В его уголовном деле сохранилась краткая характеристика, выписанная ему чекистами, регулярно подсылавшими в камеру к Новосёлову агентов-доносчиков: «Михаил Александрович Новосёлов. Ярый монархист, мракобес, религиозный фанатик, русский. Сидит уже 9 лет, в своих убеждениях он не раскаивается и не собирается раскаиваться, он уже примирился с мыслью о том, чтобы за свои убеждения умереть в тюрьме».
Надзиратели Ярославской тюрьмы откровенно побаивались 74-летнего седовласого старика, обладавшего каким-то удивительным даром собственного достоинства и стойкостью.
Однажды Михаил Александрович вместе с другими заключёнными был выведен на прогулку в коридор. Он отправился в уборную, куда через минуту ворвался надзиратель.
– Скорей!
– Иду как могу, – спокойно ответил тот.
– Не «как могу», а иди скорей!
– Идите, а не иди. Вы не смеете говорить мне ты! – неторопливо повернулся к надзирателю Михаил Александрович.
И палач вдруг растерялся:
– Извините...
Об этом случае стало известно из доноса, который написали тюремные надзиратели – нет, не на Михаила Александровича, а на их собственного коллегу. Дескать, лебезит и заискивает перед заключёнными. А вот на Михаила Александровича доносы было писать бесполезно, это знал каждый надзиратель. Седой старик действительно никого и ничего не боялся, а его проповеди жадно слушала вся тюрьма, даже уголовники.
* * *
Михаил Александрович Новосёлов родился в 1864 году в селе Бабье Тверской губернии. Его мать и отец были из священнических семей. Отец – известный педагог, под руководством которого Михаил получил хорошее образование и увлечение толстовством. С самим писателем юноша был знаком с 8-летнего возраста.
И к моменту окончания историко-филологического факультета Московского университета Михаил со свойственной ему мечтательностью и решительностью решает на практике осуществить пропагандируемый Толстым образ жизни – жить на земле трудом своих рук. На деньги, оставшиеся от отца, он купил землю в селе Дугино Тверской губернии, и здесь им была основана одна из первых толстовских общин, состоявшая из пяти интеллигентов. Однако, как и следовало ожидать, община людей, не приспособленных к труду на земле, но зато смертельно поражённых тщеславием, потерпела полный крах.
После этого Новосёлов решительно порвал с толстовскими идеями. Впрочем, была ещё одна причина, о которой сам Михаил Александрович обмолвился лишь годы спустя.
«Однажды мы сидели с Толстым и кем-то ещё и перебирали великих основателей религии – обычное толстовское поминанье: Будда, Конфуций, Лао-Си, Сократ и так далее, – рассказывал Новосёлов. – Кто-то сказал, что вот, мол, хорошо было бы увидеть их живых, и спросил у Толстого: кого бы он желал увидеть из них. Толстой назвал кого-то, но... не Христа». Я спросил тогда:
– А Христа разве вы не желали бы увидеть, Лев Николаевич?
Но Толстой ответил резко и твёрдо:
– Ну уж нет. Признаюсь, не желал бы с ним встретиться. Пренеприятный был господин...
Сказанное было так неожиданно и жутко, что все замолчали...»
После этого Новоселов прервал с Толстым всякое общение. Только однажды он посвятил Толстому своё знаменитое «Открытое письмо»: «Служить вы хотите не Господу, Которого знает и признает вселенское христианство... а какому-то неведомому безличному началу, столь чуждому душе человеческой, что она не может прибегать к нему ни в скорбные, ни в радостные минуты бытия своего».
После этого Михаил Александрович сблизился с отцом Иоанном Кронштадтским, став настоящим подвижником церкви.
Друг и единомышленник Михаила Александровича философ Владимир Кожевников дал ему тогда такую характеристику: «Прямолинеен и непоколебим, весь на пути святоотеческом, и смолисто-ароматных цветов любезной пустыни и фимиама «дыма кадильного» ни на какие пышные орхидеи, ни на какие пленительные благовония царства грёз не променяет!»
* * *
Но отвязаться от имиджа толстовца оказалось не так-то просто.
