Итоги церковного года, как правило, подводят по обычному календарю, а не по церковному, который начинается 14 сентября и не соответствует сегодня никаким реальным системам отсчётов.
Не представляется возможным подводить итоги жизни церкви и по журналам заседаний Синода РПЦ, последнее из которых прошло 26 декабря. Синод решает вопросы аппаратные, политические, кадровые, дипломатические, канцелярские, важные, очень важные и прочие – дотянуться через них до подлинной жизни церкви за редчайшим исключением невозможно. Боюсь, и сам Синод такой задачи не ставит. Об этом ярко свидетельствует, например, то что на первом месте всё время ставится украинский вопрос (теперь он уже всеевропейский, восточно-азиатский и даже африканский), который сегодня трудно признать вопросом первостепенным, а все предлагаемые пути его решения, включая собрание представителей всех мировых православных церквей, хоть сколько-то реальными и действенными.
Почему украинские православные проблемы сводятся в основном к тому, сколько епископов-священников-храмов перешли из УПЦ МП в ПЦУ, все там клирики настоящие или нет, сколько отнято недвижимого имущества и кто правее по гражданским законам и церковным канонам? Всё это болезненно со стороны социальной, внутри- и внешнеполитической, экономической, межнациональной и национальной украинской и русской. Но самое главное, единое на потребу – евангельское призвание украинской церкви или церквей – совершенно не обсуждается ни в СМИ, ни в Синодах. Здесь все самые горячие проблемы христианской жизни никогда не в фокусе.
Не в фокусе и проблема мира и любви между христианами. Мира, а не торжества канонов, или исторической правды, или какой-нибудь правды имущественной. Неужели так наивны седобородые митрополиты, чтобы думать, что это примирение, а тем более восстановление любви совершится на каком-то всеправославном высоком форуме, куда все привезут свои весомые аргументы? Тот, от Кого, как считается, они ведут через апостолов преемство, предлагал мириться до суда, если не хочешь проиграть всё «до последнего кодранта». И этот евангельский способ решения споров между христианами никто пока не отменил. Если в него сегодня почему-то не верит священноначалие, то должны верить простые христиане и идти навстречу друг другу. Кто помешает нам ходить в гости, вместе молиться, пить чай и читать Писание, каяться за происходящее разделение и благодарить Бога? Это можно делать, не нарушая никаких запретов и даже не говоря о них. Но пока не слышно, как разведённые по разным юрисдикциям внешними силами и внутренними противоречиями христиане на Украине мирятся. Не верю, что этого нет. Но, скорее всего, этого очень мало, да ещё и никому не интересно, особенно синодальным информотделам, которые только углубляют раздор.
Мировое православие в этом году ещё глубже входит в кризис. Противостояние Московского и Константинопольского патриархатов, зовущих все остальные поместные православные церкви каждый под свои знамёна, – лишь одно из внешних выражений этого кризиса. Уврачевать его политическими методами, как видим, не получается и вряд ли получится. 2019 год показывает, что Православная церковь становится всё менее самостоятельным политическим игроком и всё более картой в чьей-то колоде. На Украине «в отбой» ушёл целый Киевский патриархат, в Екатеринбурге в битве храма со сквером победил сквер, за который при удачно срежиссированном нажиме толпы встали все этажи власти.
Всё это показывает, что православие слишком отвлеклось от своего призвания, которое, конечно, не в том, чтобы быть «духовной опорой» земной власти, не в том, чтобы хранить старину, заниматься социальной работой или всех учить жизни и добронравию, тем более когда не просят. Настоящее призвание Церкви апостол Павел определил совсем просто – как «дело веры и труд любви». То есть наше дело – верить во Христа и насколько возможно постараться делиться этой удивительной верой, которая, несмотря на все немощи и несовершенства, даёт человеку свободу открыться Богу и стать доверчивым и доброжелательным к другим людям, какие бы риски это ни сулило.
Но несколько перспективных шагов в этом направлении было сделано.
Нельзя не вспомнить открытое письмо священников в защиту заключённых по «московскому делу». После обращения отцов Глеба Якунина и Николая Эшлимана в 1965 году это едва ли не первая коллективная попытка священников в РПЦ заговорить с властью по совести и поверх голов священноначалия. Оно напомнило, хотя и весьма отдалённо, служение печалования в первые столетия христианства на Руси, когда епископы или игумены монастырей заступались за гонимых людей и даже за преступников. Плодов открытое письмо (инициированное, кстати, клириком из Западной Европы, которому ни церковная, ни светская российская власть не страшны) почти не принесло: репрессий всерьёз не остановило, никакого православного движения за правду и милость не собрало, для кого-то из подписантов стало пиаром, для многих неименитых и честных батюшек закончилось нагоняем от церковного начальства. Чего больше принесло это письмо – доброго или недоброго, – разобраться трудно, но кому-то из священников оно дало возможность распрямиться, стать хоть на мгновение заступником за обиженных, победить страх перед церковным начальством и властью.
