Псковская православная миссия – миссионерский проект Русской церкви, созданный для возрождения и укрепления православной веры на оккупированных территориях Ленинградской, Псковской и Новгородской епархий. К лету 1941 года в этих епархиях, не считая Ленинграда, осталось меньше 10 храмов. За время своей деятельности в 1941–1944 годах миссии удалось возродить более 300 приходов, многие из которых сохранились и после войны.
– В чём была главная цель Псковской миссии и кому в голову пришла эта гениальная идея жизни церкви на оккупированных территориях?
– Об этом до сих пор спорят исследователи, историки, публицисты, и во многом ответ на этот вопрос зависит от их отношения к церкви исторической и церкви современной. Ещё с момента немецкой оккупации ходил такой пропагандистский штамп, что Псковскую миссию учредили немецкие спецслужбы, чтобы заниматься разведывательной деятельностью, порабощать русский народ и использовать в этом церковь.
Константин Обозный. Фото: sfi.ruНельзя не вспомнить о серьёзном вкладе в этот проект митрополита Виленского и Литовского Сергия (Воскресенского), патриаршего экзарха Прибалтики, который приехал туда весной 1941 года, ещё до начала войны с Германией, и до своих последних дней возглавлял церковную жизнь во всём этом большом Прибалтийском округе.
Митрополит Сергий был убит неизвестными по дороге из Ковно в Вильно 29 апреля 1944 года. До сих пор есть споры о том, кто и зачем совершил это убийство. Для нас сегодня самое главное, что именно экзарх Сергий взял на себя смелость и вступил в переговоры с немецкими властями о возможности отправки из Прибалтики православного духовенства на Псковщину для восстановления церковной жизни. Но изначально этот импульс по возрождению церковной жизни на оккупированной территории исходил от простых псковичей – прежде всего от тех, кто жил в деревнях и сёлах. Интересно, что ещё до начала войны, с момента присоединения к Советскому Союзу Латвии, Литвы и Эстонии, граница которой в пятидесяти километрах от Пскова, для жителей Пскова и окрестностей было серьёзным испытанием видеть, что в тех же Печорах, бывших до присоединения на Эстонской территории, действует Свято-Успенский монастырь, открыты приходские храмы, при всех сложностях, которые начались после советизации этого региона, а в Пскове уже к началу 1941 года ни одного действующего храма не было. И во всей Псковской области ещё не закрытые советской властью храмы можно было пересчитать по пальцам одной руки. И у псковичей было такое горячее желание молиться, что когда началась война, то именно псковские крестьяне отправляли митрополиту Сергию (Воскресенскому) письма с просьбой об открытии храмов и шли лично к нему на приём, просили, чтобы он прислал к ним духовенство для совершения богослужения. Как только советская власть покинула эту землю, крестьяне сами начали открывать церкви, возвращать туда иконы, литургические сосуды, которые разбирали по домам и прятали прихожане, когда большевики закрывали храмы в 30-е годы.
Кровавая война и возрождение православия
Я разговаривал с одним из членов Псковской миссии духовником Александро-Невской лавры и Санкт-Петербургской духовной академии архимандритом Кириллом (Начисом), который в годы немецкой оккупации был псаломщиком у своего старшего брата, отца Иакова Начиса. Отец Кирилл сказал мне, что, конечно, инициатива исходила от простого народа: сами русские люди, которые уже много лет жили без церковной молитвы, без проповеди, без священника, без полноценного участия в таинствах, были на большом подъёме от возможностей, которые появились с уходом большевиков. И как ни трагично и ни парадоксально, но начавшаяся с нападением Германии на Советский Союз тяжелейшая кровавая война дала церкви и христианам некоторую надежду на то, что можно вернуться к своим христианским истокам и к своим духовным отцам.
Кирилл (Начис). Фото: spbda.ruМожно сказать, что именно сохранение веры простого русского народа на северо-западе страны стало главной причиной церковного возрождения, которое поддержали духовенство Прибалтики, митрополит Сергий (Воскресенский), а потом и местное духовенство, начавшее выходить из подполья. Кто-то к этому времени уже и сан успел снять. К сожалению, работали в колхозах сторожами, скотниками, на другой грязной работе, а тут открылась возможность, которой уже и не чаяли: реальное служение в храмах, духовное наставничество и пастырство для своего народа.
