Дитрих Бонхёффер за пределами безрелигиозного христианства

Церковь и мир 

В фрагменте «Этики» («Христос, действительность и благо...»), начатой в 1940 году, христоцентрическая перспектива Бонхёффера приводит его к отказу от многовековой модели мышления, построенной вокруг доктрины о двух царствах: здесь – церковь, там – мир; здесь – Евангелие, там – закон. Напротив, Бонхёффер утверждает, что «во Христе нам предлагается одновременно стать причастниками и божественной, и мировой действительности», поскольку они невозможны друг без друга:

Мир принадлежит Христу, и только во Христе он есть то, что он есть. Поэтому он не нуждается ни в чём ином, как только в самом Христе. Все было бы искажено, если бы мы пожелали сохранить Христа для Церкви, в то время как мир предоставили тому или иному, пусть даже христианскому, закону.

Отсюда следует, что, поскольку Бог стал плотью во Христе и вошёл в мир, нам запрещено утверждать два пространства, две реальности: существует только один мир, одна реальность – во Христе. 

Дитрих Бонхёффер. Фото: dietrich-bonhoeffer.net

Бонхёффер видит чёткую границу между миром и церковью, но всегда делает акцент на призвании церкви провозглашать миру Христа, Который умер не только за церковь, но и за весь мир. В «Этике» Бонхёффер пишет, что: 

… такой мир борется с общиной не на жизнь, а на смерть. Однако, призвание и сущность общины состоят в том, чтобы именно этому миру возвестить его примирение с Богом, именно для него прояснить действительность божественной любви, против которой он слепо восстаёт. 

Последнее и предпоследнее

Христианин может жить одновременно в реальности Бога и реальности мира, и нынешний мир освобожден от своего временного статуса. «Предпоследний» – это «оболочка последних», последние вещи проявляются в истории, которая, таким образом, открыта Царству Божьему. Если это так, то верующий приходит к Богу только через мир, а не минуя его. Здесь также Бонхёффер порывает с прежними богословскими воззрениям, которые сводят на нет естественную ценность мирской реальности. Бонхёффер оппонирует таким мыслителям как Людвиг Фейербах или Карл Маркс, которые критиковали христианство как веру иллюзорную и могущую дать утешение лишь в загробной жизни.

Несмотря на то, что Бонхёффер рассматривает личное благочестие и этические действия отдельного человека, он делает это на фоне его вовлеченности в христианскую общину. Для него богословие – это молитвенное размышление, размышление на коленях внутри церкви. Он страдает от реального положения церкви, но и солидарен с ней. Бонхёффер говорит о Христе «как о существующей церкви»: Бог в своем откровении являет Себя, Он не свободен от человека, но для человека. Церковь, тем не менее, является «формой откровения», но она также и «частичка мира». В 1931 году он пишет в своем выпускной работе «Акт и Бытие»:

Бог здесь; это означает, что Он не в вечной нереальности, но – со всей условностью – Он «доступен», ощутим в Его слове в церкви.

Бонхёффер уверен, что «Христос является человеком для других» (как и «церковь только тогда церковь, если она существует для других»). Впрочем, реальность была иной, и в 1944 году он утверждает, что современная ему церковь «в эти годы боролась только за свое самосохранение [...], как если бы она была самоцелью».

«Этика»

Сам Бонхёффер считал «Этику» главным трудом своей жизни. Основной затрагиваемый вопрос состоит в том, как явленная во Христе реальность Бога может найти своё отражение в земной человеческой жизни. В незаконченных сочинениях, объединённых в одну книгу уже после смерти пастора, Бонхёффер стремился дать обоснование такой этической концепции, которую можно было бы назвать христианской, которая бы соотносилась с евангельской проповедью и Заповедями блаженства. Эта задача казалась ему практически невозможной, в чём Бонхёффер сам и признаётся:

Кажется, что познание добра и зла – это цель всякого этического размышления. А первоочередная задача христианской этики – отмена самого этого знания. В своем выпаде против общих предпосылок любой этики она столь одинока, что встает вопрос: имеет ли вообще смысл говорить о христианской этике.

