Не было пять веков назад более звонкого имени, чем Андрей Рублёв. Оцените: на Стоглавом соборе, созванном Иоанном Грозным через полтора века после смерти Рублёва с целью упорядочения церковных дел, в одном из постановлений содержится рекомендация, что живописцам следует писать «с древних переводов, како греческие иконописцы писали и как писал Ондрей Рублёв и прочие пресловущие иконописцы…»
Это не просто признание заслуг.
Для русского иконописца быть поставленным в один ряд со всеми греческими мастерами – это настоящее чудо и свидетельство Божьего благословения.
Но сегодня мы об этом русском гении не знаем практически ничего. Как его настоящее имя, когда и где он родился – всё в тумане.
Единственная доступная нам биография Андрея Рублёва – это биография его работ.
* * *
Самое раннее упоминание имени Андрея Рублёва встречается в Троицкой летописи в 1405 году: «Toй же весной начали расписывать церковь каменную св. Благовещения на дворе великого князя, но не ту, что ныне стоит, а мастера были: Феофан иконник Гречин, да Прохор старец с Городца, да чернец Андрей Рублёв, да того же лета и закончили…»
Действие происходит в Благовещенском соборе Московского Кремля, который был построен по повелению князя Василия Дмитриевича – старшего сына Дмитрия Донского.
«Феофан иконник Гречин» – это сам Феофан Грек, византийский живописец, находившийся тогда в самом зените славы.
Прохор с Городца считается учителем Андрея Рублёва – недаром его почтительно именуют «старцем». Возможно, он был иноком Феодоровского мужского монастыря, основанного в начале XIII века близ города Городец, что в Нижегородской области. Именно в этом монастыре в то время находилась чудотворная Феодоровская икона Божией Матери, авторство которой приписывается евангелисту Луке, иконография сходна с Владимирской иконой. Возможно, именно в этом монастыре и принял постриг и инок – «чернец» – Андрей Рублёв. (На этот счёт нет единого мнения – часть исследователей считает, что Андрей Рублёв принял постриг в Троице-Сергиевом монастыре, другие – что в Андрониковом монастыре в Москве.)
Тут самое время уточнить, что Рублёв – это не фамилия, коих на Руси тогда ещё не было, а прозвище.
При Дмитрии Донском Городец временно был столицей Суздальско-Нижегородского великого княжества, где находился свой монетный двор. Финансово-денежная система Руси тогда строилась на двух китах – для ежедневного оборота выпускались серебряные монетки – «деньги», то есть копии ордынских «таньга», которые сами были копией арабских дирхемов. А для накопления капиталов использовались серебряные слитки – гривны и рубли. Причём последние можно было рубить на части – отсюда и название, а для большего удобства на рубли ставились несколько клейм-отпечатков, чтобы каждый рубленый кусочек был бы со своим клеймом.
Почему иноку дали такое прозвище – неизвестно. Можно лишь предположить, что до монашеского пострига Андрей был мастером-чеканщиком или литейщиком на монетном дворе. Между прочим, ответственное дело. И доверят его далеко не каждому.
Впрочем, у исследователей нет сомнения, что как живописец инок Андрей зарекомендовал себя гораздо раньше. В частности, около 1401–1404 годов Рублёв участвовал в росписи белокаменного Успенского собора, возведённого князем Юрием Дмитриевичем – это младший сын Дмитрия Донского – в своем удельном городе Звенигороде.
Конечно, за века сохранилось немногое. Лучшие фрагменты фресок расположены на восточных столпах храма, ограничивающих алтарную часть, на их обращённых к центру собора гранях. Рублёву тут принадлежит авторство медальонов с мучениками Флором и Лавром.
* * *
В 1408 году имя Рублёва вновь попадает в Троицкую летопись: «Того же лета мая в 25 начали расписывать церковь каменную великую соборную в честь Святой Богородицы, что в Владимире, построенную по повелению великого князя Василия Дмитриевича, а мастера – Данило иконник да Андрей Рублёв».