– Удивительно, что церковная инициатива снизу оказалась сильнее двух враждующих антихристианских идеологий, особенно сейчас, когда мы видим, как власть в постсоветских странах легко подминает под себя любые общественные и религиозные объединения. Как это получилось тогда?
– До сих пор звучат критические оценки действий священнослужителей Псковской миссии и в церковной, и в научной среде. Речь идёт о том, что миссионеры приехали в Псков по разрешению немецких властей, начали там церковное служение и, естественно, вынуждены были как-то соотносить свою деятельность с указами оккупантов. Но подавляющее большинство членов миссии не связывали своё будущее с сотрудничеством с немецкими властями – для них это была возможность послужить русскому народу. Приехавший в Псков в 1941 году отец Георгий Бенигсен, который входил в первую группу миссионеров братства Преображения, сохранил замечательные воспоминания о том, как священники и миряне, въезжая на автобусе в Псковскую землю, все как один встали и запели стихиры Пасхи. Для них это было исполнение надежды, которой многие из них жили. Они ждали, что придёт такая возможность, когда они смогут приехать в Россию, обратиться к русскому народу с евангельским словом, послужить ему, чтобы совершилось возвращение русских людей в Церковь, чтобы началось воцерковление молодёжи. Отец Георгий был в Прибалтике активным участником Русского студенческого христианского движения, которое жило надеждой о возвращении в Россию и готовилось к служению духовного просвещения, миссии, научения. И вот их надежда исполнилась: членам РСХД удалось послужить Богу и ближнему в тяжелейших условиях, когда при стремительной смене власти и идеологии можно было потерять всякие ориентиры.
Экзарх Сергий, несмотря на свои заявления о лояльности к оккупационному нацистскому режиму, разделял необходимый политический этикет и церковное дело. Прежде всего он настаивал, чтобы и священники, и миряне, которые отправлялись на Псковщину, занимались проповедью слова Божьего, воцерковлением детей и молодёжи, которые больше всего пострадали от атеистической вакханалии, развёрнутой в Ленинградской области, куда входили псковские земли. Как мне рассказывала одна пожилая бабушка Мира Фёдоровна (в период оккупации она была пятнадцатилетней отроковицей), люди были дезориентированы – настолько неожиданным было нападение Германии. Советская пропагандистская машина не успела так быстро создать образ врага. Только что Германия была союзником, которому регулярно поставлялось советское сырьё, проходили встречи политиков и военных.
Экзарх Сергий. Фото: общественное достояниеЗа какую власть молиться?
Вообще если говорить о Пскове, то это была уже не первая оккупация. В заключительный период Первой мировой войны город тоже был оккупирован немецкими войсками, и многие считали, что и эту оккупацию можно пережить: понимали, что время будет тяжёлое, но относились к этому без какой-то безысходности. И кроме того, стоит напомнить, что в годы Гражданской войны Псковщина стала центром добровольческого антибольшевистского движения. Именно в Пскове началось формирование армии генерала Николая Юденича. После её поражения многие псковичи были вынуждены в 1920 году вместе с Северо-Западной армией уходить в Латвию и Эстонию. Те, кто оставался, потом подвергались репрессиям. Поэтому особых оснований с доверием и тем более с любовью относиться к большевистскому режиму у псковских крестьян не было. Как, в общем, и у других русских крестьян, которые пережили коллективизацию, голод, раскулачивание, выселения, паспортизацию, чистки. Тем более что Псков был приграничной территорией. Поэтому можно говорить о некой настороженности, я бы так мягко сказал, у местных жителей к советской власти.
Конечно, были и люди, довольные советской властью, – те, кто работал в партийных, управленческих, силовых структурах, но, как писал один из миссионеров, большинство крестьян присматривалось к оккупационной власти, и для них было важно, что немцы не противодействуют открытию церквей, что они разрешили приехать священникам и начать открытые богослужения, крещение детей, крестные ходы. Для многих это было знаком надежды.
