Иисус Христос стал основателем духовного движения, которое радикально отличалось от всех остальных религиозных практик. На Пятидесятницу родилось сообщество верующих людей, для которых присутствие Бога и Божественного актуализировалось не через священное пространство, священные предметы, обряды и специально посвящённых людей, а через общую веру, общение и отношения любви.
Но уже очень скоро в христианской церкви снова центральное место занимают священные места и культовые действия. Конечно, при этом понятие общины и братства, восприятие церкви как общины и братства остаётся, но на практике общинная и братская жизнь уходит куда-то на периферию: в монашеские общины, отдельные духовные движения и проч. Мейнстримом становится религия, где центром является храм и богослужение, вокруг которого выстраивается церковная жизнь верующих. Христианство приходит из Византии в Россию именно как храмовая религия, культ. В XIX веке к окончанию жизни Российской империи церковная жизнь в стране переживала серьёзный кризис, что выражалось прежде всего в кризисе приходской жизни, о чём заявляли многие современники, в том числе и церковные иерархи.
Приходская революция
Февральская революция 1917 года провоцирует революцию приходскую, как пишет историк русской церкви Алексей Беглов. После того как рушится империя и государство перестаёт поддерживать церковь, власть на приходе оказывается в руках мирян. Они полностью распоряжаются имуществом прихода, во многих местах отказываются отчислять епархиальные взносы. Миряне начинают выбирать и смещать священников. Бывало, что крестьяне отнимали землю у причта, снижали цены на требы. Синод, не имея возможности отменить преобразования, хотел насколько возможно оставить за собой контроль над церковью, пытался хоть как-то скорректировать и направить направление изменений на приходах и в епархиях. Комиссия, организованная Синодом, под председательством епископа Андрея (Ухтомского) разработала «Общие положения об организации православного прихода», которые закрепляли сложившуюся ситуацию, но как-то хотели смягчить некоторые наиболее радикальные преобразования. Например, прихожане могли сами выбирать священника, но утверждать его кандидатуру всё-таки должен был епископ.
Собор 1917–1918 годов занял гораздо более консервативную позицию, чем авторы «Общего положения». Собор настаивал на территориальном принципе существования прихода (членами прихода являются прежде всего люди, проживающие на территории, где находится приход, а не любые активные прихожане). Доверить выборы причта мирянам собор не решился. Вообще в решениях собора просматривается намерение максимально притормозить и ограничить мирянскую активность, которой, по всей видимости, соборяне, особенно епископы, остерегались. Собор оставил двух собственников на приходе: епархию и сам приход. Гораздо больше прав получили органы приходского распоряжения в праве распоряжения приходским имуществом. Старостой могла быть избрана даже женщина – шаг, совсем недавно ещё немыслимый. Но новый приходской устав так и остался на бумаге, потому что совсем скоро произошёл Октябрьский переворот 1917 года.
Эпидемия братств
Большевики сразу начали гонения на церковь. И церкви как храмовой религии существовать оказалось очень трудно, практически невозможно. Стихийно начинает происходить то, чего желали славянофилы: на приходе начинает формироваться ядро активных верующих. Иерархия вдруг понимает, что выживание церкви возможно только при опоре на деятельных прихожан, готовых в данных условиях заниматься церковной жизнью. Поэтому уже в 1918 году возникает воззвание патриарха Тихона, где звучит призыв собирать «священные союзы». По мнению Григория Ли Фриза (американского историка-русиста, специалиста в области истории русской церкви), этому процессу во многом способствовали сами большевики. Намереваясь нанести сокрушительный удар по церкви, большевики ударили по иерархии, по сути, поставив её вне закона, разрешив только низовые церковные образования. Действие вполне логичное: наносишь удар по голове – разрушается всё тело. Но произошло то, чего большевики совсем не ожидали: удар по голове не парализовал церковь, а наоборот, способствовал становлению её самостоятельности. С одной стороны, это можно объяснить поведением людей в экстремальной ситуации, что отчасти так и было: люди при каких-то катаклизмах могут самоорганизовываться ради выживания. С другой, мы можем наблюдать ослабление иерархического начала, которого в ранней церкви, как считают многие богословы, вообще не было. Это стимулировало возвращение от приходского к общинному образу церковной жизни. С 1918 года фиксируется стремительный рост различных мирянских сообществ, появляются сотни различных религиозных организаций в городах, повышается религиозная активность народа. В одной из большевистских газет писали, что в Петрограде происходит «эпидемия православных братств».
