Месяц назад Сейм Латвийской республики внёс поправки в Закон о Латвийской православной церкви, которая является самоуправляемой Православной церковью в составе Московского патриархата, и утвердил её так называемую «автокефалию». Есть ли у этого решения исторические и канонические основы и как будет развиваться ситуация дальше? «Столу» на эти вопросы ответил доктор исторических наук, профессор кафедры церковной истории Санкт-Петербургской духовной академии Сергей Фирсов.
– Сергей Львович, как вы оцениваете ситуацию в целом? Законно ли постановление Сейма Латвии с правовой и исторической точек зрения?
– Сегодня Латвийская церковь безусловно находится в сложном положении. Давление, которое оказывается на священноначалие и верующих с разных сторон, огромное. Юридически это постановление – нонсенс, оно противоречит Конституции самой Латвии (согласно статье 99-й Конституции Латвии, «Церковь отделена от государства». – прим. ред.). Но исторически, как приходится признать, отделение новой автокефальной церкви от Церкви-Матери всегда происходит со скандалом.
– Есть ли в истории примеры аналогичной ситуации, когда автокефалия учреждается по инициативе светской власти и вопреки канонам?
– А как же. 1448 год. Русская церковь, юрисдикционно входившая в Константинопольский патриархат, похожим образом стала автокефальной. Великий князь Московский Василий приказал арестовать митрополита-грека Исидора под предлогом того, что тот принял унию. Далее по инициативе князя в Москве был созван архиерейский собор, на котором митрополитом Московским избрали Иону, епископа Рязанского, без согласования с Константинополем. Это действие было с точки зрения церковного права некорректно. В дальнейшем об этом многократно напоминал русским властям преподобный Максим Грек, за что и был посажен в монастырскую тюрьму. Впрочем, теперь он в РПЦ канонизирован и даже его мощи выставлены для почитания (в Трапезном храме Троице-Сергиевой лавры. – прим. ред.). Русская церковь, надо сказать, всегда подспудно понимала, что в 1448 году сделала что-то не то. Поэтому когда в 1547 году венчали на царство Ивана Грозного, некоторое время спустя, «на всякий случай», послали гонцов в Константинополь, чтобы патриарх завизировал этот акт. Это означает, что в Москве все понимали: наша автокефалия на тот момент не имела канонического признания.
– В нынешней полемике о статусе Латвийской церкви часто звучит имя священномученика Иоанна Поммера (Яниса Поммерса), убитого в 1934 году. Будто бы он стоит у истоков автокефалии Латвийской церкви и погиб за идею независимого латвийского православия. Насколько этот образ Яниса Поммерса соответствует историческим фактам?
– Убийство Иоанна Поммера так и не было раскрыто. Есть версия, что его убийцы были подосланы кем-то, кто имел связь с тогдашним президентом Латвии Карлисом Улманисом и что убийство было мотивировано тем, что священномученик Иоанн, наоборот, не хотел порывать с Матерью-Церковью. Но это только одна из версий. Это могли быть просто бандиты. Там могло быть всё что угодно.
– Есть мнение, что нынешний владыка Александр молчит, потому что знает историю Яниса Поммерса и поэтому боится спорить с властями. Насколько это правдоподобно?
– Нет, он как раз ничего не боится, потому что ситуация – в его пользу. Молчание связано с его общей политической позицией и с его позицией по событиям на Украине, которая совпадает с позицией латвийских властей. Бояться ему нечего – он гражданин Латвии по рождению (митрополит Александр (Кудряшов) родился в селе Рудзеты Даугавпилсского уезда в 1939 году. – прим. ред.). И он не говорит никаких приветственных слов по поводу произошедшего из чисто дипломатических соображений. Иногда молчать выгоднее, чем говорить, не так ли?
– Как вы видите перспективу развития ситуации?
– На этот вопрос чёткого ответа сейчас никто не даст. То, что Константинопольский патриархат в итоге получит серьёзное влияние в Латвии, – более чем вероятно. Но как это будет юрисдикционно оформлено – покажет время (я думаю, впрочем, что недалёкое).
