал лекции о достижениях современной науки. Собиралось очень много народа. Вначале он начинал что-то рассказывать про астрономию, про физику, а потом переходил к разговору о Христе.
– Пишут, что он очень быстро освоил японский.
– Да, что надо скорее учить язык, ему подсказал Иннокентий (Вениаминов), тогда он был архиепископ Камчатский, Курильский и Алеутский. У них было несколько встреч, и главный совет Иннокентия: если ты хочешь чего-то добиться, без языка ничего не получится. Серьёзная миссия началась у отца Николая в 1869 году после поездки в Петербург. До этого он бился в одиночку, можно сказать, как рыба об лёд. Первых японцев, как известно, он тайно крестил в 1868 году. Потом они уже стали вместе собирать других помощников для миссии. И этот прикровенный огонёк вдруг стремительно разгорелся.
Как я понимаю, если бы Николай Японский не попал в Россию именно в этот момент, в 1869-м, то ничего могло бы не произойти.
Я обнаружил интересный факт: во время празднования в консульстве Нового года произошёл несчастный случай. Один из членов нашей дипмиссии – доктор – застрелился. Произошло это как-то случайно чуть ли не в шутку. Началось разбирательство, было следствие, поскольку Николай Японский тоже присутствовал в этот момент в соседней комнате, его, я думаю, и вызвали в Петербург. Там ему помогал петербургский митрополит Исидор (Никольский), с которым они всегда доверительно общались. В итоге он попал ко всем влиятельным людям, которые могли решать вопросы помощи миссии в Японии.
Видно, что Николай Японский был человек государственного уровня, который ясно воспринимал всё, что происходит, и очень хорошо чувствовал людей. Поражает, как в разных письмах он по-разному описывает ситуацию. Например, когда он пишет в Петербург высокопоставленным чинам – ни тени уныния, горячее рвение, поразительный высокий стиль всего письма, подробнейшее очень продуманное изложение ситуации. Другое дело дневники. Уныния в них предостаточно. Он недоволен японцами, нашими, мы видим его печаль и одиночество. Он долго искал, кто мог бы заменить его в деле миссии. Там никто долго задерживался. В том числе и епископ Сергий (Страгородский) оттуда убежал. А те, кто хотел миссионерствовать, не выдерживали климата, к сожалению. Только в конце появился один человек – епископ Сергий (Тихомиров), который оказался его достойным преемником.
– Какое бы вы выделили главное миссионерское качество своего прапрапрадедушки Николая Японского?
– Это был духовно сильный человек. Что-то было в нём заложено изначально, какая-то твёрдость, решимость идти по открывшемуся пути. Как всякого человека, и его могло мотать в разные стороны, пока вдруг он не обрёл эту жемчужину, свой дар и призвание. Ещё говорят про его мужество полагать всю свою жизнь ради Бога. Он долго искал себе помощников, не верил, что он один такой, надеялся, что найдутся те, кто горит, потому, что жатвы-то много. Об этом в дневниках много и ярко написано. Он ждал практически полвека и огорчался, почему же мы спим, почему не стремимся исполнить волю Божью. То, что делал Николай Японский, под силу немногим, а если бы не так, сколько мы могли бы обратить людей ко Христу с Божьей помощью!