В 2003 году в одном из старых дворов города Перми был найден фотографический портрет отца Иоанна Кронштадтского в деревянной рамке, надписанный на обратной стороне: «На добрую память дорогому руководителю и наставнику Николаю Ивановичу Знамировскому от семинаристов-участников в часовне Св. Стефана Великопермского “В знак любви”. Пермь, 9 июня 1911 года». Чуть ниже – девять не очень разборчивых подписей воспитанников с указанием классов.
Можно только догадываться, стоит ли среди подписей автограф семинариста Василия Игнатьева, который оставил наиболее полные и живые воспоминания о своём преподавателе будущем архиепископе Стефане (Знамировском).
A lа Fidel Castro
Будущий архиепископ родился в 1879 году в городе Ирбите Пермской губернии в семье земского начальника Ивана Францевича Знамировского и его супруги Марии Михайловны. Отец рано умер, и Мария Михайловна содействовала духовному образованию сына. Ученик, а затем и коллега Николая Ивановича по Пермской семинарии Василий Алексеевич Игнатьев позднее вспоминал: «Это был редкий случай, чтобы семья чиновника такого ранга отдала своего сына по линии духовного образования. Может быть, именно поэтому у него появилась такая тяга к служению на духовном поприще, которое являлось для него, так сказать, “неизведанной целиной”. У выходцев из духовного сословия в это время уже была заметна тенденция покидать его: переходить на работу учителями, врачами и разными чиновниками».
Годы его обучения в Казанской духовной академии совпали с периодом, когда её возглавлял владыка Антоний (Храповицкий). Это было время духовного и интеллектуального расцвета академии. Владыка Антоний с воспитательной целью направлял своих подопечных к известному старцу – схиархимандриту Гавриилу (Зырянову) в Седмиезерскую Богородицкую пустынь в сорока верстах от Казани. Молодые люди ездили к нему на исповедь и за советом, с благословения отца Гавриила нередко проповедовали в монастырском храме.
Митрополит Антоний (Храповицкий). Фото: общественное достояние«Я видел Н.И. впервые, когда я учился ещё в семинарии, а Н.И. был студентом Казанской духовной академии, – вспоминает Василий Игнатьев. – Помнится, были вечерние часы занятий, а по коридору второго этажа семинарии расхаживал высокий человек, брюнет, с пышной шевелюрой волос и бородой а 1а Fidel Castro. Это был Н.И. Грешным делом я ещё подумал: как это так – студент, и с бородой! Это не мирилось с моим представлением о студенте, и я остановился только на том, что это, вероятно, какой-то уникум».
В 1904 году по окончании Казанской духовной академии Николай защитил кандидатскую диссертацию, темой которой было исследование учения Иоанна Кронштадтского.
Элейность и помазанность
По окончании академии Николай Знамировский возвращается в Пермь и приступает к работе в духовной семинарии. Поначалу преподаёт греческий, через два года – литургику, гомилетику и практическое руководство для пастырей. «Странная судьба преследовала эти два предмета: они были на положении пятого колеса у телеги, – пишет Игнатьев. – Отношение к ним можно выразить такими словами: “Это нам ни к чему”». В классе из тридцати человек только два-три «подавали ещё надежды на то, что они встанут потом на стезю священнослужителей», прочие лишь «отбывали» занятия в богословских классах по инерции и совсем не думали посвятить себя служению церкви. Властителями их дум в эти годы были писатели: Максим Горький, Леонид Андреев, Александр Куприн. Николай Иванович, несмотря на «не подходящую массу учеников для восприятия его наук», много внимания и энергии уделял преподаванию гомилетики и искусства проповеди:: «Это было его стихией. Мы писали Н.И. проповеди, и он особенно подчёркивал нам, чтобы в них были “элейность и помазанность”».
С сослуживцами по семинарии Николай Иванович держался на равных – ничем не выделял себя среди прочих, был общителен и внимателен. С уважением относился к ученикам. Просто и «компанейски» держался на вечерах, участвовал в весёлых играх. Иногда случались курьёзы: «однажды, на вечере епархиалки затащили его в игру в “кошки и мышки”, и бородач крутился в плену молодёжи».
