Ныне от Севастийского озера не осталось и следа: из-за сдвига тектонических плит вся вода ушла под землю, а на поверхность стали бить горячие грязевые источники, которыми и сегодня славится городок Сивас, что в самом центре турецкой Анатолии. Об исчезновении озера писал в ХVІІ веке и Антиохийский патриарх Павел Алеппский: «Место, где было озеро, ныне представляет высохшее дно… Что касается места, где были помещены мученики, то это полукруглый свод, заметный издали, наполненный внутри водою, так как вблизи него находятся несколько источников воды, вытекающих из двух различных мест. Эту воду до сих пор называют агиасмой, и мы пили её, дивясь своему счастию, что удостоились такой благодати…»
Город же Севастий стёр с лица земли Тамерлан, так что нынешний Сивас стоит немного не в том месте, где в самом начале IV века располагался лагерь XII Молниеносного римского легиона, воины которого неожиданно для правителя Лициня объявили себя христианами, что было равносильно государственной измене.
Впрочем, на расправу легионеров отправили не сразу. Учитывая прежние заслуги, их вначале только принуждали к языческим жертвоприношениям, соблазняли деньгами и перспективой продвижения по службе. Но вера солдат была непреклонна. Их отправили в темницу, но тюремное заключение стало самым простым из предстоящих мытарств.
Через месяц в Севастию прибыл знатный сановник Лисий, устроивший над воинами суд. Ответ был лаконичен:
– Возьми не только наше воинское звание, но и жизни наши, для нас нет ничего дороже Христа Бога.
В морозный зимний день – а такие дни являются обычным делом для горной Анатолии – мучеников вывели к озеру и заставили обнажёнными стоять на льду под наблюдением стражи.
Для большего испытания рядом с ними соорудили баню. По преданию, дрогнул только один, но и тот погиб, не успев согреться.
Стражники, которым велено было охранять раздетых христиан, оказались менее выносливыми и крепкими: все, кроме одного, – Аглайи – заснули. А тот, увидев стойкость веры своих пленников, разбудил товарищей и сказал им:
– Я христианин!
И, сняв с себя одежду, присоединился к воинам на льду.
Поскольку они не умерли от холода и не утонули, утром стражники вывели их из воды и на суше перебили им голени, положили на колесницы, увезли от берега и сожгли. По прошествии трёх дней сорок мучеников явились Петру, епископу Севастии, и сказали ему прийти на берег реки, собрать кости и похоронить их по должному обряду.
Имена севастийских мучеников сохранились в предании церкви: Кирио́н, Канди́д, До́мн, Иси́хий, Ира́клий, Смара́гд, Евно́ик, Уале́нт (Вале́нт), Вивиа́н, Кла́вдий, При́ск, Феоду́л, Евти́хий, Иоанн, Кса́нфий, Илиа́н, Сиси́ний, А́нгий, Ае́тий, Фла́вий, Ака́кий, Екди́кий (Екди́т), Лисима́х, Александр, Или́я, Горго́ний, Фео́фил, Дометиа́н, Га́ий, Лео́нтий, Афанасий, Кирилл, Сакердо́н, Николай, Уале́рий (Вале́рий), Филоктимо́н, Севериа́н, Худио́н, Мелито́н и Агла́йя.
* * *
Сорок Севастийских мучеников творили чудеса и после смерти. Чудесный случай произошел с митрополитом Иосифом (Черновым) в 1943 году.
«В Таганроге, в архиерейских покоях, висела икона 40 мучеников, в Севастийском озере мучившихся. Я, будучи ещё молодым иеродиаконом и келейником владыки Арсения, часто проходил мимо этой иконы, но не оказывал должного почитания этим сорока страдальцам и даже немного сомневался в их существовании: то ли были они, то ли их не было…
И вот зимой 1943 года в Умани я сидел в гестаповской тюрьме, где окна были без рам, а на улице стоял страшный мороз. Я был почти раздет – на мне только подрясник. И тогда, в этом каменном мешке, я просил смерти: “Господи, дай мне умереть!”. Невозможно было, не было сил терпеть эту стужу. Тогда-то я вспомнил о сорока мучениках Севастийских и стал им молиться, просить прощения за то, что не оказывал им должного почитания, не понимал их мученического подвига. Молился горячо, усердно – и вскоре от души отступило отчаяние, по телу разлилось тепло, и я согрелся. И после того, как холод и отчаяние отступили, открылась дверь камеры и мне принесли передачу – Святые Дары, хлеб и тёплую одежду.
К городу подступали советские войска, и немцы стали расстреливать заключённых. И вот я взял в ладони Святые Дары и всю ночь перед ними молился. Верующие Умани собрали золото и подкупили помощника начальника тюрьмы. Он дал слово, что оставит меня в живых. И действительно, тогда как пленных немцы – одних угнали с собой, других расстреляли, – я же остался жив».