Данило Иконник – тоже монах, инок Спасо-Андрониковского монастыря. И, как можно предположить, друг и ученик Андрея Рублёва. «Добродетельные старцы и живописцы, – говорится о них в житии Преподобного Никона Радонежского. – Присно духовное братство и любовь к себе великую стяжавшие… И так к Богу отошедшие в духовном союзе…»
В том же 1408 году Андрей Рублёв вместе с верным Данилой создал знаменитый Звенигородский чин – иконы для иконостаса в Успенском соборе Звенигорода.
Кроме того, Рублёв и его ученики участвовали в создании «Евангелия Хитрово», рукописной книги Евангелия, украшенной драгоценным окладом и изумительными миниатюрами. Манускрипт получил название от своего владельца – боярина Богдана Хитрово, который получил рукопись в дар от царя Фёдора Алексеевича.
* * *
Наконец, примерно в 1425–1426 годах Андрей Рублёв попадает в Троице-Сергиев монастырь, где он пишет и своё главное произведение – икону Троицы. (Датировка условна: считается, что в 1427 году умер преподобный Никон, а в 1430 году отошёл ко Господу сам Андрей Рублёв.)
Этот образ была написан специально по заказу преподобного Никона Радонежского, ученика «игумена земли русской» Сергия Радонежского, для иконостаса деревянного храма Святой Троицы, на месте которого позже был построен Троицкий собор – первое каменное сооружение монастыря, сохранившееся и до наших дней.
И в иконостасе икона «Троица» Рублёва заняла главное место – справа от царских врат – в «местном» ряду иконостаса.
В житии Преподобного Никона Радонежского о призвании Рублёва говорится так: «Были приглашены два инока-постника, славившиеся добродетельною жизнью: Даниил и Андрей, искусные в иконописании. Их тщанием и под их руководством храм был благолепно украшен иконописью. Когда Никон увидел, что украшение храма расписанием окончено, то с великою радостью возблагодарил Бога:
– Благодарю Тебя, Господи, – говорил он, – и славлю пресвятое имя Твоё за то, что не презрел моё прошение, но даровал мне недостойному видеть всё сие моими очами».
Автор «Сказания о святых иконописцах», появившегося через полтора-два столетия после написания «Троицы», писал, что Рублёв год прожил в Троицком монастыре в послушании у преподобного Никона: «Преподобный отец Андрей Радонежский, иконописец, прозванием Рублёв, многая святыя иконы писал, все чудотворные… А преже живяше в послушании у преподобного отца Никона Радонежского. Он повеле при себе образ написати святыя Троицы в похвалу отцу своему святому Сергию Чудотворцу».
Удивительно, что мы, считая иконы Рублёва произведением искусства, как-то забываем, что современниками эти образы считались чудотворными.
* * *
Именно как чудотворный образ почитали «Троицу» и в дореволюционной России – потому что практически никто не видел знаменитого творения Рублёва. Более пяти веков икона была закрыта от человеческих глаз толстым золотым окладом. Первым же «позолотить» икону приказал ещё в 1575 году царь Иоанн Грозный.
За что Грозный велел «позолотить» икону, скрыв тем самым рисунок Рублёва от глаз прихожан храма?
Ответа на этот вопрос нет, хотя в российскую историю 1575 год вошёл чередой страшных и трагических событий: летом вскрылся заговор против царя самых ближайших приближённых, умышлявших отравить Грозного. Под пытками заговорщики оговорили многих авторитетных духовных лиц – прежде всего, новгородского архиепископа Леонида, архимандрита Евфимия, возглавлявшего кремлёвский Чудов монастырь в Москве, и архимандрита Иосифа, настоятеля Симонова монастыря. Всех троих Грозный в ярости приказал казнить.