Когда в 1908 году Николай Иванович был назначен инспектором, «мы, семинаристы, размышляя о судьбах нашей alma mater, грешным делом сомневались в целесообразности такого назначения, зная очень мягкий характер Н.И. и “жёсткий характер”нашей братии, “думали: развалит он дисциплину!” Однако Николай Иванович хорошо умел выбирать помощников, через которых можно было влиять на других, но не всегда это удавалось... на нашей памяти Н.И. стал третий и последний инспектор Семинарии»
Николай Иванович жил со своей мамой. Семинаристы вспоминали: «у него было очень почтительное отношение к матери. У мамаши его был грубоватый мужской голос, и она называла его по имени и отчеству – Николай Иванович. Н.И. был холост, и поэтому ходили разные толки и кривотолки для объяснения этого явления. Так, одни толковали, что это мама не даёт ему жениться; другие говорили, что у него есть склонность к монашеской жизни, но он не решается на постриг, потому что не согласен с той частью процедуры пострижения в монахи, где предлагается отречься от родителей…».
Николай Знамировский активно занимался благотворительностью, был казначеем общества, помогающего плохо обеспеченным семинаристам, возглавлял Пермский отдел братства, созданного для помощи жителям Камчатки, был членом правления епархиального братства трезвости.
Стефановское братство
В Перми на спуске от кафедрального собора по Кунгурской улице (ныне Комсомольский проспект) стоит бывшее здание часовни во имя просветителя зырян святителя Стефана Пермского.
Часовня Стефана Великопермского. Фото: общественное достояниеДо 1918 года оно принадлежало Стефановскому просветительскому братству. При часовне действовала пастырско-миссионерская школа имени отца Иоанна Кронштадтского, двухклассная церковно-приходская школа, школа псаломщиков, библиотека-читальня. Стефановская часовня так же стала «ареной деятельности» проповеднического кружка семинаристов, собравшегося вокруг Николая Знамировского. В кружок входили семинаристы, которые мечтали о священстве и зачитывались духовной литературой; участники кружка называли часовню «училищем благочестия». Среди них были: Леонид Черепанов и Александр Малиновский, будущие священномученики.
В Стефановской часовне по воскресным и праздничным дням проходили религиозно-нравственные беседы для народа. Николай Иванович много лет оставался душой этих бесед. С 1914 года в беседах принимали участие владыка Андроник (Никольский) и новый ректор семинарии архимандрит Пимен (Белоликов). В 1915 году, когда зал часовни расширили почти вдвое, «Пермские епархиальные новости» писали: «Начало в 7 часов вечера, но уже в шесть с половиной часов свободных мест нет. Мы шли на чтения, но нам говорили некоторые попадавшиеся навстречу: “Нет, уже поздно, все места уже заняты”. Действительно, к семи часам яблоку негде было упасть, но вместе с этим – порядок, тишина. Быстро входит в зал владыка Андроник и громко говорит “Споемте все вместе “Царю Небесный”…».
Великая война
Летом Николай Иванович ездил с семинаристами в Палестину и вернулся оттуда крестоносцем Гроба Господня.
Когда началась Первая мировая война, Николай Знамировский вместе с семинаристами переоборудовал часть семинарского корпуса под лазарет для раненых и казармы для мобилизованных. «Н.И. возглавлял семинаристов при расквартировании раненых по прибытии их в Пермь. Лишь только раздавалась сирена, возвещающая о прибытии поезда с ранеными, Н.И. моментально собирал бригаду семинаристов и выезжал на вокзал. В семинарии, на верхнем этаже помещался лазарет, а на среднем этаже – казарма мобилизованных, готовящихся к отправке на фронт. Н.И. организовывал семинаристов на культурное обслуживание тех и других».
На Поместном соборе
Когда в мае 1917 года в екатеринбургской епархии проводились выборы епископа, в первом туре среди основных кандидатов оказались инспектор Пермской семинарии Николай Знамировский и ректор Иркутской семинарии архимандрит Софроний (Арефьев). При голосовании мирянин Знамировский получил 168 голосов, а архимандрит Софроний – 113. Знамировский в своём ответе поблагодарил съезд за доверие, но свою кандидатуру снял в пользу Софрония.
Архимандрит Софроний (Арефьев). Фото: общественное достояниеВ августе 1917 года Знамировский был избран членом делегации Пермской епархии на Всероссийский поместный собор, где участвовал в работе самого горячего отдела, посвящённого приходу и приходскому уставу.
В прениях после доклада Омского епископа в защиту церковнославянского языка он скажет о важности поправления и перевода богослужебных книг, допуская при этом распространение богослужебных книг на русском языке «для ознакомления верующих с содержанием церковных молитв». При обсуждении вопроса об использовании типикона поддерживает сторону противников его сокращения.
