Философы Владимир Соловьёв, Василий Розанов, писатель Иван Тургенев, святой праведный Иоанн Кронштадтский, преподобный Амвросий Оптинский, священномученик Константин Аггев, епископ Михаил (Грибановский), митрополит Евлогий (Георгиевский) – вот круг общения этой выдающейся русской женщины.
– Масштаб личности таких людей, как игуменья Екатерина (Ефимовская), настолько потрясает, что каждая деталь её жизни бесконечно дорога, но попробую выделить несколько этапов.
Она родилась в 1850 году в Смоленске в семье графа Бориса Андреевича Ефимовского и его жены Александры Ивановны, урождённой княжны Хилковой из рода Рюриковичей. Евгения получила домашнее образование, знала несколько языков – французский, английский, немецкий, самостоятельно выучила итальянский, увлекалась искусством, занималась ваянием, живописью. С детства она стремилась к спартанскому образу жизни: закаляла себя холодной водой, спала при открытых окнах.
В 19 лет молодая графиня получила диплом Московского университета по русской словесности и начала свою педагогическую деятельность, необычайно творческую и плодовитую.
Педагогические дары с самых ранних лет сочетаются у Евгении Ефимовской с предприимчивостью во всех делах. Она создаёт небольшой пансион для подготовки девочек к поступлению в гимназию. Но вскоре его пришлось закрыть – Евгения сильно обожгла ногу и почти год вынуждена была провести в деревне на лечении. Уклад сельской жизни, общение с крестьянами натолкнули её на мысль, что в России есть два мира – дворян и крестьян, – мало сообщающихся между собой. Ей увиделось, что между этими мирами должен быть взаимообмен дарами и ценностями. Дворяне и интеллигенция должны поделиться просвещением, наукой, культурой, а крестьяне – своей верой, простотой обращения ко Христу.
Ей казалось, что это нужно делать начиная с совсем юного поколения, воспитывать детей в христианской вере и в особой атмосфере любви к России, к традициям её культуры и науки. Так зародился проект, где соединялись церковное и общественное служение.
В 1885 году Евгения Борисовна с двумя девочками-сиротками и несколькими энтузиастками по приглашению архиепископа Холмского и Варшавского Леонтия (Лебединского) приезжает в Холмскую епархию укреплять православие на границе с католической Польшей – в то время царство Польское было частью России. Роль православных форпостов традиционно играли крупные монастыри, создание которых начиналось с учреждения общины.
– Что это были за люди, которые приехали с Евгенией Ефимовской на Холмщину?
– Община начиналась с неё самой и двух или четырёх женщин-помощниц посреди чистого поля, среди болот, в полуразрушенном здании рядом с небольшим храмом. Эти помощницы не выдержали трудностей и вскоре уехали, Евгения Борисовна осталась с сиротками. Откуда появились потом у неё единомышленницы – может, из местных крестьянок, неизвестно. О четырёх годах жизни общины до создания Леснинского монастыря Рождества Пресвятой Богородицы источники молчат. Известно, что через четыре года, в 1889-м, она принимает постриг, посоветовавшись с несколькими людьми, которые в её духовной жизни много значили, в том числе с Амвросием Оптинским, который благословил её начинание. Известно, что она не просто просила благословения старца, а поделилась с ним, что видит свою обитель монастырём деятельного типа, чтобы внимание там уделялось прежде всего миссионерской, просветительской деятельности женщин среди местных крестьянских детей.
– Зачем ей нужен был постриг и монашество? Почему нельзя было воспитанием и обучением детей, в том числе наставлением в вере, заниматься светским образом?
– У нас этот вопрос возникает, потому что в наше время мы не встречаем такого монашества. В отношении игуменьи Екатерины и её сестер скорее стоит говорить об иночестве, чем о монашестве.
– Как отличить иночество от монашества – разве это не одно и то же?
– Монашество – лишь один из путей иночества, от слова «иной», то есть не такой, как все, посвятивший свою жизнь служению не себе и своему, а другим – Богу и ближнему. Человек может быть иноком, и не принося монашеских обетов нестяжания, целомудрия и послушания. У нас в церкви известен опыт, когда были такие иноческие общины, это были настоящие подвижники, которые не уходили в монастырь, но вели особую строгую жизнь, всецело посвящая себя Христу.