Перспективным событием может стать произошедшее минувшей осенью присоединение к РПЦ Архиепископии православных русских церквей в Западной Европе – части Русской церкви, оказавшейся на чужбине в результате большевистского погрома столетней давности. Хорошо, что это присоединение было свободным и в РПЦ вошли те, кто хотел, а кто не хотел, не вошли. Церковно оправданным это присоединение станет, если Русская церковь получит от Архиепископии прививку Поместного собора 1917–1918 годов – бо́льшую ответственностью мирян за жизнь своего прихода и епархии, выборность клира и епископа, молитву на национальных языках, умение жить без опоры на светскую власть.
Ещё одним значительным событием стал недавний доклад патриарха Кирилла на епархиальном собрании Москвы. Увещание к пастырям не пугать людей и не вмешиваться бесцеремонно в их жизнь или что «исповедь должна служить исключительно делу примирения согрешившего человека с Богом и недопустимо делать её средством дознания или надзора» можно было бы считать общими словами, но всё это весьма актуальные проблемы русского православия. Актуальнее только перевод богослужения на русский язык. И тут патриарх тоже подал сигнал, сказав, что нужно совершать усилие для понимания богослужения. Даже привёл известные слова святителя Феофана Затворника: «наши богослужебные песнопения все назидательны, глубокомысленны и возвышенны. В них вся наука богословская, и всё нравоучение христианское, и все утешения, и все устрашения. Внимающий им может обойтись без всяких других учительных христианских книг». Почему-то самые принципиальные слова из этой фразы святителя Феофана патриарх пропустил, но мы их приведём: «Есть вещь крайне нужная. Разумею новый упрощённый и уяснённый перевод церковных богослужебных книг». Завершается оригинальная цитата словами, что отсутствие перевода «лишает наши церковные книги плода, который они могли бы производить, и не даёт им послужить тем целям, для коих они назначены и имеются. Вследствие сего новый перевод богослужебных книг неотложно необходим. Ныне-завтра надобно же к нему приступить, если не хотим нести укора за эту неисправность и быть причиною вреда, который от сего происходит».
Знание своей веры, понимание богослужения для полноценного участия в нём – этот сигнал звучит в 2019 году от команды патриарха уже третий раз. Сначала управделами Московской патриархии тверской митрополит Савва благословил в одном из храмов епархии постоянно служить литургию по-русски, что до сих пор и происходит, затем литургию на русском языке служил пресс-секретарь патриарха священник Александр Волков. Хотя подается это пугливо до неловкости. Председатель Синодального отдела по отношениям церкви с обществом и СМИ Владимир Легойда после выступления патриарха журит журналистов, которые, «не разобравшись в вопросе как следует, поспешили написать, что патриарх допустил (или даже предложил) совершать богослужения на русском языке». На такие заявления впору воскликнуть: «О ужас! разве мог святейший допустить русскую молитву для русских людей на русской земле!». И все же это ещё одна попытка одолеть многолетнее непризнание и даже гонение на русский язык в Русской церкви и гонение на православное богослужение, скрываемое священноначалием за невнятным, непонятным, устаревшим языком.
Теперь, стараясь, насколько это возможно, принимать во внимание все исторические, социальные, политические и ситуационные особенности 2019 года, хочу сказать о том, что важного церковь не сделала в общественном поле. Все до одного понимают, что фото первых лиц в детском хосписе – один из плохих видов пиара, не лучше, чем освящение оружия. А вот громкое и всенародное выступление тех же первых лиц против юбилея Сталина, случись таковое, помогло бы в исцелении и народной боли, и народной совести. И для многих восстановило бы доброе имя Русской церкви, не только вынужденно славившей этого людоеда устами некоторых своих иерархов, но и намного более всех общественных институтов от него пострадавшей. Возвысь церковь свой голос против позорного чествования – это стало бы и заступничеством за русский народ, также пострадавший от коммунистов более всех народов бывшей Российской империи.
Этот год показал, что нашей церкви пришло время увидеть своё будущее более реалистично, задуматься о том, что всерьёз способно изменить духовную обстановку и в ней самой, и в стране. Сейчас почти все по-настоящему христианские тренды принадлежат в РФ уже не православию, и вернуть их в церковь будет не так просто. Да и те, кто является их источником и движителем, редко смотрят в сторону РПЦ. Слова «совесть», «правда», не говоря уже о «любви» и «свободе», и слова «церковь», «православие» сегодня для подавляющего большинства людей принадлежат разным «семантическим облакам».
