«Молитва памяти» состоялась. Эта ежегодная акция молитвенного поминовения имён жертв советских репрессий прошла почти в 50 городах. На улицах Москвы, Санкт-Петербурга, Воронежа, Твери, Екатеринбурга, Архангельска и множества других мест люди приходили к микрофонам как с именами своих родных, так и с именами из длинных списков всех, кто погиб с 1917-го по 1990 год.
А должны бы выйти в тысяче городов – в России их примерно столько, и ни один из них, от мала до велика, ручаюсь, не избежал красного колеса. И в десятках тысяч иных населённых пунктов нужны, просто необходимы эти молитвы, эти свечи в окошках, эти имена на устах, которые, может быть, ещё никто и никогда перед Богом не вспоминал, а некоторых и помянуть-то давно уже некому.
И это не акция протеста. Это мягкая терапия. Просто звучащее слово, в котором воскресает человек, оживает память, размягчается сердце. Это та терапия, которая действует на организм всего нашего народа целительно. Принимая её, мы можем надеяться, что она подействует, болезнь нашего беспамятства отступит и хирургическое вмешательство не потребуется. Ведь если омертвеет память и сердце, то весь организм погибнет. Те, кто говорит, что пора перевернуть страницу, забыть эти ужасы и жить с чистого листа, обрекают на бесславный конец и себя, и всех, за кого они отвечают, – родных, близких.
Фото: Дмитрий Савостьянов/КоммерсантъПочему же, несмотря на то что «Молитва памяти» уже больше 10 лет проходит в стране, её география в этом году не сильно расширилась?
Можно сказать, что проблема во власти. Да, действительно, нынешняя власть воскрешает советский миф в новых формах, строит идентификацию россиянина на образах советского времени: победа в Великой Отечественной войне, героика индустриализации, сила оружия. Но винить правителей во всех народных бедах – это тупик. И, кроме того, вектор на советские флэшбэки был избран с 1993 года, так что никаких новостей и существенных причин тут нет. Напротив, во всех городах – кроме Москвы – местные власти согласовали акцию без проблем. Тогда в чём же причины?
Во-первых, люди стали больше бояться. Трудно подойти на улице к микрофону, назвать имя, возраст, профессию человека, потом тяжело уронить сверху слово «рас-стре-лян». И раньше было непросто, а сейчас это и вовсе непосильный труд. Но только потому, что всё окрашено одной краской: молитву не могут отличить от прокламации, а поминовение от лозунга.
Во-вторых, контекст не отменишь. Кого поминать? И энкавэдэшников тоже? А евреев можно? Если они не православные? А тех, кто сгинул в Великую Отечественную? А политзеков, которые сейчас в застенках? А наших ребят, кто погиб в СВО? А тех ребят?
Всех можно. Только в своём сердце и в своей молитве. Или на какой-то другой акции. А на «Молитве памяти» мы поминаем жертв советских репрессий, не отделяя каких-то национальностей, профессий, рода занятий. Поэтому что именно морок совдепии ещё стоит над нами так же тяжело и надёжно, как Ленин вмонтирован в Красную площадь – в сердце Москвы.
Основатель благотворительного фонда «Диакония» Елена Рыдалевская, скончавшаяся от онкологии два года назад, регулярно участвовала в акции. Как-то рассказала, что с детства была папиной дочкой. Но только в зрелом возрасте она узнала, что отец был осужден по 58-й статье и попал в лагерь в 17 лет как враг народа. Тогда и поняла, откуда эта нелюбовь к служебным собакам.
Елена Рыдалевская. Фото: с личной страницы на VK– Травма поколений, переживание утраты и сиротства оставили глубокий след в моей жизни. И теперь, имея собственных внуков, не могу не печалиться о том, что мои дети не знали своего деда, не имели прекрасной возможности учиться у него любви к книгам, музыке, театру. И мне важно, чтобы тому, что случилось в нашей стране в прошлом веке, была бы дана взвешенная оценка, чтобы добро и зло были бы названы своими именами и чтобы память о невинно убиенных, замученных, преждевременно ушедших из жизни была бы достойным образом запечатлена на нашей земле, – говорила Елена.
Она была верующим человеком. Поэтому не требовала кого-то наказать или обличить. Елена просила всё правильно оценить, то есть протрезветь, проснуться и воздать достойную память тем, кто был невинно репрессирован.
Но так ли это понимают церковные чиновники? Отнюдь. И это третья причина, почему акция замедлила свой ход.