Смерть Леонида породила множество легенд: одни говорили, что будто бы царь приказал зашить опального архиепископа в медвежью шкуру и насмерть затравить собаками, другие же утверждали, что Леонид был попросту «удавлен» после пытки на площади перед Успенским собором в Кремле.
Англичанин Джером Горсей, бывший в ту пору в Москве, писал, что Леонида обвинили в том, что он занимался колдовством и содержал в Новгороде ведьм, которых после суда над архиепископом тоже предали смертной казни через сожжение – подтверждением этих слов служит запись в синодике Грозного, куда тиран заносил имена всех своих жертв: «Помяни, Господи, в Новгороде 15 жён, а сказывают ведуньи волхвы».
Видимо, Грозный настолько сам поверил рассказам своих палачей о колдовском заговоре против него, что уже осенью того же года он демонстративно отрёкся от престола и посадил на трон «зиц-председателя» – крещёного татарского хана Симеона Бекбулатовича. Дескать, если проклятые ведьмы и навели порчу на государя, то пусть уж на Симеона падает проклятие. А сам велел позолотить чудотворные иконы – видимо, для большей страховки.
Золото Грозного держалось недолго. Уже в 1600 году новый царь Борис Годунов пожаловал иконе ещё более драгоценный оклад – из чистого золота, с изумрудами, рубинами и сапфирами. Годунов вообще был очень болезненным человеком, и, по замечанию современников, он «царствовал шесть лет не царствуя, но всегда болезнуя». В 1600 году Годунову стало настолько плохо, что по Москве пошли слухи об отравлении царя. Снова возникло дело о колдовском заговоре против царя, одним из главных фигурантов которого стал Федор Романов – будущий патриарх Филарет и отец родоначальника царской династии Романовых. Вскоре, впрочем, болезнь отступила, и Годунов в память о своём чудесном избавлении от заговорщиков пожаловал монахам Троице-Сергиевой лавры новый золотой оклад.
С тех пор все прихожане Троицкого собора видели не икону Рублёва, но лист золота с тремя массивными фигурами, которые сидели за столом, уставленным всевозможными яствами.
Приложили свою руку и палехские иконописцы, которые трижды проводили «поновление» рисунка Рублёва – в те годы считалось, что именно палехская манера живописи была наиболее близка к стилю Рублёва. В итоге оригинальный рисунок был надёжно скрыт под многочисленными слоями краски и олифы, но выяснилось это только в 1904 году, когда в лавре новый наместник Свято-Троицкой Сергиевой лавры архимандрит Товий (Цимбал) затеял грандиозный ремонт и перестройку. И знаменитая икона Рублёва была вновь отправлена на «поновление», только теперь она попала не в Палех, а в Москву – к специалистам Третьяковской галереи.
«Когда, – писал художник-реставратор Василий Гурьянов, – снята была золотая риза, то каково же было наше удивление. Вместо древнего и оригинального памятника мы увидели икону, совершенно записанную в новом стиле Палехской манеры XIX века».
В итоге реставратору пришлось снять несколько слоёв краски, чтобы добраться до древней живописи.
Как писал историк Николай Лихачев, это открытие перевернуло тогдашнюю искусствоведческую школу: «Прежде за “Рублёвское письмо” выдавали обыкновенно иконы с ликами, написанные тщательно и “плавко”, без резких переходов из тона в тон, и относящиеся на самом деле ко второй половине XVI века. Троица же оказалась, напротив, написанной очень широко и живописно, а местами даже и резко».
* * *
Отреставрированная икона была выставлена для всеобщего обозрения в 1929 году – уже не в Троице-Сергиевой Лавре, а в новом отделе древнерусского искусства Третьяковки.