Был сторонником избрания Святейшего патриарха Тихона.
В дни Поместного собора он неоднократно молился вместе с будущим священномучеником Пермским архиепископом Андроником (Никольским) в маленькой церкви Спаса-на-Бору у раки святителя Стефана Пермского. Владыка Андроник служил один, без диакона, а пели его спутники-пермяки – архимандрит Матфей (расстрелян в 1918 году) и миряне Андрей Гаврилович Куляшов и Николай Иванович Знамировский.
Сибирский поход
В 1919 году назначен ректором Пермской духовной семинарии. В том же году отступил с Белой армией в Сибирь. О дальнейшем периоде жизни Николая Знамировского сохранились краткие отрывочные сведения, часто из уст осведомителей ГПУ.
С июня 1919 году в Омске он становится священником.
Из донесений в органы ОГПУ: «При колчаковском правительстве в Сибири выступал с проповедями, в которых призывал верующих на борьбу с большевиками... В 1919 году на площади в Омске призывал граждан вступать в дружины “Святого Креста” для борьбы с большевиками. С этой же целью с группой агитаторов-священников разъезжал по Сибири».
10 ноября 1919 года вместе с отступающей Белой армией уходит из Омска в Енисейск.
«Во главе этой мощной организации»
В 1921 году (по другим данным – в 1923 году) отец Николай вернулся на Урал в город Шадринск. Его жизненные и духовные приоритеты оставались неизменными. В Шадринске являлся священником Николаевской церкви, активно выступал против обновленческого раскола, поразившего церковь весной 1922 года.
В одном из секретных документов ОГПУ отмечалась многочисленность православных приходов в Шадринском округе и части Камышловского уезда: «Во главе этой мощной организации стоит протоиерей Николай Иванович Знамировский…». В этом же документе указано, что в Шадринск направлен осведомитель, протоиерей Н., для противодействия отцу Николаю.
Весной 1923 года началась переписка отца Николая Знамировского с Нижнетагильским преосвященным Львом (Черепановым) с целью присоединения приходов Шадринского уезда к православному Нижнетагильскому епископу, про которого отец Николай писал: «Лев действительно единственный на Урале настоящий, законный епископ, как получивший епископство от законных уфимских архипастырей».
Епископ Лев (Черепанов). Фото: общественное достояниеЛетом 1923 года отец Николай был арестован по делу Нижнетагильского епископа Льва (Черепанова), доставлен в Екатеринбург и заключён в одиночную камеру Исправдома № 1 (губернская тюрьма на Московском тракте, ныне ул. Репина). Передачи и даже случайные встречи с ранее арестованными узниками были ему строго запрещены.
К этому времени относятся последние воспоминания Василия Игнатьева о Знамировском: «у автора сего были две последние встречи с Н.И., очень печальные. Это собственно были и не встречи, а только взгляд издали… В июне 1923 г. проездом из Белоруссии в Шадринск на станции Богданович мельком я видел Н.И. уже в сане Шадринского архиерея. Он “проезжал”, а точнее сказать, его “проезжали” из Шадринска в Свердловск в вагон для отправления в Екатеринбург в домзак…». Он был окружён “провожающими…”. Зимой, спустя примерно года полтора или год, направляясь в город на базар, я проходил мимо домзака и у спуска в город, на углу ул. Малышева, мне удалось видеть Н.И. неподалёку от домзака на снегоуборке: стоял он с метёлкой и согревал руки. Это была моя последняя встреча с Н.И. Передавали, что в Шадринске он пользовался такой популярностью, что за ним, когда он шествовал, всегда следовала толпа его поклонников…»
«Царствует над здешними сердцами архиерей Стефан»
30 августа/12 сентября 1924 года патриарх Тихон, знавший Знамировского как активного участника Поместного собора, поставляет его во епископа Шадринского, викария Свердловской епархии. В монашество с именем Стефан он был пострижен в Даниловом монастыре за два дня до хиротонии.