– Во время Русско-японской войны на японской земле основанная русскими миссионерами Японская церковь молилась о победе Японии. Сейчас, во время военных действий на Украине, УПЦ поминает своё правительство и молится за победу своего оружия. РПЦ как бы и о мире, но и победе – в более смягчённой или невнятной скорее форме. А как это было в Псковской миссии? Я знаю, что на богослужении там поминали митрополита Алексия, а как они поминали власти?
– Действительно, молились за митрополита Ленинградского Алексия (Симанского), раз эти оккупированные территории оставались канонически Ленинградской епархией. При этом молились и за экзарха Сергия (Воскресенского), который фактически управлял территорией Псковской миссии, молились и за митрополита Сергия (Страгородского), пока немецкие власти не оказали давление на экзарха и он вынужден был дать указание, чтобы сначала прекратили поминовение митрополита Сергия, а потом и митрополита Алексия. Это случилось после того, как на Пасху 1943 года с советских самолётов на оккупированную территорию сбросили пасхальные поздравления Ленинградского митрополита, в которых кроме пасхального приветствия и церковных пожеланий был призыв помогать партизанам и бить немецких оккупантов. Естественно, после такой листовки немцы приказали прекратить поминовение митрополита Алексия. Но при этом экзарху Сергию (Воскресенскому) часто приходила информация о том, что далеко не все священники на приходах Псковской миссии этот указ выполняют. Кто-то по-прежнему молился за митрополита Алексия, нисколько не смущаясь. Но, к чести экзарха Сергия, он никаких оргвыводов из этого не делал: никто не подвергался прещениям, какому-то давлению, тем более арестам. Но о «власть придержащих», относя это к властям оккупационным, естественно, молились в данной ситуации. Это, конечно, определённый компромисс. Но надо понимать, что за 1700 лет в церкви сложилось устойчивое представление о том, что задача политической власти – следить за порядком, сохранять общество от анархии, поэтому она нуждается в молитве. Для псковских миссионеров это не было политическим выбором в пользу одних или других: как молились до этого за власть советскую, так молились теперь за немецкую, которая пришла на смену, потому что для христиан – и для псковских миссионеров в частности – режимы меняются, уходят одни власти, приходят другие, и не всегда легко определить, какие из них лучше для русского народа, какие хуже. В данной ситуации все понимали, что Господь даёт возможность помочь людям возвращаться в церковь, и грех этим не воспользоваться.
Патриарх Алексий. Фото: архив ЦАК МДА– Я всё-таки спросил именно о молитвах о победе вермахта в войне. Этому по сей день остаются привержены православные церкви – молиться о военных победах своих государств и властей. Были такие молитвы в Псковской миссии?
– Вопрос сложный. Как правило, это зависело от священников. Одно дело, когда приехал священник из Латвии, который никогда не был советским гражданином, он не по своей воле около года находился в советских условиях, и не надо забывать, что этот год советской власти принёс много бед для православных и вообще для всех христиан на присоединённых к Советскому Союзу территориях. Начавшаяся немецкая оккупация поначалу воспринималась многими с облегчением. Первая волна арестов православного духовенства в Прибалтике прошла осенью 1940 года, а следующая, как показывают исследования прибалтийских коллег, планировалась на июль-август 1941-го. Поэтому немецкая оккупация, как ни неприятно это признавать, спасла многих людей от арестов, незаконного преследования, наверное, и гибели. Поэтому многие православные благодарили Бога за возможность послужить.
