10 интересных фактов о митрополите Сурожском Антонии (Блуме)

5. В юности будущий владыка был убеждённым атеистом и антиклерикалом.

Семья Блумов изначально была нецерковной и нерелигиозной. Даже вступив в скаутскую организацию, будущий владыка демонстрировал своё пренебрежение к религии. В возрасте девяти лет мать от бедности едва не отдала Андрея в католический приют, но мальчик уговорил её этого не делать: «Что касается Церкви, то я был очень антицерковно настроен из-за того, что я видел в жизни моих товарищей католиков или протестантов; Бога для меня не существовало, а Церковь была чисто отрицательным явлением. Основной мой опыт в этом отношении был, может быть, такой. Когда мы оказались в эмиграции в 1923 году, Католическая церковь предложила стипендии для русских мальчиков и девочек в школы. Помню, мама меня повела на “смотрины”, со мной поговорил кто-то и с мамой тоже, и всё было устроено, и мы думали, что дело уже в шляпе. И мы уже собрались уходить, когда тот, кто вёл с нами разговор, нас на минутку задержал и сказал: “Конечно, это предполагает, что мальчик станет католиком”. И я помню, как я встал и сказал маме: “Уйдём, я не хочу, чтобы ты меня продавала”. И после этого я кончил с Церковью, потому что у меня родилось чувство, что, если это Церковь, тогда, право, совершенно нечего туда ходить и вообще этим интересоваться, просто ничего для меня в этом не было. Должен сказать, что я был не единственным; летом, когда бывали лагеря, в субботу была всенощная, литургия в воскресенье, и мы систематически не вставали к литургии, но отворачивали борта палатки, чтобы начальство видело, что мы лежим в постели и никуда не идём. Так что, видите, фон для религиозности у меня был весьма сомнительный. Кроме того, были сделаны некоторые попытки моего развития в этом смысле: меня раз в год, в Великую пятницу, водили в церковь, и я сделал с первого раза замечательное открытие, которое мне пригодилось навсегда (то есть на тот период): я обнаружил, что, если войду в церковь шага на три, глубоко потяну носом и вдохну ладана, я мгновенно падаю в обморок. И поэтому дальше третьего шага я никогда в церковь не заходил. Падал в обморок – и меня уводили домой, и на этом кончалась моя ежегодная религиозная пытка» (из автобиографии митрополита Антония от 1973 года).

Андрей Блум, 1943 год. Фото: Фонд «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского»

6. Будущего митрополита «случайно» обратил к вере знаменитый священник Сергий Булгаков. Причём своей «неудачной» лекцией.

Согласно воспоминаниям владыки, в 1930 году начальство принудительно согнало юных «витязей» на «духовную беседу с батюшкой». 16-летний Андрей пытался отвертеться, но не смог. Лекция отца Сергия была, судя по всему, неудачной: выдающийся богослов не имел навыков общения с подростковой аудиторией. Тем не менее именно после этой лекции Андрей стал сознательным христианином.

«И случилось так, что Великим постом какого-то года, кажется, тридцатого, нас, мальчиков, стали водить наши руководители на волейбольное поле. Раз мы собрались, и оказалось, что пригласили священника провести духовную беседу с нами, дикарями. Ну, конечно, все от этого отлынивали как могли, кто успел сбежать, сбежал, у кого хватило мужества воспротивиться вконец, воспротивился, но меня руководитель уломал. Он меня не уговаривал, что надо пойти, потому что это будет полезно для моей души или что-нибудь такое, потому что, сошлись он на душу или на Бога, я не поверил бы ему. Но он сказал: “Послушай, мы пригласили отца Сергия Булгакова, ты можешь себе представить, что он разнесёт по городу о нас, если никто не придёт на беседу?” Я подумал: да, лояльность к моей группе требует этого. А ещё он прибавил замечательную фразу: “Я же тебя не прошу слушать! Ты сиди и думай свою думу, только будь там”. Я подумал, что, пожалуй, и можно, и отправился. И всё было действительно хорошо, только, к сожалению, отец Сергий Булгаков говорил слишком громко и мне мешал думать свои думы, и я начал прислушиваться, и то, что он говорил, привело меня в такое состояние ярости, что я уже не мог оторваться от его слов. Помню, он говорил о Христе, о Евангелии, о христианстве. Он был замечательный богослов, и он был замечательный человек для взрослых, но у него не было никакого опыта с детьми, и он говорил, как говорят с маленькими зверятами, доводя до нашего сознания всё сладкое, что можно найти в Евангелии, от чего как раз мы шарахнулись бы, и я шарахнулся: кротость, смирение, тихость – все “рабские” свойства, в которых нас упрекают начиная с Ницше и дальше. Он меня привёл в такое состояние, что я решил не возвращаться на волейбольное поле, несмотря на то, что это была страсть моей жизни, а ехать домой, попробовать обнаружить, есть ли у нас дома где-нибудь Евангелие, проверить и покончить с этим» (из автобиографии митрополита Антония от 1973 года).