В декабре 1887-го Михаил Александрович был арестован в Москве за организацию нелегального кружка и издание запрещенной литературы. В то время власти плохо разбирались в отличиях между религиозными и революционными сообществами, поэтому часто собиравшаяся у Новосёлова молодёжь и размножение гектографическим способом брошюры Толстого «Николай Палкин», найденной у него при обыске, о бесчеловечности царствования Николая I, грозили ему ссылкой в Сибирь. Тем не менее благодаря связям друзей Новосёлов в начале февраля 1888 года был выпущен под гласный надзор полиции.
* * *
С 1902 года Михаил Новосёлов становится участником Религиозно-философского общества, начинает писать статьи на церковные темы, которые публикуются в «Миссионерском обозрении» и «Церковных ведомостях». В том же году он опубликовал брошюру «Забытый путь опытного Богопознания» – первый том из серии «Религиозно-философской библиотеки» (РФБ).
Также он организовал в Москве «Кружок ищущих христианского просвещения в духе Православной Христовой Церкви», в состав которого вошли его ближайшие друзья – священники Павел Флоренский и Иосиф Фудель.
Философ Владимир Розанов писал: «Суть связи этого кружка – личная и нравственная; высшее его качество – не выявляться, не спорить; печататься как можно меньше. Но взамен этого – чаще видеться, общаться; жить некоторою общею жизнью, или – почти общею. Без всяких условий и уговоров они называют почти старейшего между ними, Михаила Александровича Новосёлова, «авва Михаил». И хотя некоторые из них неизмеримо превосходят почтенного и милого Михаила Александровича учёностью и вообще «умными качествами», но, тем не менее, чтут его, «яко отца», за ясный, добрый характер, за чистоту души и намерений и не только выслушивают его, но и почти слушаются его».
* * *
После революции 1917 года Михаил Александрович был избран делегатом Священного собора Российской православной церкви. После собора он приступил к написанию своей главной богословской работы, которая условно была им названа «Письма к друзьям»: в каждом письме он старался ответить на те актуальные вопросы, которые ставила тогда действительность перед церковным обществом.
«По собственному опыту и ещё более по наблюдению над другими знаю, как трудно сразу принять и усвоить мысль о неразъединимости христианства и Церкви, – писал Михаил Александрович. – Но после многих переживаний и дум я давно убедился до последней наглядности, до невозможности мыслить иначе, в указанной неразрывности Христова благовестия и Церкви».
Также Новосёлов продолжал работать в области духовного просвещения, предоставив свою квартиру для Богословских курсов, созданных весной 1918 года по благословению патриарха Тихона.
* * *
С 1922 года Новосёлов вошел в «Братство ревнителей Православия».
Валерия Дмитриевна Лебедева, супруга писателя Михаила Пришвина, вспоминала:
– Ему не было тогда и 60 лет, но из-за седой его бороды и из-за моей собственной юности я его сразу отнесла к старикам. На свежем лице светились мыслью и весельем голубые глаза. Юмор не изменял «дяденьке» (так звала его вся Москва) в самые тяжкие минуты жизни. Если бы мне поставили задачу найти человека, ярко выражающего русский характер, я бы без колебания указала на Михаила Александровича. Был он широко сложен, но благодаря воздержанной жизни лёгок и подвижен. От природы он был одарён большой физической силой и в молодости славился в Туле как кулачный боец, о чём любил с задором рассказывать. В его существе разлита была гармония физической и нравственной одарённости, без тени болезни и надрыва. Шла ему любовь к цветам, к природе, к красивым вещам, которые он не приобретал, не хранил, но умел ими любоваться...»
В то время Михаил Александрович своей главной задачей видел борьбу с «обновленцами». Он рассылал доступно изложенные послания к мирянам и духовенству, направленные против обновленчества. Эти послания переписывались и распространялись добровольцами в разных концах страны.
* * *
В июле 1922 года против Новосёлова было возбуждено уголовное дело по обвинению в «антисоветской агитации», а вскоре чекисты приехали и к нему домой с обыском. Но по счастливой случайности в ту ночь Михаил Александрович находился в Оптиной пустыни, и ему в тот раз удалось избежать ареста.
Он был арестован лишь в августе 1922 года и до марта 1923 года находился под арестом. Дело против него было прекращено в связи с тем, что при обыске не было найдено ничего компрометирующего.
* * *
После освобождения Новосёлов уехал в Вышний Волочёк, где и поселился, перейдя на нелегальное положение.