Я знаю пронзительный случай, который помогает понять, насколько всё было сложно. На второй день войны, 23 июня 1941 года, прошла волна арестов православного духовенства, служившего на приграничных территориях в Латгалии. Их обвинили в сговоре и подготовке фашистского переворота и отправили в тюрьму города Остров. Когда немецкие части приближались к Острову, сотрудники НКГБ не вывезли с собой заключённых и даже не стали их расстреливать – видимо, очень торопились. Просто тюрьму закрыли и подожгли. Я эту историю знаю как минимум от двух священников: один из них оставил об этом свои воспоминания, а о другом рассказывала дочка, Надежда Гордеевна Ольшевская, с которой я был хорошо знаком. Она жила в Латвии, буквально два года назад скончалась. Надежда Гордеевна рассказывала, что когда священники в цокольном этаже подожжённой тюрьмы услышали на уровне тротуара немецкую речь, то разбили окно, и её папа, который знал несколько европейских языков, задыхаясь от дыма, начал кричать по-немецки: «Помогите, здесь люди». Немецкие солдаты услышали, сбили замки, выбили двери и выпустили несколько десятков заключённых. Там, понятно, началась проверка документов, почему и как люди попали в тюрьму. Но немцы, узнав, что это православное духовенство, просто отпустили их по домам. И вот, опять-таки, вопрос: кого здесь можно благодарить? Формально их спасли враги, немецкие солдаты.
– А «свои» подожгли.
– Очень условно говоря «свои». Эти «свои» так усердствовали на допросах, что когда отец Гордий вернулся домой (Надежда Гордеевна) рассказывала, – у него вся спина была синяя от побоев. Какое-то время он вынужден был лечиться, восстанавливать своё здоровье. Он вернулся к служению уже осенью 1941 года и продолжал его вплоть до второго ареста осенью 1944-го, когда вновь пришли «свои». Отец Гордий умер в тюрьме. Таких случаев было немало. У меня никогда не повернётся язык осудить этих людей. Они действительно могли где-то сказать слова благодарности, в том числе и в адрес оккупационного режима.
Хороший горький опыт
Конечно, были распоряжения о служении благодарственных молебнов в дни так называемых освобождений населённых пунктов Псковской области: Пскова, Острова, Порхова, Гдова и других. Обязательно, помимо представителей местного самоуправления и военного оккупационного режима, выступали и представители церкви. Это была часть программы, в которую входил благодарственный молебен за освобождение города, крестный ход и торжественное богослужение.
Были и другие примеры, когда в глухих сёлах, которые начиная с 1943 года контролировались партизанскими отрядами, священники служили молебны за победу Красной Армии, где воевали дети, мужья, отцы тех же христиан. Больше молились не за за саму Красную Армию, не за Сталина, а за своих родных, которые тоже находились в тяжелейших испытаниях и неизвестно, были ли живы, оказались в плену или были репрессированы. Так что на территории Псковской миссии была очень разная ситуация, молились и за одних, и за других. Иногда, увы, это была вынужденная мера: попробуй в партизанском отряде сказать «я не буду молиться за Красную Армию». Это могло кончиться трагически, священника могли даже расстрелять за подозрение в коллаборационизме или в распространении антисоветских слухов.
– Были случаи таких расстрелов?
– Таких расстрелов не было, но реальная угроза была. Батюшки понимали, как себя нужно вести, был накоплен хороший горький опыт. В Советском Союзе в двадцатые и тридцатые годы многие миссионеры прошли через уголовное преследование, иногда не одно. Бывали случаи, – не так много, – когда немцы расстреливали православных священников, которых подозревали в связях с советской разведкой и с НКГБ. Были случаи гибели православных священников от рук партизан на территории Ленинградской области. Так что в тех условиях православные батюшки-миссионеры находились меж двух огней. И один режим страшный тоталитарный человеконенавистнический, и про другой они знали, что он не пощадит, если что. Некоторые батюшки преклонных лет даже отказывались поначалу служить в Псковской миссии, по-видимому, понимая, что ситуация изменчивая. Если вернутся свои, что тогда? Как оправдаться? Конечно, был страх, что приходят вооружённые люди, забирают продукты, забирают деньги в фонд Красной Армии, могут и какое-нибудь грубое словцо сказать, и припугнуть. Но известны и замечательные случаи, когда члены Псковской миссии помогали партизанам не за страх, а за совесть, руководствуясь Христовыми заповедями, потому что партизаны страдали и голодали, фактически жили только за счёт местного населения, и помощь, в том числе и от духовенства, была им жизненно необходима. Они спасали жизни партизан не потому, что считали себя советскими патриотами. Просто протягивали руку тем, кто просил о помощи, кто нуждался в заботе, будь это духовная помощь или материальная. Один из таких священников, помогавших партизанам, был протоиерей Алексей Кибардин, который служил в Лужском районе. Ранее он принадлежал к течению православной церкви, связанному с митрополитом Иосифом (Петровых), которое не приняло декларацию митрополита Сергия (Страгородского), оправдывавшую советскую власть. За это он несколько раз подвергался арестам, ссылкам, тюрьмам, лагерям. Но в годы оккупации отец Алексей вернулся в Московскую патриархию, потому что это было условие для служения в Псковской миссии. Помогая партизанам, он одновременно исполнял все указы оккупационных властей. Есть распоряжение коменданта, что служить на Пасху можно только утром в связи со светомаскировкой, – он так и служил. По ночам к нему приходили партизаны, и он их поддерживал продуктами, медикаментами, хотя прекрасно знал, что, если кто-то сообщит, то он будет арестован и, скорее всего, казнён за связь с партизанами. Это то, что литераторы называют «ходить по лезвию ножа». Неосмотрительно поведёшь себя с немцами – могут быть подозрения у партизан; если будешь не очень внимательным и осторожным в связях с партизанами – можешь попасть под репрессии оккупационных властей.