Патриарх Тихон. Фото: общественное достояниеКонечно, мгновенного сдвига экклезиологической парадигмы не произошло (экклезилогия – наука об устройстве церкви. – «Стол»). Богослужение, храм, святыни всё ещё оставались в сознании основной массы верующих центральными факторами церковной жизни. В этой же парадигме мыслили и большевики, поэтому второй удар они решили нанести по церковным святыням. В 1922 году начинается кампания по изъятию церковных ценностей якобы для помощи голодающим, но на самом деле для провоцирования верующих на сопротивление, что дало бы возможность нанести ещё один мощный удар по церкви. Много верующих было расстреляно или посажено в тюрьмы при попытке защитить святыни. Меньше всего советскую власть интересовала помощь голодающим, поэтому все инициативы помощи со стороны церкви, даже когда верующие соглашались продавать церковное имущество, но просто хотели это сделать с должным благоговением, отвергались властями.
Александро-Невское братство
В Петрограде для защиты церковных святынь молодые иеромонахи Иннокентий (Тихонов) и братья Лев и Гурий (Егоровы) создают Александро-Невское братство. Изначально в центре духовной жизни братства ставились священные предметы, но уже через некоторое время восприятие церковной действительности довольно сильно меняется. Мы читаем в письмах из ссылки ставшего епископом Иннокентия (Тихонова): «Доселе вы очень дорожили зданием, иконами, украшениями и принадлежностями богослужения, колоколами. Кажется, всё Господь возьмёт на время или совсем от нас для того, чтобы мы восчувствовали не убор, не блеск, но самое Тело во Христе, самую Церковь, братское общение наше в благодати. Если оно сохранится, то всё может быть спасено, а если оно утратится, то не будет и благодати христианской жизни. А погибнуть церковное общение может только тогда, когда мы сами это сделаем, т.к. если мы этого не захотим и не сделаем, то общение с Церковью не уничтожит и весь ад во всём его могуществе и злой мудрости (Мф. 16:18)».
Архиепископ Иннокентий (Тихонов). Фото: общественное достояниеПокаяльные семьи
То же самое началось ещё до революции в общине святого праведного Алексия Мечёва, который организовал не просто приходскую общину, а покаяльную семью по типу покаяльных семей допетровского периода, когда верующие объединялись вокруг духовника. Дело отца продолжил его сын – священник-мученик Сергий Мечёв.
Святой праведный Алексий Мечёв. Фото: общественное достояниеОбщина архимандрита Сергия Савельева
Ещё одним примером церковной общины, собранной не вокруг культа, стала община архимандрита Сергия (Савельева), которая была собрана в 20-е годы XX века группой молодых мирян не на каком-то определённом приходе. И хотя многие члены общины, включая отца Сергия, прошли через тюрьмы и ссылки, община выжила и укрепилась во времена сталинских и хрущёвских гонений. Вот что писал об общинной жизни архимандрит Сергий: «Любящие Христа должны объединяться друг с другом, находить друг друга. Но это страшно трудно, потому что нас этому никто не учил, нам никто этого не разъяснял. Мы слепые, мы ничего не понимаем, мы, простите меня, в игрушки играем. Вот когда будет создана крепкая община, когда мы будем друг другу верить, друг за друга отвечать, когда будем полагать все свои силы на созидание новой, справедливой жизни, тогда и почувствуем, что мы стоим на твёрдом основании». Ни слова здесь не говорится ни о богослужебной культовой деятельности, ни о храме, а только о людях, верующих во Христа. При этом нужно отметить, что и епископ Иннокентий (Тихонов), и архимандрит Сергий (Савельев) любили богослужения и церковные обряды, благоговейно к ним относились, но совершенно не считали это главным основанием духовной жизни.