Вскоре он становится одним из организаторов и идеологов движения «непоминающих» – так неофициально именовались российские священнослужители и церковные деятели, не принявшие компромиссов с большевистским режимом в СССР, на которые пошёл митрополит Сергий (Страгородский) и поэтому отказывавшиеся поминать его имя за богослужением.
Пришвина вспоминала: «Вокруг шли аресты священников и мирян, не признававших митрополита Сергия. Михаил Александрович приходил к нам усталый, грустный. Люди, дававшие ему кров, начинали его побаиваться... Вокруг исчезали все лучшие... Я спросила Михаила Александровича:
– Как нам быть, если не останется священников старого посвящения?
– Не надо создавать новый раскол, – ответил Михаил Александрович. – У нас единая Церковь, внутри которой ведётся борьба. Если никого не останется – идите с ними, только не забывайте крови мучеников и пронесите свидетельство до будущего Церковного Собора, который нас рассудит, если только не кончится история и не рассудит уже Сам Господь...»
* * *
Всё это время он жил под Москвой на нелегальном положении, скрываясь у разных друзей. Но чекисты выяснили, что, бывая в Москве, Михаил Александрович ходил молиться в Воздвиженский храм на Воздвиженке. В марте 1929 года неподалеку от храма он и был арестован, заключён сначала в тюрьму ОГПУ, а затем в Бутырскую.
Во время допроса, который состоялся через два дня после ареста, ему была предъявлена отпечатанная на машинке книга «Письма к друзьям».
Отвечая на вопросы следователя, Михаил Александрович сказал: «Мои убеждения можно кратко охарактеризовать таким образом: я считаю, что современное положение вещей является для верующих – испытанием, а для прошлой государственной системы – карой и приговором истории... Я, как верующий человек, считаю, что и царь, и Церковь, и весь православный русский народ нарушили заветы христианства тем, что царь, например, неправильно управлял страной, Церковь заботилась о собственном материальном благополучии, забыв духовные интересы паствы, а народ, отпадая от веры, предавался пьянству, распутству и другим порокам. Революцию, советскую власть я считаю карой для исправления русского народа и водворения той правды, которая нарушалась прежней государственной жизнью...»
* * *
17 мая 1929 года Особое совещание при Коллегии ОГПУ приговорило Михаила Александровича к трём годам заключения. Он был доставлен в Суздальский политизолятор, затем – в Ярославский политизолятор ОГПУ.
В 1930 году ОГПУ произвело по всей России аресты священнослужителей и мирян, недовольных внутренней политикой советской власти по отношению к церкви. Были арестованы тысячи людей.
Михаила Александровича привлекли в качестве обвиняемого в новом деле и для проведения допросов этапировали в тюрьму ОГПУ в Москве. Следствие длилось около года. Новый приговор – 8 лет тюрьмы.
* * *
Всё это время он провёл в одиночной камере Ярославской спецтюрьмы НКВД (чекисты знали, что, оказавшись среди других узников, Михаил Александрович неизменно начинал проповедь о необходимости покаяния). Поэтому его решили изолировать от кого бы то ни было.
В марте 1937 года у Новосёлова заканчивался срок заключения, но уже 7 февраля без какого бы то ни было дополнительного рассмотрения дела Особое совещание при НКВД выдало ему новый приговор по уже рассмотренному уголовному делу: три года тюремного заключения.
Но с новым приговором пришло и ослабление режима: для отбытия нового срока заключения Михаила Александровича из ярославской «одиночки» перевели в вологодскую, где Новосёлов, которому выдали тюремный номер «з/к № 227», получил доступ в общую камеру.
И в камере у Михаила Александровича тут же сложилась своя церковь с прихожанами: крещённый им в камере турок Лексан, армянин Мелик-Арутюнян, латыш Альфред, русские Ломоносенко и Лунин.
* * *
17 января 1938 года Михаил Новосёлов получил новый приговор: расстрел. Но сведений о приведении приговора в исполнение в его деле нет. Возможно, Новосёлов в 1938 году был отправлен этапом в Сибирь, где и умер в одном из пересыльных лагерей.
Пришвина вспоминала: «Старушки, посылавшие Новосёлову передачи в тюрьму, потеряли его след... Посылки стали возвращаться обратно без объяснения. Только однажды получили о нём живое свидетельство: к старушкам пришёл освободившийся из заключения и высылавшийся на родину незнакомый турок. Он выполнял данное Новосёлову обещание – передать от него благословение и благодарность. Турок встретил Михаила Александровича в тюремной больнице, где тот обратил его в христианство. Он говорил о Михаиле Александровиче как о святом человеке...»