Митрополита Иосиф (Петровых). Фото: общественное достояние– Прозвучавший оксюморон «был накоплен хороший горький опыт» довольно точно описывает Псковскую миссию. Было ли какое-то сочувствие миссионерам на советской территории, что-то было известно по другую линию фронта об их служении? Как к ним относились – как к героям или как к предателям?
– Это очень сложный вопрос, и до конца он ещё не исследован. Всё, что современная церковно-историческая наука имеет, –это специальные распоряжения Московской патриархии: тексты, подписанные митрополитом Сергием (Страгородским), а также текст, который приняли на Московском соборе 8 сентября 1943 года – «Осуждение изменников Вере и Отечеству», но сейчас понятно, что это определённое участие церкви в советской пропаганде: нужно было определённую метку поставить на христианах, которые дерзнули служить на оккупированных территориях, где всякая легальная деятельность не могла не быть связана с разрешениями от немецких властей. Открытие храмов, совершение богослужений, миссионерские и пастырские поездки предполагали документальное разрешение, карточки на продукты для приютов и для церковных школ, топливо, которое выделялось местным самоуправлением, – всё должно было быть согласовано с комендантом.
Определённое сотрудничество церкви и оккупационных властей было неизбежно. Но оно никогда не было связано, как иногда заявляют противники миссии, с тем, что церковные люди выдавали советских патриотов, участвовали в облавах, писали доносы. Псковская миссия, в составе которой служило около ста семидесяти священников и дьяконов, выполняла волю Божию, невзирая на то, какие политические силы находятся у власти.
Чья взяла?
– В наши дни видится творческим открытием и духовным подвигом христианское стояние между двух тоталитарных, антихристианских, античеловеческих и антиобщественных режимов. Миссионерам удалось найти возможность обратиться к человеческому в человеке – к вере, надежде и любви. Но чья в конце концов взяла? Можно ли говорить об их победе на этой земле? Ведь это была огромная территория: вся Прибалтика, Ленинградская область, Новгородская, Псковская…
– Районы Великолукской области... Фактически Псковская миссия доходила до пределов Белоруссии, районов Невеля, Себежа и некоторых приграничных территорий современной Тверской области. Примерно два миллиона мирных жителей проживало тогда на этих землях. В основном это было сельское население, которое наименее было подвергнуто советскому пропагандистскому влиянию, хотя влияние большевизма всё больше распространялось, были люди, которые со скепсисом относились к церковной жизни, особенно молодёжь. Сохранились прекрасные «Записки миссионера» замечательного священника Псковской миссии отца Алексея Ионова, который служил в городе Острове и восстанавливал там храмы. Он сам был довольно молодой человек лет тридцати пяти и рассказывал, как молодые девушки и юноши приходили и робко заглядывали через порог храма. Он разговаривал с ними, и через какое-то время бывшие комсомольцы стали его надёжными помощниками в церковной жизни. Кто-то в алтаре читал синодик – поминальные записки, кто-то помогал в ремонте храма, в сборе продуктов и приготовлении обедов для военнопленных красноармейцев. Концлагерь был под Островом, и регулярно они возили туда горячий обед для поддержания сил наших соотечественников, которые оказались в этих тяжёлых условиях. Отец Алексей пишет, что, несмотря на бывшую советскую пропаганду, сердца молодых людей могут оттаивать, они могут воцерковляться и быть хорошими помощниками для священника. Об этом же писал и рассказывал начальник миссии протопресвитер Кирилл Зайц и многие другие. Можно сказать, что это была настоящая победа Христова.