Правда, для любования иконой Рублёва это был не самый лучший период. К 1929 году Бог в советской России был упразднён, а широкие народные массы тем временем вступали в ряды «Союза безбожников», который именно тогда добавил в своё название слово «воинствующий». Помимо предложений отменить прежнее летоисчисление от Рождества Христова и начать новое с революции 17-го года, безбожники активно подогревали войну с колоколами и дискредитировали всё, что связано с церковью.
Писатель Михаил Пришвин, посетивший тогда Третьяковку, записал в своём дневнике: «Учитель, пришедший с экскурсией, сказал при виде “Троицы” Рублёва ученикам: “Все говорят, что на этой иконе удивительно сохранились краски, но краски на папиросных коробочках гораздо ярче”».
Именно такое отношение к «Троице» демонстрируют – вернее, демонстрировали – и многие нынешние посетители Третьяковки. Ну, старая икона, краски какие-то выцветшие.
Чего здесь такого особенного?
Особенное в «Троице» и правда увидеть нелегко. Для этого нужно попытаться увидеть, что в действительности написал гений Рублёва.
* * *
Итак, в основу положен сюжет из самой первой книги «Библии» – из книги «Бытие» – о том, как Господь решил вернуться к заблудшему в грехах и отринувшему Бога человечеству и создать для Себя избранный народ, с которым Он мог бы общаться.
«И сказал Господь Авраму: пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего, в землю, которую Я укажу тебе; и Я произведу от тебя великий народ, и благословлю тебя, и возвеличу имя твоё, и будешь ты в благословение…»
Далее идёт рассказ о завете, который Бог заключил со своим избранником Авраамом. И во исполнение этого завета Авраам, оставив родной и весьма комфортабельный город Ур-Халдейский в южной Месопотамии, отправился жить в пустыню Ханаанскую, где долгие годы ждал обещанной награды от Господа – рождения детей.
И вот, много лет спустя, когда всякая надежда, казалось бы, уже должна была оставить Авраама, к его шатру подошли трое незнакомцев.
«И явился ему Господь у дубравы Мамре, когда он сидел при входе в шатёр, во время зноя дневного, – читаем мы в книге Бытия. – И возвёл он очи, и взглянул, и вот, три мужа стоят против него. Увидев, он побежал навстречу им от входа в шатёр, и поклонился до земли. И сказал: “Владыка! Если я обрёл благоволение пред очами Твоими, не пройди мимо раба Твоего. И принесут немного воды, и омоют ноги ваши; и отдохните под этим деревом. А я принесу хлеба, и вы подкрепите сердца ваши; потом пойдите, так как вы идёте мимо раба вашего”. Они сказали: “Сделай так, как говоришь”».
Так или иначе, но Сарра, жена Авраама, тут же начала готовить пресный хлеб для угощения гостям, пока Авраам заколол и готовил телёнка. «И взял масла и молока и телёнка приготовленного, и поставил перед ними, а сам стоял подле них под деревом. И они ели».
И вскоре обещанное свершилось – у столетнего Авраама и девяностолетней Сарры, утроба которой «омертвела», родился сын Исаак.
Первые иконы с изображением этого библейского сюжета «Гостеприимство Авраама» появились уже с IV века – например, в катакомбах в Риме.
В IX веке эти иконы приобретают широкую популярность – по той причине, что богословы определили явление трёх ангелов как образ Святой Троицы, «единосущной и нераздельной».
К ХII веку в православной иконописи уже сложился свой канон изображения Святой Троицы: живописцы изображали трёх ангелов, сидящих за столом возле дуба, стол с яствами, а рядом – почтительно склонившихся Авраама с Саррой. Художники словно подчёркивали, что подробности приготовления трапезы не только говорили о гостеприимстве добродетельного Авраама, но и были знаком верности Богу, готовности послужить Ему.
Но где же Авраам и Сарра на иконе Рублёва?
Почему же иконописец, монах, призванный, как считается, полностью отсечь свою волю, так радикально сократил канонический сюжет?
Ведь для иконописца такой отход от канонического изображения, пусть даже ради большей мистической глубины образа, по сути означает отрицание преемственности духовной традиции.