* * *
В 1990-е годы появилась версия, что в 1920 году Михаил Новосёлов был пострижен в монашество с именем Марк, а в 1923 году тайно хиротонисан во епископа Сергиевского. Однако она документально не подтверждена и официально не принята церковью, Архиерейский собор которой канонизировал Михаила Новосёлова в лике святых как мирянина.
Также в этот день почитается память:
Священномученика иерея Виктора (Усова), священника Троицкой церкви в селе Вознесенском (Вохма) Вологодской губернии. В 1935 году отец Виктор был вызван на допрос и обвинён в «контрреволюционной работе» среди населения. Священномученик был приговорен к 5 годам заключения в ИТЛ и 8 октября отправлен этапом в Вологду. Срок отбывал в системе Беломоро-Балтийского ИТЛ. В 1937 году он скончался в лагере и был погребён в безвестной могиле.
Священномученика иерея Димитрия (Плышевского), священника церкви села Узляны Игуменского уезда Минской области. В 1937 года отец Димитрий Плышевский был арестован вместе с 3 членами церковного совета. Его обвинили в участии в «контрреволюционной повстанческой шпионской организации». На допросах отец Димитрий отличался исключительной силой духа, не признал себя виновным, отказался давать показания против других обвиняемых. Особой тройкой НКВД Белорусской ССР был приговорен к расстрелу.
Священномученика протоиерея Владимира (Пастернацкого), благочинного церквей Копыльского района Минской области. Был арестован в марте 1936 года. В январе 1938 года Особая тройка НКВД по Смоленской области приговорила протоиерея Владимира Пастернацкого к расстрелу.
Преподобномученика иеромонаха Пафнутия (Костина), инока Оптиной пустыни. После революции монастырь был закрыт, и поэтому иеромонах Пафнутий совершал требы по деревням. Долгое время жил нелегально, скрываясь от ареста. Когда отец Пафнутий тяжело заболел, он вернулся в родную деревню Сосенка Орловской области, где по доносу односельчан был арестован. На допросах иеромонах Пафнутий был твёрд в вере, виновным себя не признал, но всё равно был приговорён к расстрелу.
Священномученика иерея Василия (Архангельского), священника храма Ахтырской иконы Божией Матери в селе Ахтырка Хотьковской волости Дмитровского уезда Московской губернии. В 1929 году Особое совещание при Коллегии ОГПУ приговорило отца Василия к трем годам ссылки в Северный край. В 1937 году последовал второй арест – «за антисоветскую агитацию». Особая тройка НКВД приговорила отца Василия к расстрелу. Казнь состоялась на Бутовском полигоне.
Мученика Иоанна (Малышева). Иван Васильевич Малышев работал электриком на заводе «Серп и молот» и одновременно был активным членом прихода храма во имя преподобного Сергия Радонежского в Рогожской слободе. В апреле 1938 года Иван Васильевич был арестован по обвинению в «контрреволюционной фашистской агитации» и заключён в Бутырскую тюрьму. Особым совещанием при НКВД СССР Иван Васильевич Малышев был приговорен к 5 годам заключения в ИТЛ. Отбывал наказание он на Колыме в Северо-Восточном ИТЛ, где работал на золотом прииске «Фролыч» (по названию одноименного ручья, ныне Сусуманский район Магаданской области). В лагере он и скончался от нечеловеческих условий и голода. Погребён в безвестной могиле.
Священноисповедника иерея Михаила (Розова), священника церкви Михаила Архангела в селе Михайловском Даниловского уезда Ярославской губернии. Первый арест состоялся в 1923 году, когда отец Михаил был привлечён к судебной ответственности «за оскорбление личности председателя волисполкома». Второй раз отца Михаила арестовали в 1930 году с обвинением в «контрреволюционной деятельности». После семи месяцев тюремного заключения священник был освобожден, но не прошло и месяца, как последовал третий арест – за «агитацию против колхозов». В 1935 году, после возвращения из ссылки, отец Михаил пытался найти себе какую-нибудь работу, но его нигде не брали. Спустя некоторое время ему удалось устроиться дворником. В январе 1941 года он скончался.