Отец Алексей Ионов. Фото: общественное достояниеОтец Алексей Ионов вспоминает, что он участвовал в конференции, которую проводили местные власти, для переподготовки учителей, чтобы они могли преподавать русскую историю и литературу (при большевиках какие-то имена, события, факты были просто убраны из учебников и программ). Там же была и особая подготовка учителей Закона Божьего для светских школ, где отец Алексей делился опытом с молодыми ещё недавно советскими учителями. Он вспоминает, как молодая учительница, подошла и сказала, что очень хочет говорить детям о вере, но не знает, как. Отец Алексей подарил ей Новый Завет и сказал: «Вы читайте Евангелие, и что вам понравится, что заденет ваше сердце, то и рассказывайте детям. Не надо специальной программы – делитесь тем, что откроется на понятном для них языке».
Где-то через год он встретил эту учительницу, и она его так благодарила и сказала, что для неё самой это стало настоящим началом новой жизни.
Отношения с немецкими оккупационными властями, конечно, было трудными. Всякое подозрение в нелояльности заканчивалось арестом, допросом, заключением в лагерь. Начальнику Псковской миссии протопресвитеру Кириллу Зайцу неоднократно приходили запросы из псковского СД*. «Под вашим началом состоит отец Александр Иванов, который подозревается в связях с партизанами. Дайте, пожалуйста, на него характеристику. Дьякон такой-то подозревается в том, что переходит линию фронта. Дайте характеристику».
Отец Кирилл всегда писал в таком духе: отец Александр – это честный гражданин, христианин, с большим опытом служения в церкви, он антибольшевистских настроений и, конечно, никакой помощи партизанам оказывать не может, потому что он злейший враг советской власти. Надо сказать, что он очень многих спас от репрессий, потому что кто-то из духовенства общался с партизанами и помогал им, а кто-то, возможно, выполнял задание для советской разведки и мог переходить линию фронта. Другое дело, когда эти документы попадали потом в руки СМЕРШа и советских властей: тогда они использовались уже против этих батюшек.
Святое сотрудничество
Известны случаи, когда вера открывала для общения сердца немецких солдат и офицеров.
Как-то раз под Островом я приехал в село Елены, где в годы войны был храм Псковской миссии. Там один дедушка рассказал мне, что в годы оккупации, когда он был ещё подростком, в селе стоял немецкий гарнизон, постоянного священника в их храме не было. Он подружился с фельдшером, немецким унтер-офицером, помогал ему в освоении русского языка и как-то предложил ему с друзьями устроить Рождество. И вот русские подростки вместе с этим фельдшером нарядили храм хвойными лапами, принесли свечи и молились. Потом, как рассказывают, этого фельдшера перевели в другое место: видимо, контактирование с местным населением не поощрялось.
Есть ещё интересные воспоминания монахини Олимпиады – одной из участниц Псковской миссии, регента храма в селе Велье недалеко от Пушкинских гор. В Велье служил отец Владимир Толстоухов, в храме была крепкая община, а приходской хор состоял из монахинь закрытых монастырей, которые до войны скрывались от советской власти.