Ответ на этот вопрос кроется в самом творении Рублёва.
* * *
Прежде всего, посмотрите на самих Ангелов, сидящих вокруг стола с чашей. В левой же руке у каждого – тонкий красный посох, знак царской власти.
Посмотрите на стол – это вовсе не обычный стол для трапезы, но церковный престол. Об этом говорит не очень заметная деталь – прямоугольное углубление в его передней стенке. Это ниша, куда вкладывали небольшой «ковчежец» с мощами святых, обязательная принадлежность русских каменных престолов.
И сидят Ангелы вовсе не на обычных стульях, а на царских тронах – об этом говорят подножия, на которые поставлены ноги.
Теперь посмотрите на одежды ангелов. На сидящем в центре – синий плащ, пурпурный хитон с золотой полосой на правом плече. Именно так иконописный канон предписывает изображать Христа Пантократора – Вседержителя, восшедшего на небеса и сидящего справа от Бога-Отца.
Тогда получается, что сам Творец – слева, и именно на Него обращены взоры двух Ангелов, которые есть не смиренные безымянные служители, но другие ипостаси Святой Троицы.
Но как же тогда быть с законом невозможности изображения Творца, трансцендентного и трансцендентального этому миру, Которого никто из живущих не видел и в принципе увидеть не может?
Но совершенно неслучайно, что левый Ангел облачён в прозрачно-пурпурный плащ – это «форма» архангела Михаила, предводителя небесных воинств, тогда как зелёный плащ – одежда архангела Гавриила, вестника Божия, возвестившего Деве Марии о чудесном зачатии Спасителя. Таким образом, именно через архангелов раскрывается непостижимая Тайна Троицы, которую нельзя увидеть телесными очами, но только духовным зрением. Как старик Авраам увидел в трёх путниках знак Божьего Присутствия.
* * *
Теперь посмотрите на то, что стоит на поверхности стола. На золотом окладе Грозного и Годунова были изображены гроздья винограда, какие-то кубки – словом, обычное угощение. На иконе же перед ангелами на пустом столе стоит только одна чаша. Однако, не стоит забывать, что реставраторы просто счистили со стола все «лишние» предметы, посчитав их более поздним рисунками. Вот строки из реставрационных протоколов 1918–1919 годов: «Живопись верхней доски стола счищена до левкаса (то есть до грунтового слоя – Авт.). В основном фрагменты первоначального жёлтого цвета (светло-золотистая охра) сохранились над верхним краем чаши и у пальцев правой руки среднего ангела».
Между тем, если посмотреть на первую копию Рублёвской «Троицы», сделанной в Иосифо-Волоколамском монастыре монахом Паисием (ныне она хранится в Музее имени Андрея Рублёва в Спасо-Андрониковом монастыре), то мы увидим, что на столе были и другие предметы – в частности, два круглых хлеба, в которых каждый христианин легко опознает просфору – хлеб, который приносится в храм как поминание за живых и усопших. Также на столе есть треугольные ломтики хлеба – такие частицы священник во время богослужения вынимает из просфоры во время подготовки к таинству Причастия Святых Даров.
Как раз такую частицу и держит в руке Ангел справа на копии «Троицы».
И посмотрите на «двоеперстно» сложенные пальцы на правой руке Христа – это жест благословения.
То есть трапеза на иконе Рублёва показана не как обычная трапеза, но как священнодействие.
Так где же Авраам и Сарра? Где те, кто готовится к Причастию Святых Тайн, Которые для людей приготовил Сам Господь?
Ответ очевиден: они незримо стоят перед иконой – вместе со всеми молящимися.
Отсутствие на иконе каких бы то ни было фигур, кроме Превечной Троицы, превращает этот сюжет из «Гостеприимства Авраама» в явление Божественной Евхаристии, в которой участвует каждый верный.