Владыка Стефан пользовался большим влиянием среди духовенства и паствы Шадринска, что помогало противостоять обновленческому и григорианскому расколу на Урале. Примечательна запись о епископе Стефане, сделанная обновленческим митрополитом Александром (Введенским) в его дневнике во время поездки в июле 1926 года по Уралу: «…зато в Шадринске дело много хуже, богом забытая глушь, здесь сплошная тихоновская гниль. Царствует над здешними сердцами тихоновский архиерей (сергиевец) Стефан (Знамировский)… он окружён самой мракобесной религиозной бандой. Мой приезд всколыхнул сие болото. Растерялись. А потом нашлись. Стефан организовал “неделю моления по поводу приезда Введенского”. Неделю молились тихоновцы архиерейским чином… В день моей лекции, вечером, Стефан устроил особо торжественную службу…»
В сентябре 1926 года епископ Стефан был вновь арестован. Обвинение в контрреволюционной деятельности он не признал. Четыре месяца провёл в свердловской тюрьме. В январе 1927 года был приговорён к трём годам ссылки. Ссылку отбывал в Казани.
Под «приглядом»
Несмотря на аресты, ссылки и постоянный контроль со стороны властей, епископ Стефан совершает своё служение, поддерживает общение и переписку с бывшими учениками по семинарии.
Из сообщения очередного «соглядатая» узнаём, что епископ по дороге в Казань заезжал в Пермь и освящал церковку в Балмошной, построенную в память «об освобождении от большевиков в 1918 году». Вместе с ним вёл службу священник Вячеслав Попов из Оханского уезда, а затем епископ Стефан «речь говорил». Здесь же указывается на контакты отца Стефана: в доме старосты балмошинской церкви встречался с епископом Хрисанфом, протоиереем Николаем Богородицким и «ссыльным архимандритом». Любопытно, что в донесении есть приписка: «место подходящее, полное воспоминаний» – скорее всего, имеется в виду близость к месту, где на окраине Перми был расстрелян великий князь Михаил Романов.
В 1934 году он был возведён в сан архиепископа и стал архиепископом Вологодским. В сентябре 1936 года он был снова арестован. После почти годичного заключения епископ Стефан был отправлен с келейником на поселение в Сыктывкар. В ссылке читал и пел на клиросе в местном храме. Познакомился со многими архиереями, отбывавшими ссылку в Коми АССР, в том числе с владыками Германом (Ряшенцевым) и Серапионом (Шевалеевским).
После нового ареста помещен в Верхне-Човскую исправительно-трудовую колонию. Сохранились сведения, что в колонии владыка тайно отправлял требы, совершал молебны, отпевал усопших. В июне 1941 года владыка Стефан получил освобождение.
Племянница архиепископа монахиня Анна Рогозина, получив разрешение на свидание с владыкой в ИТК, не сразу узнала его среди арестованных. Он сильно изменился: был острижен наголо, худ. Работал, как и другие узники, на строительстве шоссейной дороги, носил песок, укладывал и утрамбовывал камни. Когда же заключённые узнали от монахини о его архиерейском сане, то «с благоговением отметили, что и по его поведению было видно, это необыкновенный человек». В июне 1941 года владыка Стефан получил освобождение.
С началом войны в Сыктывкаре начались аресты «подозрительных элементов», среди них оказался и архиепископ Стефан (Знамировский). Уже через два месяца, в августе 1941 года, его арестовали в шестой и последний раз по обвинению в проведении во время заключения в исправительно-трудовой колонии контрреволюционной агитации. На допросах свидетели показывали, что архиепископ Стефан ежедневно устраивал около своей койки «богомолебны», а у заключённых преклонного возраста как духовное лицо пользовался большим авторитетом.
Рассказывали о том, что общался он с некоей верующей женщиной Пелагеей Александровной Потаповой: вёл с ней «контрреволюционные разговоры», делился получаемыми по почте продуктами: они вместе питались и всегда защищали друг друга. Будучи уже в тюрьме, Пелагея Александровна говорила сокамернице: «Если что случится, я ни за что не выдам Знамировского, лучше я жизнь покончу, а его не выдам». Когда её допрашивали, она лишь неизменно отвечала следователю: «Знамировского я не знаю. Никогда я религиозных сборищ не устраивала и не пела молитв с целью пропаганды религии…». Отрицал какое-либо знакомство с ней и архиепископ Стефан.
В ноябре 1941 года владыке Стефану и Пелагее Потаповой был вынесен приговор о «применении высшей меры наказания». Архиепископ Стефан подал кассационную жалобу в Верховный Суд, но приговор остался в силе. Они были расстреляны 18 марта 1942 года в 1 час 10 минут. Место расстрела и вечного упокоения – кладбище Верхне-Човского ИТК, более точное место расположения могилы неизвестно.
