– Господин, беда! – тяжело дыша, гонец протянул княжичу опечатанный свиток. – Наш великий князь... Твой отец почил и отошёл к предкам своим...
Борис тяжело вздохнул. Ох, не зря он не хотел ехать против половцев! Не зря он чувствовал, что эта неведомая болезнь, скрутившая лихорадкой отца, не болезнь вовсе, а отрава – словно кто-то из близких слуг решил медленно свести в могилу великого князя... И вот отравитель добился своего!
– От кого письмо? – лишь спросил княжич.
– От вашего брата Святополка Владимировича.
Действительно, это писал Святополк, который уже занял отцовский стол в Киеве и теперь предлагал брату Борису мир, дружбу и сотрудничество. И звал скорее в Киев на тризну по отцу.
– Что?! – недоумённо воскликнул сотник Свенельд, один из любимых дружинников и правая рука великого князя. – По какому праву он занял стол?! Все знают, что наследник Борис!
Следом зашумели и остальные дружинники, окружившие посланца из Киева.
– Будь нашим князем! Ты законный сын Владимира! За тобою пойдёт весь народ, веди нас в Киев! Возьми то, что принадлежит тебе по праву!
Ага, легко сказать «возьми»...
Вообще-то Святополк должен сидеть сейчас не в княжеском дворе в Киеве, а в холодном порубе – в тюрьме то есть. И тот факт, что он оттуда не только выбрался, но и занял княжеский стол, говорит о том, что заговор в Киеве опутал и самых преданных, казалось, слуг князя... Почему Свенельд не понимает этого? Или же он всё понимает, но хитрит?..
Впрочем, интриги в Киеве сейчас уже не имели большого значения. Главная же угроза таилась на севере – в Новгороде, где брат Ярослав уже собрал огромное войско для похода на Киев, и у него самого сейчас не было войск, чтобы противостоять этой угрозе....
Словом, нужно было тщательно всё обдумать и взвесить.
* * *
У равноапостольного святого благоверного князя Владимира было 6 жён, 13 сыновей и 10 дочерей. И никто из детей князя не был обиженным: у всех были свои княжества, двор и стол.
Тем не менее, когда Владимир вошёл уже в зрелый возраст, между его сыновьями всё чаще и чаще возникали споры, кто является большим наследником, чем все остальные. Кто, проще говоря, будет править всеми остальными…
У самого Владимира был фаворит – 29-летний Борис, его сын от греческой царевны Анны, рождённый в церковном браке. Но его планы передать все бразды правления в руки Бориса вызвали явное неприятие среди других княжичей возрастом постарше. И прежде всего у самого старшего из них – 36-летнего князя Святополка Туровского (в будущем – Окаянного), приёмного сына Владимира.
Святополк был сыном Ярополка, старшего брата Владимира, убитого по приказу великого князя. Его мать, имя которой в летописях не сохранилось, до сожительства с Ярополком была монахиней, которая, судя по всему, прибыла на Русь с желанием совершить миссионерский подвиг. Но Ярополку было плевать на высокие материи – он просто сделал гречанку своей наложницей. Затем она приглянулась брату Владимиру, который в процессе борьбы за власть убил Ярополка, а потом взял его сына и стал воспитывать как своего собственного ребенка. «Повесть временных лет» пишет: «Владимир же стал жить с женою своего брата – гречанкой, и была она беременна, и родился от неё Святополк. От греховного же корня зол плод бывает: во-первых, была его мать монахиней, а во-вторых, Владимир жил с ней не в браке, а как прелюбодей. Потому-то и не любил Святополка отец его...»
* * *
Примерным ровесником Святополка был Ярослав (позднее прозванный Мудрым), сын Владимира и полоцкой княжны Рогнеды. Он считал себя самым старшим – ведь не зря отец отдал ему второй по значимости стол в Новгороде. Согласно русской летописи, написанной через пару десятилетий после этих событий, Ярослав воспротивился воле отца отдать всё Борису.
«Когда Ярослав был в Новгороде, давал он по условию в Киев две тысячи гривен от года до года, а тысячу раздавал в Новгороде дружине. И так давали все новгородские посадники, а Ярослав не давал этого в Киев отцу своему. И сказал Владимир: “Расчищайте пути и мостите мосты”, ибо хотел идти войною на Ярослава, на сына своего, но разболелся».
При этом, уточняет монах Нестор, автор «Повести временных лет», «когда Владимир собрался идти против Ярослава, Ярослав, послав за море, привёл варягов, так как боялся отца своего».
* * *
15 июля 1015 года скончался князь Владимир. Произошло это в селе Берестов, что под Киевом. Его слуги попытались утаить смерть князя от людей Святополка (Титмар Мерзебургский сообщал, что Святополк был одним из соучастников заговора против Киевского князя, но заговор был раскрыт, после чего великий князь Владимир бросил Святополка с женой и духовником в темницу), но без особого успеха.
Впрочем, и среди киевлян он не нашёл особой поддержки.
«Повесть временных лет» сообщает: «Святополк сел в Киеве по смерти отца своего, и созвал киевлян, и стал давать им подарки. Они же брали, но сердце их не лежало к нему, потому что братья их были с Борисом...»
Поэтому Святополк был вынужден уехать в Вышгород – это город на правом высоком берегу Днепра, примерно в 15 километрах от Киева, где он начал собирать силы. Там он и нанял боярина Путшу: «Он сказал им: “Не говоря никому, ступайте и убейте брата моего Бориса”. Те же обещали ему немедленно исполнить это».
