Понятие секулярного, а уж тем более деление на секулярное и божественное – это обман, чтобы набрать классы. Ну или заговор рептилоидов, кому как привычней.
Cекулярное стремится не просто сузить область религиозного, но именно вытеснить. Это хорошо прослеживается, если мы посмотрим, как религия определяется изнутри секулярного сознания: как одна из форма общественных отношений, обусловленная верой в сверхъестественное. То есть религиозное редуцируется до общественного, становится одним из проявлений социальной саморефлексии.
Имеет ли такое определение хоть какое-то отношение к тому, как религия мыслит самое себя? Разумеется, нет. Религиозное сознание не терпит условностей, изнутри себя оно принципиально объемлет всё, в том числе и социум, в который его помещает секулярное сознание. То есть для секуляризма религия вторична по отношению к обществу, для религиозного же сознания, напротив, общество вторично по отношению к религии, общественное есть производное от религиозного. Иными словами, только тогда, когда люди начинают сообща во что-то верить, возникает общество.
Так почему же секулярное именно вытесняет религиозное, а не просто определяет надлежащее ему место? Потому что само определение религиозного, которое даётся ему секулярным, противоречит понятию религиозного как таковому. Религиозное – это всегда тотальное, то, что связывает человека с онтологическим фундаментом действительности, с тем самым перводвигателем, который движет всё, но сам сохраняет неподвижность. В то время как секулярное понимает религиозность как вторичное свойство тотальности общественных отношений, как одну из его модификаций, причём модификаций не самых важных.
И обратите внимание: секулярное сознание не терпит противоречий, любое религиозное возражение против секулярного будет воспринято как фундаментализм. Христианин, иудей, мусульманин – знай своё место в системе секулярного общества! Не лезь в политику, не смей воспитывать наших детей, не смей говорить о своём отношении к половому вопросу! Мы это решим сами своим секулярным умом!
Кстати, здесь возникает ещё одно интересное противоречие. Ведь секулярное означает разделённое; при этом секулярное претендует на ту всеохватность, что некогда принадлежала религиозности. Но как разделённое в то же время может быть всеохватным? Это логический парадокс. Точно такой же лжец, который говорит, что лжёт; как тезис о том, что истины не существует, претендующий на истинность, как и онтология индивида, то есть такого неделимого атома, который в то же время предполагает подле себя другой неделимый атом; но совокупность этих атомов предполагает делимое пространство, делимое бытие, или, вернее, скукоживание этого бытия до произвольно установленного абсолютного минимума, некоего индивида, который не имеет никакого выхода к абсолютному максимуму – так какая же здесь может быть онтология?
И здесь возникает ещё одно противоречие секуляризма. Секулярная наука об обществе говорит, что человек всегда есть производное от того общества, в котором он существует. То есть здесь онтология перемещается от уровня индивида на уровень общественного, именно общественное есть подлинно неделимое. В то же время секулярная (модерная и постмодерная) наука учит нас индивидуализму: не верьте никаким метанарративам, предел всего есть лишь ваше собственное воление. В таком случае именно человек со своей индивидуальной волей конструирует социальное.
То есть, с одной стороны, человек есть производное от общества, а с другой стороны, он сам же это общество и конструирует. Или, как выражает это противоречие англиканский богослов Джон Милбанк, «секулярный разум считает онтологию [насилия] связанной с открытием факта человеческого конструирования культурного пространства; я же стремлюсь показать, что последнее утверждение является отдельным тезисом и что это человеческое конструирование никоим образом не обнаруживает с необходимостью существования автономного человеческого пространства... Проблема человеческого конструирования культуры апоретическим образом пересекается с идеей культурного конструирования человечества».
Каким же образом это противоречие остаётся скрытым для самого секулярного разума? Здесь обнажается имплицитно заданная религиозность секулярной науки, её нужда в том самом перводвигателе, первопричине. Секулярная наука начинает конструировать понятия об «эволюционных механизмах», «невидимой руке рынка», о «разумном эгоизме», о неких «гражданских добродетелях», которые свойственны человеку от природы. Но все эти потуги есть не что иное, как секуляризированная теология, эрзац-Провидение, как попытка установить автономный разум в качестве разума провидческого.