Матушка Олимпиада вспоминала, что как-то во время службы вошли немецкие офицеры. Нередко немцы вели себя как хозяева, довольно грубо и вызывающе. А эти сняли головные уборы, простояли у западных дверей всю службу, а когда уже молитва закончилась, немецкий офицер через переводчика выразил своё восхищение богослужением и настроем молящихся. Увиденное настолько коснулось его сердца, что он дал документ на немецком языке со своей подписью, сказав, что если будут какие-то проблемы, то это может помочь приходу и священнику. Монахиня Олимпиада спрятала этот документ где-то за иконами. И когда в начале 1944 года началась тотальная эвакуация с этих территорий, в Велье приехали немецкие машины и начали выгружать ящики с взрывчаткой. Поскольку шатровая колокольня стоит там на красивом холме, храм приказали взорвать, так как это хорошая ориентировка для вражеской артиллерии. Монахиня не знала, что написано на немецком языке в этом документе, но взяла его и побежала стремглав к немецким сапёрам. Представляете, это помогло! Офицер, который готовил взрывные работы, прочёл документ и приказал не взрывать храм.
Такие примеры не единичные, я бы мог ещё рассказывать о ситуациях, когда Господь касался сердец людей, получивших приказ и вражески настроенных.
Почему не канонизируют святых Псковской миссии
– Является ли сегодня в Русской церкви Псковская миссия примером миссии и христианского служения? Есть ли канонизированные её члены или люди, которые для тебя как христианина, историка, псковича стали примером святости?
– Это очень непростой вопрос, поскольку он связан с историей Великой Отечественной и Второй мировой войны. В современной жизни чем дальше, тем труднее об этом говорить, в том числе и с церковной кафедры. Ситуация была благоприятная при патриархе Алексии (Ридигере), потому что он сам выходец из Эстонии, знал некоторых миссионеров лично. Его папа, отец Михаил, был послушником экзарха Сергия (Воскресенского), он непосредственно к Псковской миссии не имел отношение, но служил и в лагерях военнопленных, помогал беженцам, бездомным, сиротам. В довоенный период отец Михаил Ридигер был причастен в Эстонии к деятельности РСХД, где была мощная миссионерская и проповедническая закваска, и к делам милосердия. При патриархе Алексии ситуация и с точки зрения общественно-политической была более благоприятной. Известно, что фильм Владимира Хотиненко «Поп» снимался при живом интересе патриарха. Хотиненко представлял ему кандидатуры на главные роли, знакомил со сценарием. Он фактически благословил этот проект в православной энциклопедии, но совсем немного не успел дожить до премьеры.
Патриарх Алексий (Ридигер). Фото: Евгений Павленко/КоммерсантъНо и при патриархе Алексие были противники возможной канонизации членов Псковской миссии – прежде всего тех, кто остался на территории Ленинградской области либо на территории Прибалтики и в 1944–1945 годах был арестован СМЕРШем, осуждён на большие сроки исправительно-трудовых лагерей. Преклонных лет священники миссии, такие как отец Сергий Ефимов, отец Кирилл Зайц, которым было уже далеко за 70, получали по 20 лет ИТЛ. Они были цинично обречены на медленное умирание в ГУЛАГе, но сначала проходили многомесячные допросы и изнуряющие следствия с очными ставками и жестокими избиениями. Это, конечно, большое испытание веры, настоящее мученичество православных миссионеров.
Но в комиссии по канонизации при патриархии были серьёзные противники того, чтобы канонизировать и протопресвитера Кирилла Зайца, начальника Псковской миссии, и других членов миссии, которые погибли в лагерях или потом освобождались и, будучи оправданными, ещё какое-то время служили после смерти Сталина в конце 1950-х годов. Главный мотив этих отказов в том, что эти люди были коллаборантами, сотрудничали с немецкими властями. Как один – не буду называть его имя – авторитетный в церковных кругах член комиссии по канонизации сказал: «Ну как, они же ходили в СД и гестапо – значит, они сотрудничали». Кроме того, в следственных делах написано, что такой-то священник выдал двадцать советских патриотов, другой ещё сколько-то. Очень жаль, что у сотрудников комиссии по канонизации Русской православной церкви есть такое безусловное доверие советским судебно-следственным делам военного времени, которые якобы подписаны собственноручно теми, кого допрашивали. С другой стороны, нет никакого внимания к тому, что о них свидетельствовали их ученики, друзья, сослуживцы и родственники. Другими словами, мнение церкви оказывается за границами внимания церковных чиновников по канонизации. Сейчас уже на эти канонизации почти нет никакой надежды.
