На святой горе Афон найдётся с десяток мест, связанных с именем Григория Паламы. Но самое известное находится почти на самой вершине – близ монастыря Великая лавра. Это скит святителя – простое жилище на склоне заросшей густыми зарослями скалы, «омываемой» всеми афонскими ветрами. Это место и сегодня поражает паломников своим абсолютным уединением и какой-то неземной тишиной, которой любил наслаждаться и сам святитель, ставший самым известным сторонником «исихазма» – молитвенного молчания. Пять дней в неделю, затворившись в тесной келье, будущий святой предавался безмолвной молитве, и лишь в субботу и воскресенье Григорий выходил из своего уединения для участия в общем богослужении, совершавшемся в монастырском кафоликоне.
Так бы неспешно и продолжалась тихая жизнь святителя, если бы не суета мирская и политические распри, внезапно подхватившие молодого монаха и низвергнувшие его со Святой горы на самый верх политического олимпа Византийской империи.
* * *
Впрочем, на этом олимпе Григорий Палама пребывал с самого рождения, ведь он появился на свет в очень знатной семье: его отец Константин Палама был сенатором и высокопоставленным придворным, а после ранней смерти отца воспитание Григория прошло при императорском дворе под покровительством императора Андроника II.
Юноша получил великолепное для своего времени образование: он изучал светские дисциплины и философию у лучшего учителя эпохи Феодора Метохита, который был филологом и богословом, ректором университета и заодно, как принято называть эту должность теперь, премьер-министром. Причём Палама был лучшим из его учеников; особый интерес он проявлял к философии Аристотеля. В возрасте 17 лет Григорий даже прочёл во дворце лекцию о трудах Аристотеля, за что удостоился от императора особой похвалы:
– И сам Аристотель, если бы он был здесь, не преминул бы удостоить вас высшей оценки!
Тем не менее Григорий вырос поразительно равнодушным к карьере и к политике, что как раз неудивительно, учитывая тамошние нравы.
Дело в том, что у императора Андроника II был любимый внук и наследник – будущий император Андроник III, рядом с которым и рос святой Григорий.
Но, как это часто случается с отпрысками венценосных фамилий, Андроник, войдя в юношеский возраст, попал под влияние придворных обольстителей и развратников, которые стали приучать наследника к весёлым прогулкам, театрам и псовой охоте, а затем и к ночным похождениям в компании женщин с пониженной социальной ответственностью. Некоторое время дед старался не замечать порочных увлечений внука, пока не случилась настоящая трагедия. Андроник имел сильную страсть к известной гетере и, узнав, что у неё есть ещё один любовник, вскипел от гнева: как она могла променять его – властелина империи! – на кого-то другого?! В гневе он расставил вокруг её дома вооружённых слуг и приятелей, приказав убить соперника. Но случилось так, что жертвой свиты Андроника стал его младший брат Мануил, который разыскивал брата по какому-то неотложному делу и заехал к этой гетере.
Отец Андроника и Мануила – император Михаил IX Палеолог – умер от сердечного приступа, когда ему доложили о случившемся.
С этого времени отношения между дедом и внуком сделались очень напряжёнными. Император хотел даже заключить внука в темницу, но тот сумел бежать из столицы при помощи своего верного приятеля Иоанна Кантакузина.
* * *
Именно в такой обстановке из столицы исчез и 20-летний Григорий Палама, который удалился на гору Афон и поселился в келье неподалеку от монастыря Ватопед. По какой причине это произошло – мы можем только догадываться.
Так или иначе, но вскоре под руководством преподобного Никодима Григорий принял монашеский постриг. После смерти своего наставника он переселился в Лавру святого Афанасия, где провёл три года в бдениях и молитвах.
Надо сказать, что Афон уже тогда был колыбелью исихазма. Само название «исихазм» происходит от греческого слова «исихия», что значит молчание или безмолвие. Православные мистики использовали это слово для описания состояния сосредоточенности и внутренней тишины, которая воцарится в душе у победившего свои страсти человека и поведёт его через творение «умной молитвы» к познанию Бога.
* * *
Война между дедом и внуком продолжалась более восьми лет и закончилась поражением старого императора. В итоге Андроник III с триумфом вступил в Константинополь, а его дед был вынужден отречься от престола и ушёл в монастырь.
Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что Андроник III вошёл в историю Византии как весьма достойный правитель, пытавшийся возродить величие Ромейской империи, от которой – благодаря длительным гражданским войнам – осталось лишь жалкое пятнышко на карте.
Азиатские провинции были захвачены турками, лишь Никея и Никомидия оставались ещё под контролем византийских войск. Болгары взяли Филиппополь и наступали во Фракии. Сербы захватывали город за городом в Македонии, наступая на Фессалонику. Острова Эгейского моря захватили итальянцы, а византийского флота уже не существовало... Сама великая столица лежала в руинах после долгого владычества западных крестоносцев и венецианцев, разграбивших Второй Рим.