Разумеется, что для Бонхёффера христианская этика не сводилась к только лишь праведной жизни. Живя в такое трудное время, он не мог не видеть, как иные неверующие вели себя гораздо более добропорядочно, чем его братья по вере. Для него одним из ключевых понятий христианской этики является категория ответственности, мера ответственности каждого каждого христианина не только за себя, но и за мир, за свою страну, свою землю, свой народ. В этом Бонхёффер видел прямую волю Божью. Для него христианская ответственность является ответом на призыв Христа следовать за ним. Этот ответ христианин даёт не один раз, но подтверждает в каждой отдельной ситуации. Поскольку Сам Христос прожил Свою жизнь за других и взял за них вину, то и христианин призван к тому, чтобы брать возложенную на него ответственность за мир и ход истории. В «Этике» Бонхёффер раскрывает теологическое содержание ответственной жизни, которая в своём основании обнаруживает двойную направленность – в отношениях с другими людьми и с Богом, а также в свободе собственной жизни.

Соотношение связи и свободы имеет существенное значение для этики ответственности Бонхёффера: в восприятии ответственности христиане и зависимы, и свободны. Зависимы они «от Божьей заповеди о любви к ближнему, а свободны в слышании того, что эта заповедь говорит в конкретной ситуации».

Страница рукописи Бонхёффера по еврейскому вопросу. Фото: dietrich-bonhoeffer.net

Местозаместительное исповедание вины

Особое место в этике ответственности Дитриха Бонхёффера занимает местозаместительное исповедание вины. Основанное на Декалоге, это исповедание пугало современников своей радикальностью: в разгар торжества Адольфа Гитлера Бонхёффер говорит о вине церкви по отношению к «самым слабым братьям и сестрам Иисуса Христа», которых церковь попустила предать несправедливому суду со стороны государства:

Исповедуя себя виновными, они [христиане] не бросают косых взглядов на других виновных. Это исповедание строго исключительно [...] ибо ведь ничем иным не подчиняет нас Христос сильнее как тем, что Он безусловно и окончательно взял нашу вину, признал себя виновным в нашей вине и освободил нас.  Взгляд на эту благодать Христову совершенно освобождает от взгляда на вину других людей [...] 

В этом исповедании вся вина мира падает на церковь, на христиан. И если она здесь не отрицается, а признаётся, то открывается возможность прощения.

Прежде всего познаётся здесь сугубо личный грех каждого отдельного человека как отравленный источник всего общества. [...] Я виновен в беспорядочном вожделении, я виновен в малодушном молчании там, где следовало говорить, я виновен в неискренности и притворстве перед лицом насилия, я виновен в немилосердии и отречении от несчастных моих братьев, я виновен в неверности и отпадении от Христа. [...] Все они [христиане] объединяются в единстве церкви. В них и через них исповедует и познаёт церковь свою вину.

Не слишком ли много сказано? Не следует ли теперь возвысить свой голос некоторым праведным и попытаться доказать, что виновата вовсе не церковь, а все другие? [...] не была ли церковь связана по рукам и ногам? Не противостояло ли ей всё мирское могущество? Вправе ли была она подвергнуть опасности то последнее, что у неё оставалось – богослужение, общинную жизнь, если бы она решилась на борьбу с антихристианскими силами? Так говорит неверие [...] Свободное исповедание вины есть не то, что можно делать или не делать, но это проявление образа Иисуса Христа в церкви,  которое позволяет церкви быть самой собой, иначе она перестает быть церковью Христовой. [...] Исповедуя свою вину, церковь не освобождает людей от исповедания собственной вины, но призывает их к участию в общем исповедании вины. Только будучи судимым Христом, отпавшее человечество может устоять перед Христом. К этому суду Церковь призывает всех, кого она достигает.

Отказываясь принимать вину, христианин, по мнению Бонхёффера, выбирает не между виной и невиновностью, но между виной, принятой свободно, и виной, которая ложится на плечи по причине малодушия и отказа брать на себя ответственность за происходящее.

Бетдж и Бонхёффер. Фото: dietrich-bonhoeffer.net

Единство мысли, слова и дела

Богословие Бонхёффера объединяет учение, жизнь, мысли, слова и дела и, таким образом, преодолевает разделение между личным благочестием, общинной жизнью и кабинетной теологией. Можно сказать, что богословие Бонхёффера не всегда обладает «необходимой» научной объективностью, но пронизано живой субъективностью и соединяется с реальной жизнью.