Год заканчивается с необычайным вниманием СМИ к русскому православию. Связано это с действиями не Московского патриархата, а Константинопольского. Сначала Константинополь заявил, что забирает у РПЦ Киевскую митрополию, переданную Москве ещё в XVII веке, а затем – что распускает русскую Архиепископию в Западной Европе.
Причин – политических, национальных, исторических, социальных и прочих, верных и надуманных, – сказано и повторено предостаточно. В общем шуме не сразу и разберёшь, что все оказались в дураках: и Москва, и Константинополь, и Киев, и Париж. Грустнее всего, что этими скандалами только заглушаются настоящие церковные проблемы, породившие и питающие данную ситуацию. Эти проблемы касаются всего мирового православия, пусть и в разной степени. Именно поэтому всем сейчас трудно помочь. И православие, невероятно ослабевшее буквально во всех важнейших сферах: миссии, духовном образовании, богословии, богослужении, церковном устройстве и управлении, – вытесняется всё дальше на периферию христианской и общественной жизни.
Владимир Путин и патриарх КириллГоворилось об этом и десять лет назад, и двадцать – никто не хотел слушать, тем более что-то предпринимать. Ничего нового уже не скажешь, можно только повторить.
Первое: если Православная церковь хочет иметь будущее, ей нужно как можно быстрее избавляться от всякого политического упования. Как можно быстрее! Все виды современной власти – экономической, политической, информационной – не в руках церкви, и всякий альянс церкви с этими властями неизменно отдает её в рабство этим силам. Странно десятилетиями этого не видеть и на это не реагировать. Соблазн опереться на власть имущих очень велик, но ради заботы о церкви делать этого нельзя. Сейчас всем церквам нужно освободиться от дорогостоящих обязательств перед государством, экономикой, политикой, национальными и тем более националистическими силами. На Украине одна ситуация – национальное уже зашкалило до шовинизма, и христиане не должны идти у этого на поводу. В Русской церкви национальный мотив как раз можно было бы и усилить – у нас выбито большевиками и не восстановлено до сих пор бережное отношение к судьбе русского народа, её дарам и урокам. В результате Русская церковь в РФ просто не имеет народ в виду, не может о нём заботиться, он существует как ширма, как декорация. Отсюда и небрежение к введению русского языка в богослужение, и угасание церковной молитвы. Надо скорее переходить на национальные языки, на все языки народов, где есть церковь. В России – в первую очередь на русский. На каком языке человек говорит, мыслит, молится сам, на том он и должен молиться в храме.
Второе: надо возыметь смелость дать в церкви свободу, в том числе свободу слова и мысли, и не карать за разногласия. Не нужно бояться, что появится много разных пониманий устроения церковной жизни и много непохожих, а может, в чём-то и разногласных форм. Формальное единообразие молитвенных чинов, епархий и приходов не мешает там пышно цвести ветхому законничеству, магии и язычеству. Надо дать возможность церкви развиваться, а не просто повторять буквально во всём зады практики XVIII–XIX веков: в молитве, устройстве прихода, этикете и так далее. Часто это приводит только к имитации духовной жизни и угасанию у людей веры, в том числе у священников.
Для церкви важно усвоить опыт новомучеников, их умение отбирать только подлинное, самое важное, без чего жить со Христом и во Христе нельзя. Обращение к их опыту неизбежно заставит отказаться от всего, что способствует клерикальной экклезиологии[1], которую надо осудить как ересь. Так же как ересь, нужно и на словах, и на деле осудить без всяких экивоков церковный фундаментализм и модернизм, то есть секуляризм. Под фундаментализмом я понимаю современное фарисейство, бездвижничество, попытку строить церковную жизнь, жёстко опираясь только на какие-то устаревшие якобы традиционные формы благочестия, догматизируя не имеющие никакого отношения к церковной жизни слишком частные и частичные толкования канонов, писаний и даже таинств и догматов. Под модернизмом понимается мной нынешнее саддукейство – отрицание церковной традиции, подлаживание её под дух мира сего, неумение определить, оценить и унаследовать святость евангельского опыта жизни прежних поколений христиан. А то у нас модернизмом иногда называют всякое обновление церкви, включая обновление Духом Святым! Фундаментализм и модернизм – два проявления секуляризма, и они, как вы понимаете, легко перетекают друг в друга и цветут как среди мирян, так и в клире, и в иерархических кругах.
Поэтому церковь зачастую оказывается в руках неизвестно кого, людей просто-напросто нецерковных, а то и антицерковных, которые есть среди носителей самых разных санов. Эти люди часто идут за санами, за наградами, но не идут за Христом, потому что полюбили роскошь мира сего. И от этого тоже надо отказаться. Не нужно соревноваться с Ватиканом. То, что Ватикан сейчас имеет, он приобрёл исторически. У нас тоже было нечто подобное, но мы всё это потеряли с самого начала революции в 1917 году. Кампания Троцкого по изъятию церковных ценностей уничтожила в огромной степени русскую культуру, а вместе с ней и церковную память, а потом были уничтожены и большинство живых носителей и этой культуры, и церковности.
Пётр ПорошенкоИз этого надо сделать те выводы, которые делали наши новомученики и исповедники – архимандрит Сергий (Савельев), епископ Макарий (Опоцкий), архиепископ Иннокентий (Тихонов), считавшие, что стремиться нужно не возвратить прежнее, а накапливать богатства и дары Духа. Новомученики понимали, что нужен творческий дух в церкви. Его в их времена уже недоставало, а сегодня он погублен совершенно этой самой клерикальной экклезиологией, жёсткой, административной, юридической, безблагодатной, по существу еретической и сектантской, закрывающей церковь от всякого доброго влияния извне, даже христианского. А связей с христианами других церквей как раз нужно не бояться, а развивать их всерьёз, и не только на социальной и благотворительной почве, но и, например, на научно-богословской, и просто являть с ними дружество во Христе.