Этот вопрос – как наиболее целостно посвятить себя Богу – и был главным для игуменьи Екатерины. Для рубежа XIX–XX веков монашество ещё виделось самым адекватным путем для этого. Ещё один аргумент – здесь я отдаю должное практичности игуменьи Екатерины – вновь создаваемый монастырь, если получится воплотить задуманное, может стать серьёзным экономико-хозяйственным, просветительским и духовным явлением, которое вписывается и в церковные, и в государственные представления. Ведь она обращалась к традиционным формам, к которым было доверие и народа, и церкви, и власти. И как человеку, который берёт отвественность за воплощение своей задумки, старшему в этом монастыре, безусловно, ей надо было принимать постриг и настоятельство.
– Я, кажется, нигде столько не читал одновременно противоположных мнений о монашестве, сколько у игуменьи Екатерины (Ефимовской). Она монастырь считала «громадной дремлющей силой, которой ещё суждено проснуться», и одновременно жёстко критиковала современное ей монашество. В чём особенности служения игуменьи Екатерины и сестёр Леснинского монастыря, может, именно как служения женщин в церкви?
– Принимая во внимание ещё и опыт жизни и служения преподобномучениц великой княгини Елизаветы Федоровны и матери Марии (Скобцовой), мне кажется, что христианское служение не носит на себе особых гендерных отпечатков. Можно вспомнить служение братства Николая Неплюева, который любил детей и относился к ним нежно, ласково и одновременно строго – ровно так же, как игуменья Екатерина. Можно, конечно, увидеть в её служении и дар материнства и вспомнить мать Марию (Скобцову), которая понимает своё монашество как материнство по отношению ко всем людям. Что касается игуменьи Екатерины, я вижу несколько вещей – не знаю, сугубо ли они женские – но именно эти дары можно проследить и у Елизаветы Фёдоровны, и у матери Марии. Это предприимчивость, практичность ума, расположение к искусству, наукам и богословию. Сугубо ли это женские черты? Мне кажется, что это универсальное качество пытливого христианского ума и чуткого сердца, как и всецелое самопожертвование – силами, здоровьем, временем, имуществом.
Великая княгиня Елизавета Федоровна в Марфо-Мариинской обители. Фото: mmom.ruЧто ещё важно для служения игуменьи Екатерины – она уравнивает служение Богу и ближнему со служением родине и народу. Она говорила: «Я стала монахиней больше из любви к народу, чем к Богу».
Это важно сказать, потому что сейчас эти сферы расходятся как чуждые. Есть сферы церковной и светской жизни, в которых человек может себя реализовать. На самом деле предельно важно взаимопроникновение – христианин не может быть отделён от общественной жизни своей страны и своего народа. Просто он действует особым образом – на евангельских началах. Именно Евангелие, жизнь по вере в Бога и человека для игуменьи Леснинского монастыря – фундамент к объединению разных миров: простых людей, интеллигенции и дворян, чтобы они стали единым русским народом.
– А что собственно делалось в Леснинском монастыре для исполнения этой миссии?
– Если совсем кратко: христианское просвещение, медицинская помощь местному населению и народное образование, которое осуществлялось посредством целого пула начальных школ с научением различным ремеслам. Также они готовили учителей как для своих школ, так и для начальных школ за пределами монастыря. Это по духу и по образу действия, считала игуменья Екатерина, наследовало служению древних христианских диаконис, в котором она особым образом выделяла христианское просвещение.
– Нуждается ли по-вашему Русская православная церковь сегодня в диакониссах?
– Конечно, нуждается. Диакониссы в древней церкви занимались просвещением в смысле помощи в подготовке людей к крещению, ухаживали за пожилыми и больными членами церкви, помогали причащать по домам тех, кто не смог прийти на богослужение. Если говорить о сегодняшнем дне, то мы прекрасно видим, что в основном наши храмы наполнены женщинами. И у них не пропали эти качества: инициатива, предприимчивость и стремление к духовному образованию. К монашескому постригу и жизни в монастырях они не стремятся, но не бросая семьи и детей, женщины готовы многое делать и делают для Бога и людей, для церкви. Такое посвящение себя служению по образу диаконис было и в московской Марфо-Мариинской обители, и в Леснинском монастыре.