В Москве, например, в Южном викариатстве, где епископ Сергиево-Посадский и Дмитровский Фома (Демчук), был разослан циркуляр, в котором написано, что «в ряде храмов планируется проведение общественно-политической акции “Молитва памяти” с публичным чтением имен пострадавших, акции, далёкой от смысла церковного поминовения усопших». Очевидно, что владыка (если он автор этого послания) ни разу сам ни в чём подобном не участвовал, ни с кем из организаторов не связывался и с решениями патриарха не ознакомился. Ведь на сайте патриархии в 2020 году прямо говорится, что «Молитва памяти» – молитвенное чтение имен погибших и пострадавших в годы репрессий». Или знал, но решил всё сделать по-своему?
Тут ещё заметен особый почерк патриаршего секретаря протопресвитера Владимира Дивакова, известного столичному духовенству ещё с 1990-х годов, когда нынешних молодых викариев там вовсе не было. Это его стиль собственного делопроизводства, часто идущего вразрез с мнением начальника.
В Твери в ответ на прошением митрополиту Амвросию поддержать акцию в этом году секретарь епархии игумен Борис (Тулупов) ответил письмом под копирку, повторяющим ответ 2021 года. Общий смысл их такой: у нас своя программа молебнов, и мы будем её придерживаться. Но 28 октября вдруг вышел циркуляр, которым «благословляется участие клириков Тверской епархии в общественных мероприятиях, посвящённых Дню памяти политических репрессий, организованных и проводимых с письменного разрешения местной администрации». При всей глубине компромисса (почему священники не могут помолиться без чиновничьего письменного благоволения?) надо заметить, что это прямо противоречит тому, что месяц назад ответил организаторам епархиальный секретарь.
В Екатеринбурге митрополит Евгений (Кульберг) благословил «Молитву памяти», а у Храма на Крови настоятель отец Максим Миняйло говорил очень благожелательно, но твердо, что ничего там не будет. Так же отвечал и настоятель храма Большой Златоуст отец Виктор Явич.
Митрополит Евгений (Кульберг). Фото: epds.ruЧто же это? Кругом измена, трусость и обман? Или это какое-то церковное диссидентство? В любом случае духовенству должны быть известны слова Евангелия, что «дом, разделившийся сам в себе, не устоит».
В случае такой реакции на «Молитву памяти» это становится очевидно. Вместо молитвенного труда и поминовения такие «отказники» предпочитают забвение. Не знают, бедные, что на какое-то время забыть о раковой опухоли можно, но только рак от этого не излечится и здоровые клетки не появятся. А потом, на третьей или четвёртой стадии, когда лекарства уже не помогают и сил прошептать имена уже нет, может, и случится озарение, да только будет поздно.
И не важно, сами ли эти батюшки и архиереи чего-то боятся или «пославшая их жена» была слишком строга, перед Богом отвечать будут те, кто подписывал отказы, рассылал запреты или прямо клеветал, подменяя церковное политическим. Боятся ли они этой ответственности?
И как тут не вспомнить очерк Апушкиной «Крестный путь преосвященного Афанасия (Сахарова)», где она пишет о возвращении митрополита Кирилла (Смирнова) из ссылки в Москву. Автор указывает, что вместо ГПУ «владыка Кирилл первым делом всё же отправился к патриарху, который только что подписал согласие принять в общение обновленца Красницкого. На вопрос, зачем Святейший это делает, митрополит Кирилл услышал ответ: “Я болею сердцем, что столько архипастырей в тюрьмах, а мне обещают освободить их, если я приму Красницкого”. На это владыка Кирилл сказал: “Ваше Святейшество, о нас, архиереях, не думайте. Мы теперь только и годны на тюрьмы…”»
Митрополит Кирилл (Смирнов). Фото: общественное достояниеМеж тем акция «Молитва памяти» уже вписана и в церковную, и в русскую историю. Когда в 2011 году она начиналась, почти никто в Русской православной церкви не хотел даже и думать о том, какую ответственность несут христиане за наше окаянное прошлое. А в 2021 году Священный Синод постановил, что 30 октября – это день особый, требующий сугубой молитвы, что во всех храмах нужно совершать заупокойную молитву, а в Бутово, на печально известном полигоне, можно даже произнести имена. Очень верное и нужное решение. Только слишком запоздалое, нецелостное и без какой-либо возможности проверить, как оно исполняется.
«Молитва памяти» проходила в мирные «допротестные» годы. Она совершалась до и после Крыма. Она продолжилась в ковидные годы. И сейчас, когда свет надежды особенно нужен людям, она звучит. Она – твёрдый факт. Она прорывается в вечность, где у Бога все живы.