Архимандрит Сергий (Савельев). Фото: общественное достояниеЕпископ-катехизатор
Епископ Макарий (Опоцкий) получил благословение от патриарха Тихона (Белавина) на служение епископа-катехизатора (катехизатор – служение учительства в церкви, с III примерно по VI в. было одним из служений епископа. – «Стол»). Он не образовывал приходы и не строил храмы, это было невозможно в те времена, но он везде, где находился, образовывал православные братства. Здесь мы видим, как епископское служение помогает вернуться верующим к общинно-братскому опыту, который практиковался в ранней церкви, чему не мешает, а даже в каком-то смысле способствует закрытие храмов и разрушение всей внешней структуры.
Епископ Макарий (Опоцкий). Фото: общественное достояниеВне храма не собираться
К концу 1920 годов советская власть поставила целью физическое истребление активных христиан, что делалось под лозунгами борьбы с «черносотенным духовенством» и «церковниками». В 1929 году власти полностью запрещают внебогослужебную деятельность православных. Большевики хорошо поняли, что церковь, где в центре находится культ, для них наиболее приемлемая форма её существования. По всей стране начались массовые закрытия храмов, аресты священников и активных мирян, всё это шло параллельно с раскулачиванием и репрессиями против миллионов крестьян.
Во время Великой Отечественной войны давление на церковь несколько ослабевает, так как Сталину церковь стала нужна для внешней политики, но во время Хрущёва гонения возобновляются. Активных верующих уже не расстреливают, но власть добивается через подконтрольных епископов запрета наиболее активных священников, закрывает приходы. Но самое главное, что уяснила советская власть: церковную жизнь нужно строго ограничить рамками богослужения и запретить любую деятельность священников за пределами храма.
По государственном законадельству 1929 года, хозяйством прихода должна была заниматься приходская «двадцатка», священник был фактически отстранён от финансово-хозяйственной деятельности. В 1940-х годах, несмотря на этот закон, священники снова начинают распоряжаться приходским имуществом, что было важно для епархий, так как это позволяло мобилизовать финансовые ресурсы более состоятельных приходов, в частности для помощи более бедным храмам. Но в конце 1950-х годов власти решили искоренить практику, противоречащую закону, и закрепить всю хозяйственную ответственность за старостой храма. При этом, конечно, власть старается ставить таких старост, которых может сама полностью контролировать. Через старост крупных кафедральных соборов власть контролировала финансы всей епархии. Таким образом духовенство в советские годы было сначала в основной своей массе физически истреблено, потом поставлено в такие рамки, когда могло осуществлять только богослужебную деятельность в храме.
Борис Владимирович Талантов
Отдельно стоит сказать о Борисе Владимировиче Талантове, советском преподавателе из Кирова, который уверовал в сознательном возрасте и в 1960-е годы стал собирать общины и братства. Борис Талантов критиковал иерархов и священников за их бездействие и сотрудничество с безбожными властями, а также само государство за репрессии против церкви. В 1965 году в своём «Проекте церковной реформы» Борис Владимирович пишет о том, что современные неорганизованные церковные общины должны перейти в братства верующих, а Церковь – в союз братств. За свою деятельность Талантов был осуждён на два года за клевету на советскую власть и скончался в больнице от сердечного приступа.
Важно отметить, что всегда, когда жизнь церковного собрания складывалась по приходскому принципу, когда в центре стоял храм и богослужение, то жизнь такого собрания очень просто прерывалась после закрытия или разрушения храма, чего не происходило с общинами, где в центре стояли дружеские отношения во Христе. Разрушить такую общину могли только внутренние противоречия или физическое уничтожение её членов.
В 1988 году Православная церковь принимает другой устав, и начинается новый этап русской православной жизни. Об этом мы поговорим в заключительной статье данного цикла.
