Верность иерархии
В итоге если под церковью понимается система церковного управления, духовенство во всех его ипостасях, так называемая клерикальная экклезиология, то верность христиан будет меряться по верности своему епископу и патриарху. Издержки такой вассальной преданности очевидны: круговая порука, покрывательство зла и неправды, угнетение личности, опричнина духовенства, а взамен – стройные ряды лояльных своим духовным отцам молитвенников. Это очень удобно для тех, кто ищет в церкви только власть. А власть духовенства самая сладкая и сильная, она претендует на бессмертную душу человека, на полное послушание, оборачивающееся на деле тупым подчинением. Полагаю, что именно на этом уровне решался конфликт с бывшим священником отцом Владимиром Головиным, похожим образом разобрались с отцом Сергием Романовым – это из известных и скандальных случаев, касающихся весьма специфических батюшек. Куда более болезненный для церкви пример – это гонения епископа Евсевия (Саввина) на своего священника, исповедника веры, погибшего 10 лет назад, отца Павла Адельгейма. Вот это чистая ересь жизни в Церкви.
Фото: Любимов Андрей / АГН «Москва»
Верность в приходской системе
Но есть и иной взгляд, более распространённый сегодня. Согласно ему, церковь – это система приходов, собранных вокруг храмов, состоящих в своих епархиях, подчиняющихся своими епископам. Здесь тоже по сути всё возводится к верности епископу, но по идее регулируется канонами, церковными постановлениями, прививкой благочестия. В отличие от клерикальной системы здесь церковь уже может себя проявить, огромное количество людей из тех, что регулярно ходят в храм, мыслят себя именно внутри такой поместно-приходской модели. Она позволяет удерживать, по крайней мере, внешний порядок и целостность церковной структуры. Благодаря поместному устройству люди с улиц могут прийти в храм, а через это и в Церковь. Но сколько таких случаев? Какова динамика? И какова верность людей своей церкви внутри такой экклезиологии – сказать трудно, никто этого толком не исследовал. Единственное, что опыт показывает, в категориях верности рассуждают тут редко, больше в категориях удобства и расположения к конкретным батюшкам. Понятие церкви часто ограничивается только храмом и приходом, а вопрос служения сводится к уборке подсвечников и чтению акафистов.
Прекрасный пример, который показывает, чем это оборачивается в случае появления неудобных углов – это феномен «Тверского прихожанина», абсолютно инфернальное явление, возникшее из почвы народного невежества, способное на то, чтобы мигом сожрать тех, кто представляется угрозой для собственного спокойного, по сути не христианского бытия в церкви. Мы помним, что его руками выкорчевали с кафедры Тверского митрополита Савву (Михеева) и очернили православные братства. Как только ядерный пепел улёгся на тверской земле, этот монстр, изначально заявивший себя как группа инициативных мирян, тут же пропал, каких-то созидательных инициатив не обнаружив при этом.
Евхаристия и верность в таинствах
В ХХ веке была неплохая попытка обратиться к истокам церковной истории и посмотреть на времена, когда у христиан не было ни приходов, ни епархий, ни иерархии. Вокруг чего тогда собирались ученики Христовы? Протопресвитер Николай Афанасьев смело предположил, что вокруг церковного таинства Евхаристии. Это действительно была смелая попытка. Время, когда искалеченная в советское время безбожным режимом Православная церковь, изломанная и расколотая, в лице своей иерархии с огромным опасением смотрела на всё новое, было не очень подходящим для того, чтобы заявить о евхаристической экклезиологии. Внутри неё верными уже будут называться те христиане, что верны таинству, кто не просто присутствует на службе, но сослужит, зная о своём достоинстве «пророка, царя и священника», данного от Бога. Здесь уже гораздо больше света и воздуха, здесь церковь открывает себя мистериально. Такая церковь даёт больше возможностей христианину быть самим собой и бесконечно погружаться в тайну, которую Бог открывает человеку через Евхаристию. Но здесь же есть и ключевая, неразрешённая до сих пор проблема – это вопрос о собрании. Всякий ли человек, кто причащается с тобой из одной чаши, верует с тобой в одного и того же Христа? Если в храм на службу может зайти кто угодно, то о какой верности тут может идти речь? Опять же, пример «Тверского прихожанина» красноречиво показывает, что люди могут ходить на службу, читать молитвы, причащаться и в один момент поднять на вилы тех, кто годами молился рядом.
Фото: Любимов Андрей / АГН «Москва»
Верность Богу и Человеку
В итоге мы добрались до ещё одного образа Церкви, в котором понятие верности на сегодняшний день обретает самые зримые черты. Если христианство – это вера во Христа, который был Богом и был Человеком, стало быть христианство – это вера и в Бога, и в Человека. Не только лишь в иерархию, молитву, благодатность таинств, но непосредственно в Того, Кто всё это даёт, включая ближних. Евангелие начинает наполняться жизнью или прорастать в жизни человека, когда он является реальным членом христианской общины, где вопрос о том, как полюбить ближнего – это не прекрасная абстракция, а реальность, подчас довольно трудная в ощущениях. При таких неформальных общинах и братствах в церкви всё встаёт на свои места, а верность всегда являет себя самым конкретным образом через верность Богу и Его святой воле, испытываемой в Церкви, а также верность самой Церкви, которая представляет собой и конкретных людей, и тех, кому по церковной традиции положено послушаться в силу их иерархического положения. Такая верность сильна, ответственна и не слепа. В этой верности человек прорывается к источнику сил в самом Боге, так как вся история спасения человечества показывает, что иным, кроме Христа, путём соблюсти себя верным у человека никак не получается. Тут нужно отдать Богу своё сердце и через это получить полную свободу в Святом Духе.
Есть ли верность больше этой? И можно ли без неё сделать в Церкви хоть что-нибудь существенное? Разве не эта верность стала опорой для людей, которых мы почитаем святыми? И стали бы они таковыми, не сохрани её в крепости? Опыт новомучеников показывает, что под пытками можно наговорить лишнего, но верности Богу и своим братьям и сёстрам во Христе не предать. Понять это возможно, пожалуй, только внутри общинно-братской экклезиологии, а прожить… это как Бог даст!
В конце концов, во все времена, а тем более во времена нарастающего кризиса важна память о том, что верность порождена любовью, это показатель качества отношений. Современный мир уже сотню лет требует её отменить как архаизм, но подобные соблазны человек переживал с самого начала своей истории.
Мы видим, что даже в христианстве сегодня каждый больше занят своим индивидуальным спасением, где никакой верности в принципе не предусмотрено, кроме как самому себе. Никто за брата не даст ни жизнь, ни ржавую полушку, так как брата своего и не знает вовсе. Это качество проявляется только в общении и служении, а проверяется только по духу и по плодам.
Сегодня есть священники, которые прорываются к таким духовным мыслям. Такой батюшка может заслонить своей спиной братьев и сестёр от канцелярского холода, церковного феодализма, чтобы те не разочаровались в церкви и чтобы у них было время духовно повзрослеть. Но он сам очень не защищён и потому молчит, когда надо бы говорить. Поддержка братьев и сестёр в таких случаях очень важна, она даёт пресвитерам возможность свидетельствовать, а не молчать; служить, а не просто совершать требы и нести епархиальные послушания; жить во Христе, а не бродить по юдоли спасения своей души.
Впрочем, то же самое можно сказать о любом верном человеке, для которого Церковь и Христос реально живы.