– Но латвийские власти, в отличие от украинского президента Порошенко, не обращались за томосом в Константинопольский патриархат. Имя Константинопольского патриарха пока вообще не прозвучало в этой истории, в отличие от украинской. Почему?
– Здесь имеют место совершенно другие игры. Киевская митрополия, действительно, исторически была в подчинении Константинополя, и в случае с ПЦУ это ещё как-то объяснимо. В случае с Латвийской церковью такое не может пройти, потому что для неё Церковью-Матерью однозначно является Русская. Включение её в состав Константинопольского патриархата, имевшее место в 1936–1940 годах, – это совсем непродолжительный исторический эпизод, и к нему апеллировать трудно. Поэтому, в отличие от Украины, латвийский Сейм и постановил, что Латвийская церковь не должна подчиняться никакой другой церкви за пределами Латвии. Я не знаю, как они дальше будут отыгрывать эту ситуацию. Потому что руководство Константинопольского патриархата вообще-то тоже находится за границей Латвии, в Турции.
– А как происходило присоединение латвийских епархий к Константинополю в 1936-м? Были какие-то законные основания для этого? Разве была отпускная грамота от Москвы, какие-то переговоры с Русской церковью?
– Тогда была ситуация совсем не та, что сейчас. Вы представляете себе положение Русской церкви в 1936 году? Какие с ней могли быть переговоры? Вся наша иерархия сидела в тюрьме, на свободе было всего четыре правящих архиерея. У нас была одна печатная машинка на всю Патриархию… Русская церковь была фактически уничтожена, и тут Константинополю фактически не с кем было разговаривать.
– Есть мнение, что отделение Латвийской церкви от РПЦ – это отдалённое эхо распада СССР. Просто в Церкви все процессы происходят в замедленном темпе. Насколько это так?
– Да. Такие утверждения вполне правомерны. И это вы ещё мягко описываете ситуацию.
– Каков ваш прогноз: все остальные церкви в бывших союзных республиках тоже отпадут от Москвы? Насколько вероятен дальнейший «парад суверенитетов»?
– Не нужно делать прогнозов. Пока вопрос так не стоит. Логика исторического процесса такова, но происходит всё неровно, не напрямую. Ясно, что священноначалие РПЦ будет всячески этому процессу противиться. Но всё будет очень сильно зависеть от властей всех этих государств и от их обществ. В истории православия светские власти так или иначе всегда вмешивались в церковную жизнь – либо оказывая покровительство церкви, либо, наоборот, пытаясь искоренить религию. Зависимость от политической власти в разных странах разная. И очень много зависит от того, в каких политических условиях существует та или иная диаспора. В странах, где преобладает ислам, наоборот, более вероятно укрепление связей местной Православной церкви с Церковью-Матерью. В этом смысле вряд ли будет какая-то независимая Церковь в Туркмении, например.
– По вашим наблюдениям, насколько инертна православная публика в Латвии? Все единодушно признают эту автокефалию или стоит ожидать протестных настроений от пророссийски настроенных клириков и прихожан?
– Думаю, решение Сейма внесёт смуту, а может быть даже и раскол в духовенство Латвии. Какой силы будет этот раскол – никто сейчас не знает. Но если рассуждать логически, то из 118 приходов, которые ныне имеются в церкви Латвии, большинство совершает богослужение на латышском языке. Соответственно, и священники там – в основном носители языка или выучившие его. То есть это не «московские агенты», а либо граждане Латвии, либо имеющие вид на жительство с правом работы. И, конечно, общее стремление латышей быть независимыми от Москвы в данном случае играет роль. Не будем забывать: у любой нации есть какие-то комплексы. И у государств они тоже есть. Это надо учитывать. Есть такая категория, как «своя правда». Поэтому о такого рода явлениях можно и следует рассуждать только с учётом национальной психологии, иначе вы ничего не поймёте в имеющих место быть исторических процессах.