7. Уверовав в Бога, будущий митрополит Антоний сознательно присоединился к Русской церкви Московского патриархата, хотя для русской эмиграции это был весьма непопулярный выбор.

В 1931 году в возрасте 17 лет Андрей Блум стал прихожанином Трёхсвятительского подворья. Это был единственный на всю Европу приход русской традиции, находящийся в общении с Синодом митрополита Сергия (Страгородского), далее Московского патриархата. Приход возглавлял митрополит Вениамин (Федченков), первые службы проходили в арендованном подвале велосипедной фабрики.

Старое Трёхсвятительское подворье на улице Петель в Париже. Фото: Фонд «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского»

«Вот у меня спрашивают, почему я принадлежу Патриаршей Церкви и почему я её выбрал, когда мне было ещё 17 лет, в 1931-м году? По двум причинам.

Во-первых, потому что меня научили, что от Церкви можно отойти, только если она проповедует ересь. Русская церковь ереси не проповедовала никогда, а второе – это то, что, когда Церковь, которой ты принадлежишь, находится в плену, когда она в положении мученичества, когда она в гонениях, то тогда-то надо ей принадлежать, если можно, то быть её свободным голосом, а если у тебя нет голоса, по возрасту, по обстоятельствам, или, если ты не знаешь достаточно – быть верным ей.

Если нужно, чтоб тебя порочили за неё, хотя бы в малом соучаствовать в её видимом позоре. И не я один это выбрал, а люди, вполне зрелые.

Бердяев был нашим прихожанином, Семён Людвигович Франк и множество других людей, причём людей самых различных политических направлений. Были люди, как Бердяев, который был бывший революционер, который исцелился, когда революция пришла, от своей болезни, и были люди, которые были убеждённые монархисты, и мы все были одно. Одно с Русской церковью, которую мы не судили, о которой мы молились, над которой мы плакали и перед которой мы благоговели, потому что то, что там происходило, превосходило всё, что мы сами могли пережить, и мы не могли приписать слабости тем людям, которые находились между молотом и наковальней» (из беседы митрополита Антония «Почему я принадлежу к Русской православной церкви».

8. В годы Второй мировой войны Андрей Блум был врачом и активным участником французского Сопротивления.

Будущий владыка активно помогал раненым из рядов Сопротивления. Многих членов Сопротивления он спас от принудительных работ в Германии, выписав им ложные справки о заболевании туберкулёзом. 

Андрей Блум, 1944 год. Фото: Фонд «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского»

«У нас был знакомый старый французский врач, ещё довоенного изделия, который уже был членом французского медицинского Сопротивления, и он меня завербовал. Заключалось это в том, что ты числился в Сопротивлении, и если кого-нибудь из Сопротивления ранили, или нужны были лекарства, или надо было кого-то посетить, то посылали к одному из этих врачей, а не просто к кому попало. Были ячейки, приготовленные на момент освобождения Парижа, куда каждый врач был заранее приписан, чтобы, когда будет восстание, каждый знал, куда ему идти. Но я в свою ячейку так и не попал, потому что за полтора-два года до восстания меня завербовало французское «пассивное Сопротивление» и я занимался мелкой хирургией в подвальном помещении госпиталя Отель-Дьё, и поэтому, когда началось восстание, я пошёл туда – там было гораздо больше работы, там я был нужнее. Кроме того, очень было важно, чтобы там были люди, которые могли законно требовать новых припасов лекарств и новых инструментов, чтобы их переправлять: к нам приходили из этих ячеек, а мы им передавали казённые инструменты, иначе им невозможно было бы получить их в таком количестве. Одно время французская полиция поручила мне заведовать машиной “скорой помощи” во время бомбёжек, и это давало возможность перевозить куда надо нужных Сопротивлению людей.

А ещё я работал в больнице Брока, и немцы решили, что отделение, где я работал, будет служить отделением экспертизы, и к нам посылали людей, которых они хотели отправлять на принудительные работы в Германию. А немцы страшно боялись заразных болезней, поэтому мы выработали целую систему, чтобы, когда делались рентгеновские снимки, на них отпечатывались бы какие-нибудь туберкулёзные признаки. Это было очень просто: мы их просто рисовали. Все, кто там работал, работали вместе, иначе было невозможно, – сестра милосердия, другая сестра милосердия, один врач, я, мы ставили “больного”, осматривали его на рентгене, рисовали на стекле то, что нужно было, потом ставили пленку и снимали, и получалось, что у него есть всё, что нужно. Но это, конечно, длилось не так долго, нельзя было без конца это делать, нужно было уходить. Мы ведь никого не пропускали: если не туберкулёз, то что-нибудь другое, но мы никого не пропустили за год с лишним. Ну, объясняли, что, знаете, такое время: недоедание, молодёжь некрепкая…» (из автобиографии митрополита Антония от 1973 года).