Если обобщать, то секулярность есть просто инвариант религиозности. Поэтому безусловно права Дарья Кормановская, когда пишет, что секулярное следует рассматривать как вытеснение божественного. Не права она в другом: это вытеснение необходимо терпит крах, поскольку генеалогически секулярное сохраняет связь с божественным, и отделить одно от другого попросту невозможно. В этом смысле те же законы Шариата куда честней, чем наши секулярные законы: они честно признаются, что религиозное и есть светское.
Если мы посмотрим на всю поствеберианскую традицию, то обнаружим, что вымещение божественного секулярным – лишь оптический обман; Агамбен пишет о модерных принципах экономики и управления, которые ведут свою генеалогию от троичной идеи домостроительства; Альтицер предлагает свой вариант радикального христианства, где Бог воплотился в человека, чтобы отказаться от своего трансцендентного статуса и стать плотью истории; Бонхёффер, а вслед за ним Шмеман рассуждают, что христианство — это вовсе не религия, или, как вариант, христианство – это «религия без религии», эмансипированная вера. Все это склоняет нас к мысли, что секулярность уже заложена изнутри христианства, и секулярность надлежит рассматривать в Провиденциальном ключе.
Иллюстрация Уильяма Блейка «Создание Адама». Фото: Галерея ТейтПри этом тот же Милбанк, когда критикует социальную теорию, исходя из позиций, которые были бегло описаны мной выше, указывает, что он вовсе не требует реставрации прежнего теологически ориентированного общества. Скорее его призыв похож на флоровское «Вперёд, к отцам»: мы должны вспомнить, что все светские науки имеют теологический фундамент, и на основании этого не отказываться от их достижений, но попросту их пересмотреть, чтобы выйти из того тупика, куда себя завело понятие секулярного. Вывести – вперёд, к прогрессу.
Кстати говоря, о чём-то подобном писал и Зеньковский, когда указывал, что русская философия есть следствие «внутрицерковной секуляризации», то есть освобождения церкви как от политических амбиций, так и от школьности, или, вернее, школярности своей собственной догматики. И в этом смысле ещё более характерна философская биография Булгакова: пройдя искус сначала марксизмом, потом философией, он наконец пришёл к богословию. При этом это движение не заставило его отрицать ни марксизм, ни русскую философию: скорее он органично впитал их в свою софиологическую систему.
Вот, например, что пишет ещё не отец Сергий, но Сергей Николаевич в работе «Философия хозяйства» о сути такой начисто секулярной науки, как политическая экономия: «Понимание хозяйства как явления духовной жизни открывает глаза на психологию хозяйственных эпох и значение смены хозяйственных мировоззрений. Им выдвигается также чрезвычайно важная проблема не только научного, но и практического характера – именно о значении личности в хозяйстве. Понимание хозяйства как творчества, дающее место свободе, приводит также к проблемам этики хозяйства и его эсхатологии, именно только оно и делает возможными эти проблемы, исследование которых ещё предстоит нам в дальнейших частях этого сочинения».
Иными словами, секулярное не следует отбрасывать, его следует осмыслить в качестве религиозного, провиденциального и даже – сильнее – христианского. Надлежит осуществить консервативный переворот либерального понятия христианства как «религии без религии», тем более что пути этого переворота уже были предложены Булгаковым и Милбанком.
Христианство предполагает стремление прежде всего по преодолению собственной греховности. Это означает, что жизнь христианина всегда трагична: христианин знает, что исходом действительности будет не идеально устроенный Космос, но Апокалипсис, за которым последует Суд. И эта принципиальная конечность времени, его линейность, которую не может принять в себя античное миросозерцание, предполагает его трагичность, оторванность, неустроенность, невозможность построения в земных условиях подлинного, вечного Царства.
Но именно конечность земного бытия позволяет извлечь из него смысл. Ведь то, что не имеет конца, не имеет и смысла; бесконечное длится вечно, и следовательно, любый смысл, который мы попытаемся установить, будет неизбежно опровергнут убегающей от него бесконечностью сборок и переборок этого смысла.
Да, Откровение об Апокалипсисе подразумевает, что всякое земное государство порочно и рано или поздно будет уничтожено; но в то же время Откровение сулит нам как конечным существам неизмеримо большее: Смысл, который будет извлечён из нашей жизни на Страшном суде. В том числе и смысл жизни, проведённой в секулярном, «безотцовском» обществе.