Борьбу за правду относят в нашей стране, например, к правозащитнице Людмиле Алексеевой или журналисту Ивану Голунову, смело говорящему о тех, кто нагло наживается на человеческом горе – о похоронной мафии. Бескорыстное милосердие в первую очередь ассоциируется не с церковью, а с волонтёрами из благотворительных организаций и хосписов, с доктором Лизой и Нютой Федермессер и бесчисленными жертвователями, которые подчас отделяют на дело своей совести больше, чем положенную по христианской заповеди десятину, которую в церкви не отделяет почти никто. Восстановление истории России, исторических названий улиц и городов, исторических зданий свяжут скорее с деятельностью историка Кирилла Александрова или Андрея Кочеткова и его «Том Сойер Фестом». И даже если среди этих людей будут православные (а они там есть), к церкви и православию их дел никто не отнесёт.
Замечу, что в России слова «возлюби ближнего своего, как самого себя», не одну тысячу раз прозвучавшие в этом году в православных храмах, наконец вызвали небывалый отклик, как и слова про свободу и ответственность. Я видел, что они снова принесли вдохновение и радость, и жажду правды, и любви, и свободы. Только произнесены они, как все прекрасно помнят, были не с церковного амвона, а на суде – двадцатидвухлетним Егором Жуковым. Там была другая акустика, потому что эти слова чего-то да стоили говорящему. И настоящий христианский символ веры прозвучал тогда же на простом человеческом языке. Было сказано главное, что в основании христианства – «история про человека, который решился взвалить страдания всего мира на свои плечи». И верно сказано о главном знаке христианства – кресте: «смирившись с неизбежностью страдания, всё равно взвали свой крест на плечи и следуй за своей мечтой. Потому что иначе всё станет только хуже. Стань примером. Стань тем, на кого можно положиться».
Почему Русская церковь не откликнулась на эти слова? Испугало, что они поперёк власти? Или что в церковь людей влечёт не стремление взять крест и послужить за свой счёт Богу и людям, а возможность обратить к небесам свои бесконечные нужды? Даже богослужение, специально посвящённое благодарению, так и названное «Благодарение» – по гречески Евхаристия – так нашпиговано всякими прошениями, что из молящихся почти никто не знает, ни где там собственно слова благодарности Богу, ни что Бога там благодарят не за исполнение всех желаний, а за Христа, открывшего каждому парадоксальную возможность «взвалить свой крест» и быть счастливым Его счастьем.
Вывод из всего происходящего напрашивается драматический, но не безнадежный. У церкви не так много шансов вернуть свои оброненные сокровища. На «торжище мира», где больше недвижимости и денег сегодня ценят идеи и смыслы, евангельские жемчужины подобраны разными людьми, которым современная церковь уже не очень интересна. Просто «по-человечески», вне веры и без Бога, этот жемчуг невозможно сберечь, он превратится в черепки, но и Русская церковь вскоре придёт в полное запустение, если внутри неё не появятся свои движения обновления, состоящие из людей, любящих эту церковь, в которую их привела судьба. Они должны быть не связаны политическими и экономическими обязательствами с государственной и церковной властью, увязшей в материальных и моральных «кредитах» перед сильными мира сего. И главное – новые христиане Русской православной церкви должны попытаться исполнить то, о чём говорил Христос: обнаружить и явить новое дружество, «любовь между собой», то, что в наше время без Бога и Церкви не удаётся и не удастся никому, даже самым добрым и свободолюбивым. Хочется закончить свои итоги словами преподобномученицы Марии (Скобцовой), звучащими как пророчество и великая надежда: «Через сто лет будет существовать некий орден или братство, во всяком случае некий подлинно живой организм, некая подлинная соборность, церковное тело, Тело Христово. Глава этого Тела будет Христос, в этом смысле оно будет настоящей малой церковью, составляющей органическую часть единой вселенской православной церкви. Этот организм будет заключать в своих недрах живое, любящее, сострадающее и сорадующееся сердце, – внутреннюю группу идеологически, духовно и братски объединённых людей. Они будут своей соборной напряжённой жизнью, своей любовью, своим идеологическим единомыслием и жаждой практической активности питать и объединять весь организм, с которым будут находиться в самой нерасторжимой и подлинной связи… Всё это не фантазия, потому что это единственный вывод и из Евангелия, и из настоящих начал православия. Всё остальное – уступка миру сему, его злободневности и относительности. Если же мы на эту уступку идём, то это значит, что слаба наша вера, что мы не принимаем безумия креста, а подменяем его благоразумием тупого человеческого разума».