9. Пост патриаршего экзарха Западной Европы митрополит Антоний потерял из-за того, что выступил в поддержку писателя Александра Солженицына

12 февраля 1974 года Александр Солженицын был арестован, обвинён в измене Родине и лишён советского гражданства. 13 февраля он был выслан из СССР в ФРГ. Вслед за тем 16 февраля в газете «Правда» вышла заметка митрополита Крутицкого и Коломенского с заголовком «Отщепенцу – презрение народа».

7 марта 1974 года в газете Times был опубликован комментарий владыки Антония к заявлению митрополита Серафима. В нём владыка отказался считать Солженицына предателем своей страны:

«Как Глава Русской православной церкви Московского патриархата в Западной и Северной Европе, я хочу, от моего имени и от имени моего клира и верующих решительно отмежеваться от суждений о Солженицыне в письме Митрополита Серафима Крутицкого и Коломенского (от 1 марта). Митрополит Серафим говорит от себя лично и тех введённых в заблуждение людей в Советском Союзе, кто принимает его сторону.

Солженицын не только не предатель собственной страны; в своей бесстрашной борьбе за человеческое достоинство, правду и свободу он показывает глубокую и действенную, “даже до смерти”, любовь к России. Именно преданность своей стране и народу помогает ему выстоять среди клеветы, оскорблений и мести. Ибо он верит, что страна, которая не способна прямо посмотреть в лицо своему недавнему прошлому, не может решить своих проблем в настоящем и будущем.

Антоний Сурожский, Женева, 1973 год. Фото: Фонд «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского»

В этой любви и устремлённости он не одинок и в России, и за её пределами.

Искренне Ваш, митрополит Антоний Сурожский, Экзарх Патриарха Московского и всея Руси в Западной Европе».

Вскоре после публикации комментария митрополит Антоний был уволен с поста патриаршего экзарха Западной Европы по собственному желанию (его место занял митрополит Никодим (Ротов)). Точные обстоятельства увольнения до сих пор неизвестны. Согласно опубликованной переписке архиепископа Василия (Кривошеина), причиной мог стать длительный конфликт митрополита Антония с руководством Патриархии:

«В Патриархии очень недовольны митр<ополитом> Антонием (Блумом) за то, что он подал в отставку сразу после своего выступления в пользу Солженицына. Они усматривают в этом не то хитрость (поставить Патриархию в невозможность принять отставку, дабы не создавать впечатление, что его увольняют за его выступление), не то желание уйти с шумом, как “жертва преследования”.

Я много сам об этом думал и сейчас склонен считать, что такие суждения о митр<ополите> Антонии несправедливы. У него было много трудностей с Патриархией (например, в том, что он совершенно забросил Париж), в другом, в том, в чём он прав (когда в угоду Ватикану у него отняли православные итальянские приходы), в общем Вл<адыка> Антоний был на Патриархию обижен, здоровье его было действительно плохое, а выступление митр<ополита> Серафима оказалось той каплей, которая переполнила чашу, и он подал в отставку. Это он давно предполагал сделать, но всё откладывал. Напрасно!» (из письма архиепископа Василия К.А. Кривошеину от 4 мая 1974 года).

10. Во время патриарших выборов 1990 года митрополит Антоний был одним из кандидатов на патриарший престол. Он вполне мог стать предстоятелем РПЦ. 

После смерти патриарха Пимена в июне 1990 года состоялся Поместный собор, на котором были организованы выборы нового патриарха. Митрополит Антоний был выдвинут в качестве кандидата, однако его кандидатура была отведена по требованию митрополита Филарета (Денисенко; нынешний глава раскольнического «Киевского патриархата»), председательствующего на соборе. Денисенко сослался на Устав РПЦ, согласно которому кандидат в патриархи должен иметь гражданство СССР. 

В дальнейшем митрополит Антоний стал председателем Счётной комиссии на соборе, а по результатам голосования патриархом стал митрополит Алексий (Ридигер). Владыка Антоний приветствовал его избрание в интервью «Журналу Московской патриархии» и признал, что выборы были честными и конкурентными:

«Мне кажется, что выбор, который мы сделали, правильный. Новоизбранный Патриарх Алексий II представляется мне человеком достойным, вдумчивым, умным, культурным, внутренне твёрдым, устойчивым, способным понимать происходящее.

Собор несколько раз поднимал вопрос об избрании на патриарший престол иностранного гражданина. Я считаю, что на Поместный собор этот вопрос выносить было не нужно, не договорившись по этому поводу предварительно с государством. В противном случае мы бы поставили судьбу соборного решения в зависимость от его воли»(ЖМП. 1990. № 10. С. 15)