Фото: Авилов Александр/Агентство «Москва»
В какие ещё периоды жизни Русской православной церкви это служение воплотилось особенно ярко? Свои ответы на этот вопрос дали священники – участники «Русского университета».
Священник Константин Костромин, Санкт-Петербург
Священник Константин Костромин. Фото: spbda.ru– Кажется, это не вся первая половина, но середина XVII века, предраскольное десятилетие – тот момент, про который можно сказать достаточно однозначно. Может, к ним может быть отнесена эпоха конца XI века, но знания наши отрывочны, это будет идеалистический взгляд.
Есть такой своеобразный историографический феномен, что сочувствующая и старообрядческая историография накопили известное количество, перешедшее в книгу Зеньковского – движение боголюбцев, что похоже на Савонаролу в период его наибольшего расцвета, когда богатые тётеньки приносили ему свои дорогие украшения. Это идеалистический взгляд Зеньковского в результате накопленной старообрядческой традиции. Если Зеньковский был прав, то лучшей заботы найти сложно.
Священник Александр Лаврин, Москва
Священник Александр Лаврин. Фото: sfi.ru– Карташов писал о начале нашей церкви – той церкви, которой дал свой дух равноапостольный Владимир. Он пишет о том, что это некое радостное христианство, ещё нет речи о монастырях. Отсюда постоянные, агапы, собирание народа. Взгляд идеалистический, но он очень привлекательный. Меня это очень вдохновляло. Можно было бы выделить Земский собор – идею XVII века, после литовского нашествия. Было представлено огромное количество страт, которые имели свое слово, мечту о том, что земля хочет принимать участие в управлении.
Священник Павел Бибин, Архангельск
Священник Павел Бибин. Фото: sfi.ru– Вопрос в том, как мы определяем церковь и с чем её идентифицируем. С одной стороны, церковь всегда отвечала за народ и старалась делать максимум того, что могла. С другой стороны, её нестроения отражались и на её служении. Сегодня мы думаем о церкви очень по-разному.
Священник Иоанн Казанцев, Тобольск
Священник Иоанн Казанцев. Фото: tobolsk-eparhia.ru– Вопрос очень непростой, потому что каждое слово нужно уточнять. Очевидно, что разница между епископом и священником – это пропасть, и между священником и мирянами тоже. Народ – видимо, те, кто не причастны к священнослужению напрямую.
Конец XIX века – это время трогательной заботы церкви с огромными вливаниями в церковно-приходские школы, заботы об образовании, чтобы крестьяне отдавали детей учиться. Всё это – огромное количество сил и денег, а инициатива исходила именно от священников. Не случись революции, чем это могло бы закончиться – не знаю.
После моей современной семинарской программы у меня было ощущение, что всё было плохо. А тут иначе: в эти школы мечтали отдавать детей и татары, и евреи, и много кто ещё. Для меня это было открытие. Потому что отчёты священников, какого преподавателя куда поставить, – это труд, который нам сейчас даже не снился. В наших учебниках об этом 2–3 страницы, все здания церковно-приходских школ были отобраны государством, и там открыли школы. Нам в Тобольске не устают передавать школы и училища обратно в церковное ведение.
Священник Георгий Кочетков, Москва
Фото: ogkochetkov.ru– Я совсем не уверен, что в нашей истории были периоды, когда Русская церковь как институция отвечала за вверенный ей народ. Не случайно народное благочестие красноречиво свидетельствует, как далеко народ подчас уходил от христианства. После Стоглавого собора был тёмный период с точки зрения чинопоследования богослужений. Из службы нельзя вынести целостный христианский дух и смысл.
В современности я тоже ничего не видел, что соответствовало бы настоящим нуждам русского народа, все идет как-то обезличенно, в общем и целом, как будто русского народа вовсе не существует. Даже Всемирный русский народный собор носит слишком политический характер. И тем не менее наиболее ответственно церковь относилась к народу в близкое к нам время.
Нельзя забывать, что русский народ десятилетиями пребывал в ГУЛАГе, как говорил Пришвин, и в подполье. А Русской мы, как церковь, называемся не по собственной воле, а по воле Сталина, и это в церкви ни о чём ей не говорит. Однако не забудем, что до войны существовало подполье, в котором епископы и священники, не уходя в раскол, жили потаённой церковно-литургической жизнью. Вот там действительно церковь отвечала и опиралась на русский народ. Сейчас этого нет. Тогда она во всём сопереживала русскому народу.
Сейчас русский народ не опирается на церковь, а церковь не опирается на народ. Как выйти из этого положения – никому неизвестно. Никто не знает, что сейчас могут означать духовные требования к русским и к себе, к нашей церкви. В итоге можно было бы даже сказать, что ничего русского в нашей церкви нет. И самое здесь страшное, что в связи с этим мы теряем множество людей, а могли бы не терять. Хотя всегда есть исключения, конечно.
Игумен Кирилл Сахаров, Москва
Игумен Кирилл Сахаров. Фото: Диакон Илья Маслов/YoutubeСветлые моменты были во все периоды. Мне симпатично жертвенное служение наших миссионеров в Сибири. Домонгольский период симпатичен. Светлая старница – это дыхание первохристианства.
В 4 классе семинарии Иннокентий Просвирнин говорил, что подлинная история церкви – это история святости. Правда критерии святости – это тоже большой вопрос. За весь синодальный период, единичные случаи канонизации. А в наше время – тысячи святых новомучеников.
Священник Максим Кокарев, Самара
Священник Максим Кокарев. Фото: sfi.ruМы говорим, как будто есть поместная русская церковь и в ней должны быть свои особенности, но это не так. Отец Константин хорошо показал, что многие вещи хотелось бы считать русскими чертами, но это не только так.
Соборность – важный и специфический для русской церкви момент. Она прорастала через активизацию съездов духовенства, благочиннические советы и собрания, миссионерские соборики и не без участия царской власти. Прорастало как цветок через асфальт. Это не родилось в церкви сразу, жизнь церкви это не статика.
Идеального времени точно не было. Но вот XVII век говорит о той роли церкви после Смуты, когда патриарх Гермоген оказался едва ли не последним человеком, который помогал русским остаться русскими.
Во время ига церковь тоже поддерживала свой народ. Стоит вспомнить создание ордынской епархии, куда было уведено множество пленных.
Я отчасти с пессимизмом могу согласиться, что мы идеалу никогда не соответствовали, но есть некий принцип – он очень евангельский: Писание учит к себе относиться строже, к другим милующе. Даже в Синодальное время – церковь большую лепту внесла в начальное научение нашего народа. Самоотверженная миссия – Стефан Пермский и все последующие делали так, как делали Кирилл и Мефодий. Я из Поволжья, могу часами говорить, как это совершалось.