– Отношение игуменьи Екатерины к монашеству, как вы пишете, было особенным. Например, хотя она сама была очень аскетичным человеком, но больных, немощных и тружеников могла заставлять есть мясо. Аскетика – это пожертвовать всю жизнь Богу, она мало касается того, что едят и пьют. И ещё она сомневалась, что из современных монахинь могут получиться настоящие диакониссы, считая, что диакониссы – это шаг вверх по отношению к женскому монашеству.
– Да, потому что диаконическое служение нацелено на общество, а не на себя, как часто бывает в монастырях. В Леснинском монастыре было до семисот детей, и занимались их воспитанием 300–350 человек.
– Это были местные крестьянские дети?
– Да. В крестьянских семьях было очень много детей, часто семьи были не в состоянии их кормить и содержать. Детей в монастырь привозили, приносили, подкидывали младенцев. Был целый приют для малышей. В местных газетах от имени монастыря публиковали приглашение в школы для девочек, желающих учиться. Они должны были принести с собой минимум одежды, всё остальное давал монастырь. В школах мальчикам давали навыки сапожного и столярного мастерства. Девочки, как я говорила, могли стать учительницами. И это было качественное образование, выпускниц приглашали в семьи в центральной части России. Они потом писали трогательные письма игуменье Екатерине с благодарностью и рассказами, как они ходят в театр, например.
В школах учёба была выстроена так, чтобы дети бывали на богослужениях, но при этом наставники хорошо знали меру участия детей в молитве. Один из посетителей Леснинского монастыря в своих записках отмечает, что на богослужении были и некрещеные дети – в так называемом чине оглашаемых, это значит, что их готовили к осознанному крещению. Кроме того, игуменья Екатерина приветствовала молитву своими словами, и часто старшие девочки, когда укладывали спать младших, вместе с ними молились. Это ещё одна перекличка с братством Николая Неплюева, где был принцип, чтобы старшие дети заботились о младших.
– И молитва своими словами тоже была у Неплюева в храме на сугубой ектение. Как служение игуменьи Екатерины (Ефимовской) принимали в Русской церкви и в русском обществе? Были подражатели или напротив – критики и враги?
– Игуменья Екатерина была бойцом, но бойцом очень мирного духа. Свои идеи она горячо отстаивала и не боялась вступать в прессе в полемику о новом монашестве, где приоритетом выбраны не созерцание и аскетика, а конкретное практическое исполнение евангельской заповеди о любви к ближнему через служение миссии, христианское просвещение и социальную помощь.
В разгар этой полемики епископ Серпуховской Никон пишет: «Если вы не можете жить аскетически, как положено монахиням, тогда займитесь служением диаконисс». С этих слов епископа игуменья Екатерина и начинает свою докладную записку в Синод о том, что пришло время возрождать чин диаконисс. Но, как известно, эта просьба, имея широкую и положительную оценку очень многих священников и церковных деятелей, тем не менее не получила поддержки в Синоде. И ровно также через несколько лет поступит великая княгиня Елизавета Фёдоровна. Она тоже будет обращаться с предложением к Сионду о восстановлении чина диаконис. Опять будет волна дискуссий в церковной и светской прессе, будет полемика среди церковных иерархов, многие из которых положительно отнесутся к этой инициативе, но официально чин диаконисс так и не будет восстановлен.
Однако опыт деятельного монашества сам пробивал себе дорогу. В Холмском крае по образу Леснинской обители появилось пять монастырей: Вировский, Теолинский, Радочницкий, Красностокский и Турковицкий.
– Вы говорите о миссионерском служении сестёр Леснинского монастыря, в чем оно заключалось?
– Если в начале XX века на съезде монашествующих было очень много внимания уделено дискуссии о миссии современного монашества, их просветительской деятельности, то вот в XXI веке этот вопрос на обсуждение, к сожалению, уже не ставится.
Мне думается, что понятие миссии, свидетельства о Христе для неё было более внутренним, это не просто некое действие, а взаимное обогащение ценностями христианской веры народа и ценностями культуры русской интеллигенции. Похожая идея ведь была и у великой княгини Елизаветы Фёдоровны. Её Марфо-Мариинская обитель тоже не была сугубо социальным заведением церковного характера, скорее это культурно-просветительский центр Москвы. Туда приходили поэты, художники, читались лекции. Подобный опыт был и в Леснинском монастыре. Простое христианское милосердие – тоже древнейший род миссии: к ним приходили и за медицинской помощью, и за обычным житейским советом, и для составления документов в судебных тяжбах, население-то было малограмотным.