* * *
Между тем Борис решил вести себя предельно осторожно, понимая, что предатели могут быть и среди дружинников, специально подначивающих его пойти войной на брата. Впрочем, возможен и иной вариант: Борис действительно не хотел участвовать в войне за власть и самому становиться убийцей не только брата, но и других киевлян, многих из которых он знал лично.
Летопись пишет: «Сказала же ему дружина отцовская: “Вот у тебя отцовская дружина и войско. Пойди, сядь в Киеве на отцовском столе”. Он же отвечал: “Не подниму руки на брата своего старшего: если и отец у меня умер, то пусть этот будет мне вместо отца”. Услышав это, воины разошлись от него...»
Неудивительно, ведь это были профессиональные воины, которые умели только воевать. Без разницы, с кем и во имя чего, лишь бы платили звонкую монету! Поэтому, убедившись, что Борис не пойдёт войной на брата, они пошли в Киев – давать присягу новому правителю.
С Борисом осталась только горстка верных слуг, один из которых закрыл князя своим телом, когда в его шатёр ворвались убийцы.
* * *
После убийства Бориса Святополк позвал в Киев и его единоутробного младшего брата – 25-летнего Глеба, сына Рогнеды, княжившего в Муроме. Как сказано в летописи, Святополк просто боялся, что тот может начать ему мстить. Что ж, Глеб принял приглашение – он ничего ещё не знал ни о смерти Владимира, ни о гибели брата.
Но когда Глеб остановился возле Смоленска, он получил от Ярослава письмо с предупреждением о смерти отца, о занятии Киева Святополком, об убийстве Бориса.
«Услыхав это, Глеб громко возопил со слезами, плачась по отце, но ещё больше по брате, и стал молиться со слезами, говоря так: “Увы мне, Господи! Лучше было бы мне умереть с братом, нежели жить на свете этом. Если бы видел я, брат мой, лицо твоё ангельское, то умер бы с тобою: ныне же зачем остался я один?”»
Именно во время молитвы в его покои и ворвались убийцы, которых вёл некий Горясер. Причём по его приказу княжича зарезал личный повар Глеба по имени Торчин: «Вынув нож, зарезал Глеба, как безвинного ягнёнка. Так был принесён он в жертву Богу, вместо благоуханного фимиама жертва разумная, и принял венец Царствия Божия, войдя в Небесные обители, и увидел там желанного брата своего...»
* * *
Третьим был убит Святослав – князь древлянский, сын Владимира Святославича и некой «чехини» Мальфриды. Узнав о гибели Бориса и Глеба, Святослав покинул свою столицу и попытался бежать в Карпаты. Погоня догнала князя на берегу Опир близ нынешнего города Сколе. На берегу реки Стрый в сражении погибли семеро сыновей Святослава, и посёлок на том месте до сих пор называют Семигинов (в память семерых погибших). Легенда рассказывает о жестокой битве между Сколе и Гребеновым. Вся долина вдоль Опоры была покрыта телами погибших. Силы Святополка были большими, и он отдал приказ: «Убить их всех».
* * *
После смерти трёх братьев и Ярослав решил побороться за власть со Святополком. При этом в борьбе за власть Ярослав опирался на новгородцев и варягов-наёмников, а вскоре взял в жёны Ингигерд, дочь могущественного шведского конунга Олава.
Между братьями состоялось несколько сражений, победу одерживал то один, то другой. То Святополк бежал в Польшу и приходил на Киев с могучей польско-немецкой подмогой во главе со своим тестем Болеславом, польским королём, то Ярослав бежал в Новгород и нанимал варягов из-за моря, то Святополк отправлялся за помощью к печенегам. Около 1019 года окончательная победа досталась Ярославу, который правил Киевом до своей смерти в 1054 году, приказав перенести останки братьев Бориса и Глеба в церковь Преображения господня в Васильеве, которую построил их отец в честь спасения от нашествия печенегов.
* * *
Именно Ярослав Мудрый добился и канонизации Бориса и Глеба – как страстотерпцев, кто исполнил, пожалуй, самую трудную заповедь Христа: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас». И показали пример мужества перед лицом страшного выбора – либо умереть самим, либо стать убийцами собственного брата.
* * *
Митрополит Антоний Сурожский: «Борис и Глеб не умерли мучениками за веру в том смысле, что никто не ставил перед ними вопроса об отречении от вероучения христианского. Их убили такие же христиане, как они, только они были христианами на самом деле, а те жизнью солгали в своей вере. И они признаются Церковью страстотерпцами и истинными мучениками, хотя, повторяю, не ставился вопрос о том, чтобы на словах отречься им от Христа, а вопрос более, может быть, глубокий – о том, чтобы отречься от Христа жизнью и смертью, отказавшись от смерти для того, чтобы жить. Жить могли бы они и дальше будто бы христианской жизнью, но за пределами какого-то основного отречения от своей веры. Они не захотели поднять меча на своего брата, ответить ненавистью на ненависть, злобой на злобу, насилием на насилие: они предпочли склонить головы под меч и юношами ещё погибнуть, и их погибель казалась тогда торжеством для их врагов. А на самом деле это было торжеством для них: они оказались Христовыми не на словах, а на деле, и поставили перед всеми, перед всем русским сознанием из столетия в столетие не вопрос только о требовании, а ответ на то, как русское Православие относится к своей вере».