Надо научиться с самого начала собирать людей в Церковь в духе любви, свободы, духовной близости и равенства, а не иерархического превозношения одних над другими. Это то, что мы называем общинно-братским устройством Церкви. Нужно понимать, что пока не появятся в церкви хотя бы элементы живой общинности и братскости, обозначенный выше кризис будет только углубляться. Лучше всего, конечно, полнота общинно-братской экклезиологии с её акцентами на духовном просвещении, на братском общении во Христе, с её неиерархичностью и нацеленностью на служение Богу и Церкви. Надо понимать, что это может произойти только снизу, от людей, а сверху – не от структуры, а от Бога. Такова природа веры, любви и свободы. Так и собираются общины: через просвещение, через научение, через пример жизни в общении и служении. Только так может возродиться соборность. Не будет никакой соборности от того, что где-то собрались архиереи, или тщательно отобранное архиереями Межсоборное присутствие, или какая-нибудь комиссия. Это всё – ещё не соборность даже в элементарном виде, потому что сами архиереи, наша иерархия, – только немногочисленная сама себя воспроизводящая церковная корпорация, а далеко не вся церковь, не весь народ Божий.
Собор Александра Невского в Париже – кафедральный собор экзархата православных русских церквей в Западной ЕвропеПредставления об иерархии надо менять принципиально, потому что именно нынешние представления и привели к клерикализму – экклезиологической ереси, которая фактически выдавливает из церкви мирян и делает их просто дойными коровами и трудовым, чтобы не сказать рабским, резервом. Вместе с этим надо менять неевангельское представление о послушании и о смирении в церкви как рабской покорности, пассивности, отказе мыслить, рассуждать, проявлять личную ответственность и инициативу. Это оказалось выгодным современным епископам. Но надо вспомнить, ради чего они сами существуют. На сегодняшний день очевидно, что епископы не исполняют своего призвания собирать и защищать церковь, давать ей возможность нести евангелие людям. Это говорит о том, что у них нет епископских даров, хотя формально, канонически они и епископы. Большинство современных епископов никогда бы не были избраны епископами в другие эпохи, в лучшие для церкви времена. Ни в коем случае нельзя считать, что «церковь в епископе». Прежде всего «епископ в церкви», а не «церковь в епископе». Надо вспомнить обе части этой фразы свт. Киприана Карфагенского и поставить на первое место церковь, а не епископа, потому что носителем церковного духа должен быть каждый христианин за исключением неполных членов церкви, то есть оглашаемых, а также детей, подростков, младшей молодёжи и людей с ограниченными возможностями восприятия и высказывания.
Нужно перестать из епископов делать больших начальников, людей, которые никому не подотчётны – ни Богу, ни Церкви, которые по своей прихоти что хотят, то и делают. Не может быть в церкви никаких абсолютных монархов. Даже Бог не есть абсолютный Монарх, потому что Он смотрит на путь человека, Он действует вместе с людьми и являет Свою волю, в первую очередь через живых людей, через святых людей. Святых – значит не безгрешных, как ошибочно иногда думают, а посвятивших себя Богу и ближним.
Епископ Макарий (Опоцкий), епископ Иннокентий (Тихонов), архимандрит Сергий (Савельев)Также церковь должна понять, что она в этом мире – малое стадо, она – всегда меньшинство. Не надо самим обольщаться никакой статистикой и других обольщать. Даже тогда, когда много людей готовы прийти на какое-то церковное мероприятие или на какую-то особую торжественную службу, это ещё ни о чём не говорит. Надо понять, что православных христиан, как и вообще христиан, всегда в мире сем меньшинство. Это закон жизни, потому что Церковь – это «соль земли» и «свет миру», что свет этот всегда «светит во тьме», и соли в пище не требуется слишком много.
Вообще надо больше жить именно по Евангелию, даже не по святым отцам. Стремиться к единству и к миру, и к любви, даже если кто-то тебя подвёл, или обманул, или воспользовался недолжным образом своей внешней силой как насилием. Всё равно всем нам надо оставаться христианами, оставаться самими собой и не вести себя так, как твои оппоненты, не провоцироваться ни на что и ничем. Для этого надо, чтобы Евангелие звучало и дома, и на богослужении, чтобы и само богослужение не скрывалось за непонятным языком и непрочитанными вслух важнейшими молитвами, как это делается до сих пор повсеместно.
Я считаю, это сейчас самое главное. А уже потом идут и проблемы социальной справедливости, возрождения народа, истории, страны, культуры. Это всё тоже очень важно, но это потом. Есть отдельные люди, которые могут всё это вмещать и сразу за это браться, но таких единицы. Сейчас перед каждой церковью в любой стране, в любом народе стоят такие же задачи, но надо знать приоритеты. Надо скорее делать выводы из того, что происходит. Наше время не бездарно. Если мы решимся на взаимное доверие в церкви, если будет свобода Духу Святому действовать в нас и через нас, тогда Церковь возродится!
____
[1] Клерикальная (клерикалистская) экклезиология – такая модель церковного устройства, при которой в центре стоит авторитет и абсолютная власть клира и церковной иерархии, а не всего церковного народа, в котором каждый, согласно Священному писанию, имеет достоинство клирика, царя и священника (см. 1 Пет 2:9).
Материал подготовил Олег Глаголев.