Про отца Алексия Кибардина я знаю от Михаила Витальевича Шкаровского, который входит в комиссию по канонизации Санкт-Петербургской епархии и очень много сделал для разработки темы церковной жизни на оккупированных территориях. Несколько лет назад готовили документы по прославлению отца Алексия, который помогал партизанам, но всё-таки был арестован после войны за сотрудничество с немецкими спецслужбами, получил большой срок, а после смерти Сталина был реабилитирован и вернулся к своей пастве. Он был человек безупречный, жертвенный, прошёл горнила тяжелейших гонений 1920–1930-х годов, когда преследовался за свою оппозицию митрополиту Сергию (Страгородскому), – но и его кандидатура была отвергнута.
Михаил Шкаровский. Фото: spbda.ruЭто не только моё мнение, но и моих коллег, что среди членов Псковской миссии действительно есть настоящие святые, я бы даже сказал, равноапостольные. Их нужно прославить не потому, что они были замучены большевиками и умерли в Казахстане или за Полярным кругом, в лагерях, от голода, от холода, от болезней, они не писали никаких пронемецких воззваний в газетах – всё это вещи вторичные. Но их главное служение было связано с возрождением Русской церкви – с миссией, с восстановлением приходов, проповедью детям и молодёжи, помощью пленным красноармейцам, которых они спасали от голода и смерти. Известно, что некоторых военнопленных священники забирали в Псково-Печерский монастырь в качестве трудников, и пленные там оставались до ухода немцев. А спасавший их наместник этого монастыря игумен Павел (Горшков) был арестован за коллаборационизм и погиб в БАМлаге.
Профессор Алексеев, церковный историк Зарубежной церкви, который написал первое исследование о церкви на оккупированных территориях, назвал деятельность Псковской миссии вторым крещением Руси. Для меня никаких вопросов нет – действительно так и произошло, потому что христианство в этом регионе должно было быть, по замыслам кремлёвских правителей, истреблено. Миссия смогла не только этому противостоять, но и бросить те зёрна, которые всходили в послевоенный период. Открытые миссионерами храмы не закрывались даже при хрущёвских гонениях, в церкви оставались служить их ученики и последователи, те, кому удалось вернуться из сталинских лагерей, были цветом православной церкви в Прибалтике, в Псковской, Ленинградской, Новгородской епархиях.
– Можно назвать несколько имён христиан Псковской миссии, жизнь и вера которых – святой пример для нас?
– Это прежде всего названные уже первый начальник миссии протоиерей Сергий Ефимов, протопресвитер Кирилл Зайц, начальник управления Псковской миссии игумен Павел (Горшков), наместник Свято-Успенского монастыря в Печорах, который формально пусть и не входил в члены миссии, но делал с миссионерами одно дело. Протоиерей Николай Шенрок – замечательный батюшка, который служил в Ленинграде в предвоенный период в храме Иова Многострадального, он жил на станции Сиверской и, оказавшись на оккупированной территории, стал заместителем начальника Псковской миссии. Несомненно, человеком святой жизни был и упомянутый мной протопресвитер Гордий Ольшевский, и протоиерей Павел Панфилов, и отец Константин Шаховской. И некоторых мирян надо вспомнить: достоин прославления помощник отца Константина Шаховского Василий Миротворский из Печерских движенцев, который погиб во время бомбардировки на железнодорожном вокзале в Вильно весной 1944 года. Также могу назвать таких замечательных исповедников Псковской миссии, как Раиса Ионовна Матвеева-Рацерич, преподаватель Закона Божьего: она организовывала в школе евангельские кружки для девушек. После войны Раиса Ионовна отсидела два срока. Во время первого её амнистировали, но потом она была вновь арестована и оказалась в лагерях. Можно ещё называть многие имена людей, которые помогали русскому народу в этот тяжелейший период сохранить надежду, обрести и укрепить христианскую веру, потому что впереди были ещё испытания, связанные с голодом, репрессиями, эвакуацией, жизнью на чужбине.
*Cлужба безопасности нацистов, признанная преступной организацией на Нюрнбергском процессе.