Но Андроник III сумел переломить ситуацию. Сначала он наголову разбил болгар и захватил Южную Болгарию до Балканского хребта; императору даже удалось разгромить золотоордынских татар и остановить – на время – экспансию османов. Возрождённый византийский флот сумел вернул ряд ведущих островов в родную гавань и вышвырнул генуэзских пиратов из Эгейского моря.
* * *
Войны отразились и на монашеском общежитии. В 1325 году – в самый разгар гражданской войны – турки предприняли ряд нападений на Афон, и монахи были вынуждены покинуть Святую гору. В Фессалониках Григорий по просьбе своих спутников-монахов принял священнический сан. Оттуда он направился в область Верии – города, в котором некогда проповедовал апостол Павел, где продолжил подвижничество.
Через шесть лет война с болгарами выгнала христиан и из Верии. Монахи вернулись на Афон, где принялись собственноручно отстраивать заново разрушенные и осквернённые монастыри. Именно в этот период, менее всего напоминающий о безмятежных медитациях, святитель Григорий начинает писать богословские сочинения.
Его первая работа «Слово на житие Петра Афонского» была посвящена основателю первого монашеского скита на Святой горе.
Далее он пишет «Два слова против латинян» – трактат, в котором обсуждается вопрос об исхождении Святого Духа. По учению Паламы, Дух ипостасно исходит от Отца, но можно говорить, что он исходит от Самого Себя, Отца и Сына по причине общности энергии, благодати Святого Духа.
Наконец, его третий и самый знаковый труд – «Триады в защиту священнобезмолвствующих», написанные против Варлаама Калабрийца.
* * *
В 1333 году в Константинополь прибыли два папских легата-доминиканца. Один из них – Франческо де Каммерино, венецианец по происхождению – был назначен епископом Босфора Киммерийского (Керчи), тогда колонизованного венецианцами, и направлялся на свою кафедру. И вот, оказавшись проездом в Константинополе, легаты провели совещание о воссоединении Церквей. Ключевым вопросом была проблема filioque – то есть вопрос о нисхождении Святого Духа. Православные верили и верят, что Святой Дух, как о том говорится в Евангелии, исходит только от Отца, католики же настаивают, что и от Сына тоже.
Возглавлять греческую сторону на этих переговорах было доверено профессору Константинопольского университета учёному греку по имени Варлаам Калабриец, который прибыл в Константинополь из Италии. В глазах императора Андроника III Варлаам идеально подходил для такой миссии: высоко эрудированный человек, в совершенстве владеющий латынью, знающий западное богословие и западный менталитет. И вот по случаю предстоящей дискуссии Варлаам опубликовал два десятка небольших трактатов, в которых он жёстко раскритиковал Фому Аквинского (между прочим, монаха-доминиканца), доказывающего в своих трудах возможность познания Бога. Варлаам же утверждал, что человеку Бога знать не дано. Поэтому, дескать, нам ничего доподлинно не известно и о природе нисхождения Святого Духа, а раз так, то в таких вопросах верующим людям следует подчиниться авторитету Церкви и Священному писанию, которые даровал человеку Сам Бог.
В итоге переговоры закончились, так и не начавшись, и легаты-доминиканцы уехали ни с чем. Трактаты же Варлаама разошлись очень широко, и многим учёным клириками они пришлись по вкусу. Попали они и на Афон.
А через год Варлаам получил очень вежливый ответ от Григория Паламы. Да, писал этот монах, Бог действительно неведом. Но разве неведомый Бог не даёт Себя знать в откровении и в конце концов в Воплощении? И Христос, воплотившись, не даровал ли людям духовное знание, конечно, отличное от интеллектуального, но куда более реальное, намного реальнее любого философского знания? Поэтому само отрицание возможности богопознания, по мнению Григория Паламы, есть ересь.
Что ж, ответ Варлаама был выдержан в насмешливом стиле – дескать, стоит ли слушать этих умников-исихастов, которые часами молчат, благоговейно рассматривая свой пуп, как будто бы именно в этом пупе и скрыт ключ ко всем тайнам Вселенной.
Против этих посланий Варлаама Палама и написал свои «Триады в защиту священнобезмолвствующих». Так было положено начало исихастским, или «паламитским спорам, оставившим глубочайший след в церковной философии.
Суть этих споров, продолжающихся порой и сегодня, сводится к проблеме богопознания. Варлаам утверждал, что человеку доступно лишь символическое представление о Боге, а не реальное общение с Ним. Но для Паламы такой подход неприемлем: Христос обновил всего человека, всю человеческую природу, поэтому человек, приобщаясь Благодати Божией во время молитвы и богослужения, может и даже должен участвовать в познании воли Божией и Самого Господа.
Палама так писал о реальности богообщения во Христе: «В Своей несравненной любви к людям Сын Божий не просто соединил Свою Божественную ипостась с нашей природой, облекшись живым телом и разумной душой, «дабы появиться на земле и жить с людьми» (Вар. 3:38), – о, несравненное и прекрасное чудо! – Он также соединяется с человеческими ипостасями, сливаясь с каждым верующим через причащение Его святому Телу. Ибо Он составляет с нами одно тело, превращая нас в храм целокупного Божества – так как в Теле Христа «обитает вся полнота Божества телесно» (Кол. 2:9). В таком случае невозможно Ему не просветить тех, кто достойным образом участвует в божественном сиянии Его Тела внутри нас, проливая сияние на их души, как некогда на тела апостолов на Фаворе. Ибо, поскольку это Тело, источник благодатного света, в то время ещё не соединилось с нашим телом, оно сияло внешним образом на тех, кто были достойны приблизиться, передавая свет их душам через очи разума. Но сегодня, соединившись с нами и обитая внутри нас, оно освещает нашу душу изнутри».