При том что приехали-то они в традиционно католический край, и сначала было довольно настороженное отношение к православной общине, например, могли не дать ведро во время пожара для того, чтобы сёстры набрали воды и потушили свои строения. А через несколько лет такой их подвижнической жизни монастырь действительно стал народным. На праздник собиралось тридцать тысяч паломников, как фиксируют источники. Сначала был один небольшой деревянный храм, потом стало шесть храмов, один из них по размерам сопоставим с московским храмом Христа Спасителя. К монастырю была проложена специальная железнодорожная ветка.
Когда приезжали паломники, то богослужение проводили на поляне, посередине которой сооружали специальный алтарь за стеклом, чтобы люди могли всё видеть и лучше слышать проповедника. Были оборудованы лесенки, по которым люди поднимались причаститься, устроено много мест для исповеди. Всё это великое множество паломников старались хоть немножко накормить, напоить, устроить на ночлег. Мне кажется, в таком уважительном, сострадательном отношении к человеку и заключается главная миссия христиан, тайна Самого Христа – быть вместе со своим народом. И люди отвечали большой благодарностью, приезжали снова и снова.
– Как складывалась судьба Леснинского монастыря и его настоятельницы после революции 1917 года?
– Вопрос трудный и ответ на него, скорее, грустный. Наверно, так часто бывает в жизни выдающихся личностей – их обаяние, дары и сила, к сожалению, редко передаются.
Леснинский Богородицкий монастырь просуществовал с 1889 до 1915 года. Его деятельность была нарушена Первой Мировой войной. Военные действия приближались к Лесне, и сёстры монастыря вместе с игуменьей Екатериной и её помощницей матушкой Ниной должны были эвакуироваться в Петроград. Благо игуменья Екатерина была в очень близких, дружеских отношениях с Иоанном Кронштадтским, который ещё до войны помог устроить монастырю небольшое подворье в Петербурге.
Главный собор Леснинского монастыря. Фото: monasterelesna.comПосле революции сёстры вместе с матушкой Екатериной перемещаются в Бессарабию, далее в Сербию, где в Ново-Хоповском монастыре в 1925 году закончился её жизненный путь. Закончился, надо сказать, знаменательно – буквально за месяц до кончины в монастыре проходил третий съезд Русского студенческого христианского движения, на заседаниях которого она присутствовала уже будучи больной.
Игуменья Екатерина была канонизирована Зарубежной церковью в 2010 году, её память приходится на 28 октября по новому стилю.
Сейчас Леснинский монастырь и чудотворная Леснинская икона находятся на территории современной Франции, в нормандской деревне Провемон. Это совсем небольшая община сестёр, они уже несколько раз меняли юрисдикцию и сейчас входят в некую Сербскую истинно-православную церковь.
– Я понимаю, что повторить один к одному опыт леснинской общины невозможно, но что можно перенять сейчас и можно ли? Является ли наследие игуменьи Екатерины сегодня для нас духовным императивом?
– Я думаю, что является. Для меня и моих братьев и сестёр в общине он очень много значит. На уровне каких-то внутренних решений моя жизнь точно поменялась. Появилась решимость быть человеком не только верующим, но и инициативным в общественной жизни. А перенять и повторить можно очень многое, а что-то просто необходимо. Важнейшее – церковным людям надо брать на себя инициативу и снова учиться диалогу с представителями общества, с людьми науки и искусства. Серьёзное богословского образование для женщин, мне думается, это очень актуальная идея, да и для мужчин тоже. Необходимо и ответственное участие христиан в современном образовании, как и творческое христианское просвещение детей. Нам надо перенимать умение утешать и сострадать людям – не только тем, кто болен физически, но и кто болен душой и духом, а это чуть не 100% нашего населения – надо тратить на это силы и время. Послужить Богу и ближнему – значит послужить своей отчизне и своему народу, считала игуменья Екатерина (Ефимовская). И принципиальным из её наследия остаётся для нас её завет о самостоятельной мысли, чтобы мы не боялись размышлять, думать на современные темы. И ещё стоит перенять такую простую потребность – жить вместе, молиться вместе, вместе что-то созидать, думается, сегодня это очень востребовано.