* * *
Между тем летом 1341 года Константинополь вздрогнул от внезапного известия – в возрасте 45 лет умер император Андроник III Палеолог.
По подписанному царём завещанию верховная власть переходила к царице Анне Савойской и малолетнему наследнику Иоанну, но регентство доставалось его старому другу Иоанну Кантакузину, который при императоре долгое время был правой рукой и руководителем «кабинета министров».
Но вскоре в интригу включились мегадука (то есть верховный главнокомандующий флотом) Алексей Апокавк и патриарх Иоанн XIV Калека, которые стали убеждать царицу Анну, что Кантакузин, находившийся в то время в военном походе, планирует захватить власть и посадить на трон своего внука – его дочь была жената на племяннике царя Никифоре.
И наветы сделали своё дело. Анна Савойская приказала заточить в темницу семью и всех сторонников Кантакузина – причём мать полководца Феодору люди царицы показательно заморили голодом насмерть. В ответ взбешённый Кантакузин провозгласил себя императором, что привело к самой кровопролитной гражданской войне в Византии. Была расколота и церковь, и в этой схватке Григорий Палама поддержал своего старого друга, публично провозгласив, что государство может быть спасено только благодаря Кантакузину.
* * *
Вмешательство Паламы в политические распри не прошло незамеченным. В мае–-июне 1342 года в Константинополе состоялось два собора для осуждения «ереси» Паламы. Вскоре Григорий удалился в Ираклию, откуда через 4 месяца был доставлен под конвоем в Константинополь и заключён под стражу в монастырь.
После двухмесячного пребывания в храме Святой Софии, где святой Григорий вместе со своими учениками по праву убежища пользовался неприкосновенностью, он был заточён в дворцовую тюрьму и отлучён от Церкви.
В темнице он провел около пяти лет, страдая от голода и лишений. Но именно эти годы и стали самыми богатыми для богообщения.
* * *
Но в 1347 году обстановка в империи кардинально поменялась. Иоанн Кантакузин, поначалу терпевший неудачу за неудачей, сумел собраться и нанести ряд чувствительных поражений. В итоге Анна Савойская пошла на мировое соглашение, признав Иоанна Кантакузина императором и соправителем Иоанна Палеолога.
Григорий Палама был освобождён из тюрьмы и полностью оправдан.
В скором времени он был избран архиепископом Фессалоникийским – это был второй по значимости архиерейский пост в Византийской церкви.
Последние годы жизни св. Григория отмечены его трудами по обучению верующих монастырской «непрестанной умной молитве»:
«Братия мои, как имеют долг все обще христиане, от мала до велика, молиться всегда умной молитвою: “Господи Иисусе Христе, помилуй мя!” так, чтоб ум их и их сердце навык имели всегда изрекать священные слова сии...
Но что говорят миряне?
– Мы обременены делами и заботами житейскими: как возможно нам молиться непрестанно?
Отвечаю им, – что Бог не заповедал нам ничего невозможного, а всё только такое, что мы можем делать. Почему и это можно исполнить всякому, ревностно ищущему спасения души своей. Ибо если б это было невозможно, то было бы невозможно для всех вообще мирян, и тогда не нашлось бы столько и столько лиц, кои среди мира исправляли сие дело непрестанной молитвы...
Примите во внимание и способ молитвы, как возможно непрестанно молиться, – именно – молиться умом. А это мы всегда можем делать, если захотим. Ибо и когда сидим за рукоделием, и когда ходим, и когда пищу принимаем, и когда пьём, всегда умом можем молиться и творить умную молитву, благоугодную Богу, молитву истинную. Телом будем работать, а душой молиться.
Внешний наш человек пусть исполняет свои телесные дела, а внутренний весь пусть будет посвящаем на служение Богу и никогда не отстаёт от этого духовного дела умной молитвы, как заповедует нам и Богочеловек Иисус, говоря в святом Евангелии: «Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему» (Мф. 6, 6). Комната души есть тело; двери наши суть пять чувств телесных. Душа входит в дом свой, когда ум не блуждает туда и сюда по делам и вещам мирским, но находится внутри сердца нашего. Чувства наши затворяются и остаются такими, когда мы не даём им прилепляться к внешним чувственным вещам, и ум наш таким образом остаётся свободным от всякого пристрастия мирского и сокровенной умной молитвою соединяется с Богом Отцом своим. “И Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно”, прилагает Господь. Видит, ведающий все сокровенное, Бог умную молитву и воздаёт явными дарами великими».
* * *
Свою деятельность Григорий продолжал до 1359 года. В возрасте 63 лет он отошёл ко Господу.